Кейт Мортон - Когда рассеется туман
Меня уже начал охватывать сон, когда Нэнси прошептала:
— А теперь она снова в положении, заметила? В августе родит. Нам всем надо молиться за нее, слышишь? — благочестиво добавила она. — Особенно сейчас, Он перед Рождеством лучше слышит. Молись, чтобы Джемайма в этот раз принесла здорового ребенка. — Нэнси перекатилась на другой бок, стянув с меня одеяло. — Такого, чтобы не сошел в могилу от первой же царапины.
* * *Наступило и прошло Рождество, лорд Эшбери признал библиотеку вычищенной, и на следующее утро я, презрев холод, отправилась по поручению миссис Таунсенд в деревню. Леди Эшбери решила устроить новогодний праздник с целью собрать средства на комитет помощи бельгийским беженцам. Нэнси подслушала, что она носится с идеей заняться еще французами и португальцами.
Миссис Таунсенд решила, что для удачного обеда необходимы греческие сласти мистера Георгиаса. Не то, чтобы их продавали кому ни попадя, снисходительно добавила она, нет, только не в нынешние трудные времена. Мне надо будет подойти к прилавку и сказать, что я пришла за заказом от миссис Таунсенд из Ривертона.
Несмотря на ледяной холод, я обрадовалась возможности прогуляться. После нескончаемых праздников — сперва Рождество, теперь вот Новый Год — приятно было провести утро в одиночестве, вдали от бесконечного брюзжания Нэнси. После нескольких месяцев относительного спокойствия она вдруг снова решила взяться за меня всерьез: следила, критиковала, ворчала. Мне почему-то казалось, что меня готовят к каким-то переменам, только пока непонятно — каким.
Кроме того, у меня была своя тайная причина посетить деревню. Недавно вышел четвертый роман Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, и я договорилась с торговцем, что приду за ним. Я копила деньги целых полгода, книга станет первой в моей жизни настоящей покупкой. «Долина страха» — одно название чего стоит!
Торговец с женой и шестью детьми жил в сером каменном доме, стиснутом со всех сторон другими, точно такими же. Улица представляла собой ряд унылых зданий, приткнувшихся за железнодорожной станцией. В воздухе висел запах горящего угля, булыжники на мостовой почернели, а фонари покрылись слоем сажи. Я робко постучала в облезлую дверь. Подождала. Ребенок лет трех, в грязных ботинках и поношенном свитере, сидел рядом со мной на ступеньке, колотя палкой по водосточной трубе. Голые исцарапанные коленки посинели от холода.
Я постучала погромче. Наконец дверь отворилась, за ней стояла худая, как палка, беременная женщина. Фартук туго натянулся на огромном животе, на руках она держала младенца с красными, воспаленными глазами. Не говоря ни слова, женщина молча смотрела куда-то сквозь меня, пока я пыталась обрести дар речи.
— Здравствуйте, — сказала я наконец тоном, позаимствованным у Нэнси. — Меня зовут Грейс Ривз. Я к мистеру Джонсу.
Женщина молчала.
— Я покупательница. — Голос предательски дрогнул от неуверенности. — У вас ведь можно купить книжку?
В глазах женщины проснулся едва заметный интерес. Она поудобней перехватила ребенка и мотнула головой вглубь дома.
— Муж там, на заднем дворе.
Хозяйка посторонилась, и я протиснулась мимо нее, благо в этом крошечном доме невозможно было заблудиться. Сразу за дверью начиналась пропахшая кислым молоком кухня. Два оборванных малыша катали камешки по исцарапанному сосновому столу.
Старший ловко сбил камешек брата и поднял на меня круглые глаза — две луны на худеньком личике.
— Вы к папе?
Я кивнула.
— А он на улице, смазывает повозку.
Наверное, у меня был растерянный вид, потому что его короткий пальчик указал на маленькую дверцу около печи.
Я снова кивнула, пытаясь улыбаться.
— Скоро я тоже начну с ним работать, — объявил мальчик, возвращаясь к своему камешку и прицеливаясь вновь. — Когда мне будет восемь.
— Везет тебе… — с завистью протянул младший.
— Ну, кто-то же должен присматривать за домом, пока папы не будет, — пожал плечами старший. — А ты еще слишком маленький.
Я подошла к дверце и толкнула ее. Под увешанной пожелтевшим бельем веревкой склонился, осматривая колеса своей тележки, торговец.
— Развалюха чертова, — бурчал он.
Я кашлянула, он оглянулся и ударился головой о ручку повозки.
— Хлам!
Он сощурился на меня, попыхивая трубкой. Попытка еще раз изобразить Нэнси провалилась, и я постаралась выговорить хоть как-нибудь:
— Меня зовут Грейс. Я за книгой.
Тишина.
— Сэр Артур Конан До…
Торговец облокотился о тележку.
— Я вас узнал.
Он тяжело вздохнул, я почувствовала горячий, сладковатый запах табака. Вытер масляные руки о штаны и, рассматривая меня, сказал:
— Вот, чиню тележку, чтобы сын мог с ней управляться.
— Когда вы уходите? — спросила я.
Он поднял взгляд над бельевой веревкой, отягощенной желтоватыми, словно саваны привидений, простынями, к голубому небу.
— Через месяц. В морскую пехоту. С детства хотел увидеть океан.
Он так потерянно смотрел на меня, что я поспешно отвела глаза. В кухонном окне маячили, уставившись на нас, мальчики и женщина с ребенком. Через закопченное стекло они казались мутными отражениями в грязном пруду. Торговец поглядел туда же.
— В армии можно неплохо заработать, — сказал он. — Если повезет. — Он кинул тряпку и шагнул к дому. — Пойдемте, я отдам вам книгу.
Мы вернулись в крохотную комнату, потом он проводил меня наружу. Я старалась не глядеть по сторонам, чтобы не видеть маленьких истощенных лиц. Спускаясь с крыльца, я услышала голос старшего мальчика:
— А что купила эта леди, пап? Она мыло купила, да? От нее мылом пахло. Она ведь настоящая леди, да, пап?
Я пошла так быстро, как могла, стараясь не перейти на бег. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этого убогого жилища и несчастных детей, которые приняли меня, простую горничную, за настоящую леди.
Наконец я с облегчением повернула за угол и очутилась на Рэйлуэй-стрит, оставив позади тяжелый дух угля и бедности. Нет, я привыкла к трудностям — бывало, мы с мамой еле-еле сводили концы с концами — но тут вдруг поняла, что жизнь в Ривертоне изменила меня.
Сама того не заметив, я привыкла к его удобству, теплу, зажиточности и стала ожидать того же от других домов. Переходя улицу следом за повозкой молочника и чувствуя, как щеки пощипывает холод, я твердо решила, что никогда не потеряю заработанных благ. Не лишусь своего места, как это сделала мама.
Перед поворотом на Хай-стрит я нырнула под навес, образующий полутемную нишу перед блестящей черной дверью с медной табличкой. Дыхание вырывалось изо рта белым морозным паром, я вытащила из-под пальто свою драгоценную ношу и стянула перчатки.
