Джоди Пиколт - Жестокие игры
— Разумеется, она поступает легкомысленно, — мягко сказала прокурор Лоретта Уинвуд преподобному Маршу. — Если бы она по отказывалась давать показания, я бы задумалась о движущих ею мотивах. Но сплошь и рядом несовершеннолетние потерпевшие не желают выступать в суде. Честно признаться, нерешительная потерпевшая на месте свидетеля — весомая улика в деле об изнасиловании.
— Но вы же слышали ее! Она уверяет, что все выдумала.
Лоретта дала священнику время успокоиться. Бедняга! Всего несколько дней назад он узнал, что у дочери шашни с учителем, а сегодня Кэтрин отрекается от очевидного. В такие моменты она понимала, почему прокуроров называют еще советниками юстиции.
— Преподобный Марш, вы ей верите?
— Моя дочь добрая христианка.
— Никто не спорит, но она либо лжет о любовной связи… либо лжет, открещиваясь от нее.
Марш сжал пальцами виски.
— Не знаю, миссис Уинвуд.
— Зачем Кэтрин выдумывать историю о несуществующей сексуальной связи?
— Незачем.
— Верно. А теперь предположим, что, как ни печально, у нее все же были отношения с мистером Сент-Брайдом. Зачем Кэтрин отрекаться от своих слов?
Марш закрыл глаза.
— Чтобы спасти его.
Лоретта кивнула.
— Одна из причин, по которым связь с несовершеннолетними считается противозаконной, заключается в том, что подростки моложе шестнадцати лет слишком доверчивы, ими легко манипулировать. История, которую рассказала ваша дочь… Я много повидала таких девочек, преподобный Марш. Они влюбляются и с гордостью рассказывают всему миру о своей любви. Но когда видят, что предмет их обожания увозит в наручниках полиция, тут же понимают, что раструбить всем об этой любви — не такая уж удачная мысль.
— Вы можете… заставить ее свидетельствовать в суде?
— Я могу силой усадить ее на место свидетеля, но если она не захочет говорить, то будет молчать. Именно поэтому огромное количество подобных дел так до суда и не доходит. — Она закрыла лежащую на столе папку. — Если Кэтрин заявит присяжным, что эта любовная связь всего лишь плод ее воображения, я не смогу обвинить ее в том, что это противоречит ее первоначальным показаниям. Мы располагаем некоторыми косвенными уликами… но они не такие веские, как показания самой Кэтрин. К сожалению, это означает, что Джека Сент-Брайда, скорее всего, оправдают… и в будущем он, вероятнее всего, соблазнит еще не одну несовершеннолетнюю.
Лицо Марша пошло пятнами.
— Гореть ему в аду!
В законе были слабые места. Даже если сейчас Кэтрин уверяет, что солгала относительно того, что имела сексуальные контакты с Сент-Брайдом, это не является неопровержимым доказательством его невиновности, а значит, о ее признании защите сообщать необязательно. Поэтому Мелтон Спригг понятия не имел, что Кэтрин отказывается свидетельствовать против его подзащитного.
— В аду ему самое место, — согласилась Лоретта. — Но нельзя ждать так долго, нужно срочно что-то предпринимать.
— Признать вину? — оторопел Джек. — Разве это не означает, что они испугались?
Адвокат покачал головой.
— Большую часть рассматриваемых в суде дел, где-то процентов десять, без вариантов выигрывает сторона обвинения, процентов десять — защита. Но основную массу, до восьмидесяти процентов, — ни те ни другие. Обвинение всегда предлагает пойти на сделку о признании вины, потому что не уверено, что добьется обвинительного приговора.
— Ну и где я, Мелтон? В тех десяти процентах без вариантов проигранных дел или в десяти процентах выигрышных?
— В вашем случае, Джек, пять процентов там и там, но девяносто — где-то посередине. В делах об изнасиловании чаще всего все сводится к слову обвиняемого против слова потерпевшего. Приговор, обвинительный или оправдательный, может зависеть от того, хорошо ли присяжные позавтракали.
— Я не буду признавать вину! — заявил Джек. — Не хочу признаваться в том, чего не совершал.
— Просто выслушайте меня, договорились? Потому что в мои обязанности входит разъяснить вам последствия сделки или отказа от нее. — Мелтон протянул ему факс. — Они готовы переквалифицировать обвинение в сексуальное домогательство. Восемь месяцев тюрьмы, никакого условно-досрочного освобождения. Это хорошее предложение, Джек.
— Это хорошее предложение для того, кто, черт побери, виновен! — воскликнул Джек. — Я и пальцем ее не трогал, Мелтон! Она врет.
— Вы уверены, что сможете убедить в этом двенадцать присяжных? Вы хотите сыграть в русскую рулетку?
Он поднял чашку Джека, взял из-под нее салфетку и провел посередине линию. Вверху с одной стороны он написал «за», с другой — «против».
— Давайте рассмотрим ситуацию, если вы предстанете перед судом. В лучшем случае вас оправдают. В худшем — осудят за преступление второй степени. Семь лет тюрьмы.
— Я думал, что наказание, предусмотренное по этой статье, от грех с половиной до семи лет.
— Только если освободят досрочно. Но чтобы получить условно-досрочное освобождение, необходимо пройти полный реабилитационный курс для насильников.
Джек пожал плечами.
— А это настолько трудно?
— Вы обязаны будете ежедневно проявлять готовность обсуждать мельчайшие подробности своего преступления, совершенного на сексуальной почве. А это означает, что вы должны чистосердечно признаться, что вас привлекают юные девушки.
— Какая чушь! — вскипел Джек.
— Только не для осужденного. В глазах комиссии по условно-досрочному освобождению вы совершили это преступление. Точка. И вас не выпустят досрочно, пока вы не пройдете реабилитационный курс.
Джек провел ногтем большого пальца по щербине на столе.
— А если признать вину, — выдавил он, — какие здесь «за»?
— Во-первых, отсидеть придется всего восемь месяцев. И все. Даже если вы каждую секунду будете кричать о своей невиновности, вас все равно выпустят через восемь месяцев. Во-вторых, вы будете отбывать срок в окружной тюрьме, на ферме. Будете работать на свежем воздухе. Тюрьма штата — совершенно другое дело. Отсидите свое и вернетесь к прежней жизни.
— Но в моем личном деле будет отметка о сроке.
— За мелкое правонарушение, — возразил Мелтон. — Через десять лет его аннулируют, как будто его и не было. А обвинение в изнасиловании — это пятно на всю жизнь.
К своему ужасу, Джек почувствовал, что в горле встал комок, на глаза навернулись слезы.
— Восемь месяцев! Это очень долго.
— Намного меньше, чем семь лет. — Когда Джек отвернулся, адвокат вздохнул. — Как бы там ни было, мне жаль вас.
