Эдуард Хруцкий - Истина
Они простились у маленького дома, где Лена снимала комнату, договорившись встретиться в два часа у кафе «Таллин».
***Кабинет у Валеры Данилевского был небольшой, но все-таки это был кабинет со всеми присущими ему аксессуарами: сейфом, телевизором, столом для совещаний, оперативной картой города, закрытой шторами, и, конечно, кофеваркой. Городское управление внутренних дел уже несколько лет жило в новом удобном доме, построенном специально для него.
— Ты что, не выспался? — внимательно посмотрел на Олега Данилевский.
— С чего ты взял?
— Я все же сварю кофе.
— Это, конечно, хорошо, но как с моим делом?
Валера взглянул на часы и ответил:
— Через десять минут.
Зазвенел телефон.
— Данилевский. Так… Интересно… Спасибо, я позвоню.
Валера положил трубку и хитро посмотрел на Наумова.
— У нас, Олежечка, город маленький, все новости становятся известны стремительно.
— Ты о чем? — не понял Наумов.
— О твоих ночных прогулках с Леной Анохиной.
Олег растерянно посмотрел на него.
— Не делай такого непонимающего лица. Нам все известно. Не буду мучить, звонила жена, о тебе наводили справки.
— То есть?
— Ну не справки, а говорили, какой ты прекрасный. Учти, Леночка — барышня серьезная. Ей уже двадцать восемь. Танцует в ансамбле и заочно учится в ГИТИСе. Она тверда, и этот человек отведет тебя к алтарю. Да не красней ты, одобряю от души.
— Разрешите, Валерий Григорьевич? — в комнату вошел незнакомый Олегу сотрудник.
— Это ему. Знакомьтесь, наш гость из Москвы майор Наумов, а это старший лейтенант Леус.
— Товарищ майор, наш бывший сотрудник работает в отделе кадров горсовета ДОСААФ, он вызвал Александрова, и тот написал объяснительную. Действительно, он в интересующий вас день летал в Москву. Корешки билетов я приложил. Рейс 2107 отбывает из Таллина в 8.20.
— А когда убили Бурмина? — спросил Данилевский.
— Между шестью и семью.
— Мимо, — вздохнул Валера.
— А зачем он летал, известно? — спросил Наумов.
Последняя зыбкая ниточка лопнула.
— Жена с ним развелась. Запрещает видеть дочь. Его мать возила дочку в аэропорт на свидание с отцом. Я говорил по телефону с матерью, подтверждает. Кроме того, в аэропорт его подвозил шофер Карл Гаспль, показания его у меня.
— Ну, что ж, слава богу, что Александров оказался непричастным, — сказал Олег.
— Ты рад этому? — усмехнулся Данилевский.
— Да, — твердо ответил Олег.
— Что теперь?
— Хочу увидеть Александрова.
— Он будет на работе после шестнадцати, — доложил Леус.
— Ты пока иди поспи, — засмеялся Валера, — а в шестнадцать у тира встретимся.
— А где тир?
— Да у вокзала, помнишь, мы там стреляли?
— Ты можешь меня разбудить в тринадцать?
— Могу. Свидание?
Наумов радостно кивнул головой.
Уже в дверях Олег спросил Леуса:
— Как себя ведет Александров?
— Хорошо. Заведует тиром. Неделю назад начал тренироваться, будет выступать за сборную города.
— Ничего за ним не замечали?
— В конце мая, а точнее 29 мая, избил в тире гражданина Захарко, прилетевшего из Москвы.
— Наказали?
— Нет. Пострадавший скрылся с места происшествия.
— Понятно. Как говорят наши клиенты — нет вещей, нет кражи. Валера, закажи мне билет на вечерний рейс.
— Быстро ты.
— Дела.
А потом были два часа, не связанные со службой. Они с Леной пили кофе и обедали в «Монди баре». Сидели в душноватой темноте. Горели на столиках крохотные светильники. Шкуры на стенах ассоциировались с охотничьими забавами, неслышно сновал официант. И им казалось, что они плывут через время. Не было вчера, есть только сегодня, и должно быть завтра.
Потом Лена проводила его к тиру.
— Приедешь в аэропорт? — спросил Олег.
— Конечно. А ты?
Через три дня она возвращалась в Москву.
— А я там ждать буду.
— Ну иди.
— Пошел.
В тире слышались негромкие хлопки пневматического ружья. Стреляли Леус и Валера.
— А вот и наш друг, — сказал Данилевский, — знакомьтесь — Юрий Гаврилович.
Олег осмотрелся. Обычный тир, каких много. На стенах плакаты добровольного общества, мишени с облупленной краской, вытертый локтями прилавок. Только хозяин был здесь необычный. Высокий, лицо словно из камня вырублено, на кожаной куртке знак «Заслуженный мастер спорта».
— Я майор милиции Наумов. Юрий Гаврилович, зачем у вас был Захарко?
Александров повертел в руках духовое ружье, положил на прилавок.
— Мне скрывать нечего.
Говорил он как-то странно, словно зубов не разжимал.
— Он пришел, издевался надо мной, предлагал всякие мерзости.
— Какие именно?
— Цех здесь какой-то организовать. Ну я и ударил. А что, он подал на меня в суд?
— Нет. Вы знали Бурмина?
— Нет. Фамилию где-то встречал. Кажется, в газете.
— Захарко ее вам не называл?
Александров посмотрел на Наумова, потом переложил ружье на край прилавка.
— Нет. Он вообще здесь разговаривал мало.
Олег поверил, принимая во внимание руку Александрова. Видимо, ладонь, сжатая в кулак, была ничуть не меньше боксерской перчатки.
— Значит, вы не согласились с предложениями Захарко?
— Вопрос чисто риторический. Последствия встречи являются ответом на него. Я вам так скажу, майор. Я где-то даже рад, что все так случилось. Прежний Александров остался в зале суда. А в Таллин приехал иной. Конечно, смешно говорить, но все происшедшее провело четкую грань. По ту сторону осталось все ненужное, наносное, а здесь я начинаю жить по-новой. Только дочку жалко.
Олег не успел ответить, в тир вошел человек лет шестидесяти, седой, поджарый, с сухим, аскетическим лицом.
— Добрый день, — вежливо поздоровался он и положил на стойку два рубля.
Александров отсчитал пули.
Человек раскрыл портфель, вынул пневматический пистолет из тех, что когда-то давно продавались в спортивных магазинах. Зарядил.
Стрелял он не целясь. Просто быстро вскидывал руку и нажимал на спуск. Тукали выстрелы, с жестяным звоном падали мишени. Потом он сбил шарик, пляшущий в струе воды, потом разбил висящие спички.
Олег с интересом смотрел на этого человека. Как только он поднял оружие, лицо его помолодело, а глаза стали острыми, как кинжал, но вместе с тем в них жило странное ощущение отрешенности от сегодняшнего дня.
Словно они видели что-то доступное только им. Странное лицо было у этого человека, очень странное.
Наумов повернулся к Данилевскому, ему хотелось высказать восхищение умением стрелка, и увидел, как у Валеры сжались губы, глаза словно для стрельбы прищурились, резко обозначились скулы.
