Гийом Мюссо - Я возвращаюсь за тобой
За свежую кровь он платил по полной — понятная ненависть бывшей жены, которая обвиняла его в том, что он разбил жизнь семьи, построенную на доверии, враждебность сыновей, насмешки некоторых друзей, которые сами хотели бы оказаться на его месте, но при этом упрекали за то, что он позволил себе попасть в сети этой южной чертовки.
Из всей семьи только дочь Селии продолжала регулярно видеться с ним. Она не одобряла его поступка, но, по крайней мере, и не осуждала. Селин, понимавшая сердечные порывы, возможность победы страсти над разумом. Селин, которую он обожал и которой в этот момент, возможно, уже больше нет в живых…
* * *Матильда открывает ему дверь. Она вся в слезах.
— Есть новости? — спрашивает он, задыхаясь.
— Я звонила в отель, но там не отвечают.
— А мобильный?
— У нее не трехдиапазонник.[43] Он не функционирует в США, но…
Матильда вновь ударяется в слезы.
— Что случилось? — кричит он.
— Мне позвонили родители Зоэ, ее коллеги…
— И что?
— …они говорят, что их дочь собиралась зайти к кузине, которая работает во Всемирном торговом центре…
Невероятно! Почему именно сегодня?
— …и они думают, что Селин была с ней…
Тома принимает удар. Венсан приходит к нему в гостиную вместе с Рафаэлем, старшим братом, который уже не живет здесь. В последний раз, когда он виделся со своими сыновьями, посыпались оскорбления, и дело чуть не дошло до драки. В этот вечер у них священный союз. Он обнимает своих детей, и они не отталкивают его. Ему хотелось бы взять все в свои руки, но он чувствует себя бессильным. Ничего не остается, только ждать. Часы идут, и они изнурительны. Телефон звонит каждые две минуты: родственники, друзья, все беспокоятся о Селин, не в Нью-Йорке ли она. А он отвечает всем очень сухо, упрекая, что они занимают телефон.
Телевизор работает постоянно, и они с тревогой следят за экраном, как будто весть о смерти Селин может дойти до них именно через этот канал. Говорят о нескольких тысячах погибших. Никто не знает, есть ли среди них французы, но разве могло их там не быть? Впервые звучат слова, которые станут актуальны на целое десятилетие: борьба с терроризмом, Бен Ладен, Аль-Каида…
Матильда и дети обессиленно сидят на диване. Они испытывают состояние опустошенности, которое то и дело сменяется вспышками гнева, они делятся своими опасениями и надеждами. Тома смотрит на них украдкой. Это так странно — передышка, ощущение «восстановления семьи». В последние несколько часов язвительность, порожденная их расставанием, исчезла. Остались только двое родителей, которые отдали бы все на свете, лишь бы их дочь осталась жива, да два брата, которые буквально сходят с ума от тревоги за сестру.
Почему всегда приходится дожидаться похорон, несчастного случая, известия о неизлечимой болезни, чтобы погасить войну?
* * *И вот в два часа ночи раздается звонок, на который уже никто не надеялся.
Он берет трубку. На другом конце провода еще не произнесли ни слова, а он уже знает, что это она — малышка Селин, та самая, которую он таскал на плечах, когда ей было три года, та самая, кого он провожал в школу или на танцы, та, которой он помогал выполнять домашние задания, та, кого он утешал, когда она печалилась.
Он включает громкую связь. Голос звучит в комнате, и это больше, чем облегчение, это — как если бы он узнал о рождении дочери во второй раз. Все хотят говорить, но ни у кого это не получается, потому что все обливаются слезами. Разговор, ведущийся с поста в консульстве, не может продолжаться вечно. Тогда все в едином порыве кричат одно и то же, и это похоже на смесь любви и жажды жизни, которая льется, словно поток: мы тебя любим, Селин. Мы тебя любим!
А потом, когда она вешает трубку, они остаются вчетвером, слившись в безмолвном объятье.
* * *Три часа ночи
Тома выходит к жене на веранду.
Она курит. Впервые за долгие годы.
— У меня всегда есть пачка, спрятанная на кухне, — поясняет она.
— На случай неблагоприятного стечения обстоятельств?
— На случай несчастья или счастья.
Он, в свою очередь, тоже прикуривает «Мальборо». Он тоже официально давно бросил, но этот вечер — не такой, как другие.
Он улыбается Матильде и осмеливается наконец-то встретиться с ней взглядом. Промытые слезами, ее глаза сверкают успокоенным блеском. Они курят молча. И чувствуют вкус вновь найденного контакта.
— Я поеду, — вдруг говорит он.
Берет куртку и идет к машине, припаркованной в конце аллеи, усыпанной гравием.
Оборачивается и делает легкий взмах рукой.
Она несколько секунд колеблется, а потом говорит:
— Будь осторожен на обратном пути.
* * *Манхэттен, тремя днями позже
Пятница, 14 сентября 2001 года
19 ч 50 мин
Итан заказывает кусок чизкейка и чайничек «Дарджилинга», потом садится на свое обычное место — за маленький мраморный столик в глубине зала.
Расположенное в самом центре Вест-сайда, кафе «Заварски» напоминает венское кафе начала XX века. Аккуратно состаренное оформление, стены, украшенные древними зеркалами, в которых отражаются копии работ Густава Климта. У пирога с орехами, у штруделя и у пончиков вкус прошлого. В середине зала скрипач наигрывает арии Моцарта, Паганини, Сен-Санса.
Итан наливает себе чашку чая и отпивает глоток, глядя в окно. Через три дня после апокалипсиса жизнь потихоньку восстанавливается. На улице, как и почти везде в городе, родственники пропавших без вести наклеили скотчем тысячи листовок, тысячи анонимных лиц, от которых нет никаких известий с утра вторника. Ниже, на юге, продолжает дотлевать огонь, распространяя резкий запах резины и горелого мяса. Пожарники безостановочно роются в развалинах, но больше никого не нашли аж со среды.
На другой стороне улицы, на небольшой стене люди разместили цветы, детские рисунки и свечи в память о пропавших без вести из этого квартала. Непрерывный поток прохожих останавливается перед этим импровизированным мемориалом, и на несколько минут люди с волнением задумываются о жертвах, которых они, скорее всего, никогда и не встречали до этого.
Итан достает из внутреннего кармана авторучку, чтобы записать в блокнот стихотворение Йейтса, которое он только что прочитал, — оно было приклеено на столбе около пешеходного перехода:
