Анник Кожан - Наложницы. Гарем Каддафи
Не говоря уже о репрессиях со стороны родственников-мужчин, чья честь была затронута. Или со стороны повстанцев и родственников «жертв» революции, жаждущих мести. Со стороны солдат Каддафи, с которыми они, возможно, жили вместе в Баб-аль-Азизии и которые, естественно, боятся их признаний.
Заговорила только одна женщина — в апреле 2011 года, в разгар сражений. Официально. И о своем собственном руководителе. Бывшая телохранительница Каддафи, женщина пятидесяти двух лет, в больших очках и опоясанная революционным флагом, появилась на телевидении Бенгази, чтобы рассказать о несчастье женщин, которые в семидесятые годы, как и она, совершили ошибку, вступив в революционный отряд, веря в искренность Вождя, и о том, как многие годы он глумился над ними и насиловал их. Чем дольше она говорила в камеру, тем выше был ее тон, она заслонила собой весь экран, умоляя приверженцев Каддафи наконец раскрыть глаза и призывая ливийцев, арабов и весь мир отомстить за изнасилованных женщин. Ее появление на телевидении в самый разгар войны ввергло публику в шок. Впервые кто-то приоткрыл завесу над реальной жизнью «амазонок». Кто-то произнес слово «изнасилование» и ткнул пальцем в самого диктатора. «Долой маскарад! — приказала она государственному строю. — Хватит лицемерить! Народ Ливии, проснись!» Потом она исчезла.
Я смогла с ней встретиться только в апреле 2012 года. Она по-прежнему была настроена воинственно и поделилась со мной несколькими фрагментами своей искалеченной жизни. Угрозы смерти, которые последовали за ее появлением на телевидении, принудили ее бежать в Египет, где она передавала все, о чем знала, ливийским повстанцам и НАТО. На ее жизнь посягали, но ничто не могло ее остановить. Она попросилась на фронт и с оружием в руках защищала Сирт до последней битвы.
— Именно там я чувствовала себя в наибольшей безопасности.
Это не сделало из нее героиню. Вовсе нет. Скандал с признаниями на телевидении спровоцировал в ее семье подземный толчок; братья, задетые ее позором и бесчестием, вынуждены были продать дом. Она сама стала объектом угроз. Совсем недавно ей пришло сообщение: «Твое имя в черном списке. Тебя скоро убьют. Аллах, Муаммар, Ливия».
Еще одна горстка запуганных женщин согласились доверить мне свою правду. С некоторыми я встречалась сама. Другие не могли признаться и выдержать взгляд иностранки, раскрыть истории, которыми еще никогда не делились со своими близкими, и поэтому они поведали их одной ливийской женщине, которая поддерживала мой проект и выступала от моего имени, убеждая женщин в значимости сюжета моей книги. Было выдвинуто обязательное условие: их имена останутся в тайне. И я не выдам никаких деталей, которые помогут их идентифицировать:
— Я бы сразу себя убила, — сказала одна женщина, — если бы знала, что однажды мой муж и дети смогут раскрыть мое прошлое.
Я уверена, что она так и сделала бы.
Итак, вот их истории. То, что они мне рассказали. Без связей между ними, без переходов. Необработанный материал, который, увы, не дойдет до трибунала.
Либия
Появившуюся на телевидении женщину мне почему-то хочется назвать Либией. Конечно, это не ее настоящее имя. Но выдать его — значит обречь ее на суицид, а она хочет надеяться, что будет жить в освобожденной от ярма Каддафи стране. Около тридцати лет она прожила рядом с диктатором.
— Жизнь! — сдержанно сказала она. — Моя жизнь. Искалечена.
Она еще училась в бенгазийском лицее, когда молодые девушки, военнослужащие, немного старше ее, настояли на том, чтобы она вступила в Революционный Комитет. Это случилось в конце семидесятых, совсем недавно появилась третья глава «Зеленой книги» Полковника, где был сделан акцент на роли и правах женщин в ливийском обществе, и повсюду звучали пропагандистские речи, призывающие девушек «освободиться от своих цепей». Все они должны служить революции, стать лучшими союзницами своего лидера. Кооптация[14] в Революционный Комитет была представлена как привилегия, путь к элите страны, и это прельстило Либию, хотя ее родители выражали некоторое сомнение. В любом случае, у них совсем не было выбора.
— Отказ привел бы их в тюрьму.
Проходят многочисленные собрания, звучат пламенные речи, иногда появляется Каддафи и возбуждает энтузиазм девушек, готовых на все ради того, кто обращался к ним как пророк. Намечается десятая годовщина его революции, он хочет организовать в Бенгази грандиозное празднование, на котором будут присутствовать главы многих государств. Вооруженные женщины докажут, что они являются грозным «гвоздем программы» прекраснейшей революции.
Либия бросает школу, быстро вступает в Комитет, учится маршировать и стрелять из ракетного оружия. Она считает, что Каддафи поступил правильно, сделав ставку на женщин и обучив их нарушать табу, даже если при этом им приходилось порывать с родителями. К дьяволу гнет традиций! Да здравствует свобода! И она счастлива из-за того, что больше не спит в родительском доме, а живет вместе со своими подругами в учебном центре.
Вечером 1 сентября 1979 года, в день великого парада, транслировавшегося по всем телеканалам, их предупреждают, что Полковник хочет их поприветствовать лично. Стайка восхищенных девушек приходит в его резиденцию, где он ведет себя очаровательно и мило, а потом удаляется в свои апартаменты. Женщины-военнослужащие, которые окружали маленькую группу, просят одну из них, пятнадцатилетнюю, присоединиться к нему. Они одевают ее в традиционную одежду, дают советы, как польстить ему, прославляя революцию. Девушка входит в апартаменты, полная ликования. Выходит в прострации, с кровью между ног. Группа молодых девушек повержена в шок.
Жизнь идет своим чередом. Либия возвращается в семью, но перестает быть прилежной ученицей и все чаще, охваченная тревогой, участвует в собраниях Комитета, куда ее сопровождают женщины-военнослужащие, крайне активные в университете, которые все прошли через постель Вождя. В течение месяцев многих ее подруг одну за другой вызывали к Каддафи в Триполи, Сирт или Мисурату. За ними приезжал шофер. Иногда подавали самолет. И то, что они рассказывали Либии по возвращении, погружало ее в отчаяние. Но что делать? Как убежать? Ее очередь настала через полгода после 1 сентября, во время очередного визита Вождя в Бенгази. Вечером за ней приезжают женщины-военнослужащие, отвозят в его резиденцию, полностью ее раздевают и заталкивают в его комнату, не обращая внимания на слезы и уговоры:
— Мама убьет меня! Сжальтесь!
Он ожидает ее в шелковом халате, молча насилует ее, потом выгоняет, похлопав по попке:
