Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
– Ну что ты, Лютик! – Я как можно ласковее улыбнулся. – Ты же мой друг. А она – хорошая девушка.
– Стерва! – заключил Лютик, буравя меня щелочками.
– Тебе с ней жить, – я пожал плечами.
– Ты знаешь, Ростя, возможно, этот сериал – мой последний шанс. Мой старт или мой финиш. Я должен его снять. Должен. К тому же я не так молод, ты знаешь. Может, больше в моей жизни ничего уже не будет, так пусть будет она.
– Она будет только тогда, когда у тебя будет что-либо в жизни, – не выдержал я.
– Да, я знаю. Но сегодня… Понимаешь, сегодня все как-то удается. Абсолютно все! И съемки, и друзья, и даже костюмы, которые я могу покупать, не глядя. Все удается. Даже она. Пусть хотя бы на время останется только она, если уже ничего не будет.
– Останется ли, Лютик, останется ли, если ничего не будет. Заведи лучше собаку. Она останется навсегда.
– Уже заводил, – усмехнулся Лютик. – Было дело. Они рано умирают, Ростик, гораздо раньше, чем мы. В общем… Наверное, их гораздо больше жаль, чем все это. И съемки, и друзья… И костюмы… В общем, я решил лучше завести ее, Любашу, и думаю, что прав. А собаку нужно брать, когда есть семья. Вот я и подумал…
Лютик ушел, неслышно прикрыв за собой дверь. И вскоре я услышал звуки резко срывающегося с места автомобиля. И подумал, что он не прав. И дело не в собаке и не в Любаше. Дело в том, что он неправильно понимает счастье. Он его видит только в кино. Иллюзия не может быть счастьем.
После их ухода позвонила Вика. Не сказать, что я забыл о ее существовании, но все же звонок был неожиданным. Вика исчезла из поля зрения надолго, и я старался не думать, что мы с ней состоим в браке и нас ожидает развод. Хотелось, чтобы эти неприятности уладил Ростик, тем более что она была его законной женой. А я вообще никогда не был женат, и опыта в семейных распрях не имел никакого.
– Ну и как ты, Слава? – как всегда чересчур спокойно и уравновешенно спросила она.
Мне нравилась Вика хотя бы потому, что не была способна на скандалы. И в отличие от Любаши и Бины, не кидалась мне на шею.
– Да по-разному, – неопределенно ответил я.
– Я слышала, что дела у тебя идут неплохо. Рада за тебя. Честно, рада. И спокойна. Во всяком случае, ты больше не наделаешь глупостей.
– Не наделаю, Вика. Обещаю, что неприятностей тебе не доставлю.
– Ну, неприятности еще впереди. Для нас обоих. Если развод можно назвать неприятностью.
Развод был некстати. Волокита, бумаги, суд, раздел имущества – то, что я приблизительно знал о разводе.
– Вика, может, стоит еще подождать?
Не могу утверждать точно, но мне показалось, что на другом конце трубки раздался вздох облегчения.
– Ты так считаешь?
– Ну да. У меня столько работы. Эти бесконечные съемки. Я и дома-то почти не бываю.
– Понятно, – вновь резкий и достойный ответ. – И тем не менее я с тобой соглашусь. К тому же меня выбрали в совет директоров банка и времени у меня не больше твоего. Поэтому действительно стоит подождать. Спешка была бы уместна, если бы у тебя или у меня кто-нибудь появился.
Это был тонкий и ненавязчивый вопрос. Спросить прямо Вика в силу своего сильного характера не могла. И я ей честно ответил:
– У меня никто не появился. И я этому безмерно рад.
И вновь мне показалось, что на том конце трубки – вздох облегчения. Не знаю почему, но мне вдруг стало жаль жену Ростика. Хотя эта жалость была неуместной. Я совершенно не знал Вику. Я не целовал ее и не вел под руку в загс. И не прогуливался с ней у моря. И не выслушивал ее нравоучительные нотации. И не видел, насколько она переживает измены мужа… Она была чужой женщиной. И тем не менее я искренне и как можно нежнее сказал после затянувшегося молчания. Сказал как мальчишка, торопливо и стесняясь своих слов:
– А знаешь, я рад, что у тебя тоже никто не появился.
– В любом случае тебя это не касается, – послышался резкий и холодный ответ и такие же резкие и холодные гудки.
Да, она определенно была железной леди. Ледышкой, которую растопить не так уж легко, поскольку она предпочитала холодный климат. Я так и не понял, зачем она звонила. Она ведь совсем не любила. Во всяком случае, вряд ли была способна на любовь. И я начинал понимать, почему вдруг у Ростика появилась Любаша. Моя мимолетная жалость к Вике действительно была неуместна.
После горячих сцен с Лютиком и Любашей, после ледяного разговора с женой Ростика мне вдруг нетерпимо захотелось увидеть Риту. Милую, нежную, простую – единственную, кого я мог представить у себя в Сосновке, в своей сторожке со скрипучей калиткой, у своего окошка, за которым шумели вековые сосны и щебетали, и смеялись, и спорили наперебой птицы. И словно почуяв мое настроение, с улицы послышался громкий лай Джерри. И я выскочил во двор.
– Рита!
Все то же коротенькое, легкое пальтишко, все тот же желтый берет набекрень. Она крепко держала Джерри на поводке. Она мне улыбалась.
– Ростислав Евгеньевич! Как я рада вас видеть! Как я вас давно не видела!
– Взаимно, девочка. Все дурацкие съемки.
– Это ваша работа. И вы ее сильно любите.
Эта работа была не моя. И ее я сильно ненавидел.
– Конечно, люблю, Рита. Разве можно не любить свою работу.
– А тот, помните, вы мне рассказывали… Тот сценарий, про то, как этот лесной бог всех предал и даже своего пса… Уже дописали?
Рита отпустила Джерри с поводка, и он, весело лая, бросился за воробышком.
– Да нет, девочка. Как-то конец не получается.
– Но вы хотя бы знаете, он будет грустный или хороший?
– Скорее и грустный, и хороший одновременно. – Я поправил беретик Риты, который совсем сполз на ухо и приготовился свалиться наземь. Рита густо покраснела.
– Ну хотя бы расскажите, когда он всех предал, что было потом?
– Потом? – я запрокинул голову. Скоро лето. И даже воздух пропитан запахом распустившихся лип, и даже звезды висят совсем низко. Между ними двигался огонек самолета. Он мало чем от них отличался, если смотреть с земли. И все же он был другой.
– Да, потом, – Рита вслед за мной подняла голову к небу. – Я, кажется, догадываюсь. Он сильно раскаялся.
– Да, раскаялся. Видишь, какая ты умница. Он бросил свой лес, бросил свою собаку, бросил куст сирени под окном и уехал в город. Там тоже есть собаки, бывает, распускается весной сирень, и даже не так уж далеко лес, во всяком случае, очень много парков. Но он умирал от тоски. Знаешь, словно южное растение пересадили в северные земли. Совсем другой климат. Оно может выжить. Но вряд ли навсегда приживется. Так и этот герой. Он выжил. Но так и не прижился. Его тянуло домой. По ночам он слышал крик филина, скрип покосившейся калитки, запахи луговых цветов. Он вскакивал, подбегал к распахнутому окну. Ему вдруг казалось, что он дома. Но это были всего лишь тормоза автомобилей, песни пьяных прохожих и запах чьих-то приторных духов. Подделка, имитация…
– Но ведь это так просто! – Рита от возмущения топнула туфелькой. – Так удивительно просто. Взять и вернуться назад.
– Возможно… – Я глубоко затянулся сигаретой. И в темноте закружились белые облачка. Тоже имитация. – Возможно, он и вернется. Но это будет конец.
Рита резко остановилась. В ее глазах стояли слезы.
– Конец?
Я улыбнулся. И стряхнул пепел на землю.
– Конец фильма, я имею в виду.
– Вы знаете, Ростислав Евгеньевич, честно скажу, вряд ли этот фильм будут смотреть. В нем так мало событий.
– Ты права, моя девочка. – Я слегка потрепал ее по подбородку. – Это всего лишь каркас, фабула, основа. А события… Они еще впереди… Они еще будут придумываться, будут происходить… А это всего лишь идея.
– Это не очень хорошая идея. Предавать все, что любил, ради другой, совершенно другой и непонятной жизни. Предавать свое прошлое. А потом возвращаться и видеть, что ты чужой и тебя не простили. Я вас правильно поняла?
– Правильно, почти правильно. Но это не значит, что таким и будет конец. Возможно, все закончится хорошо. Подул ветер, и в воздухе сладко запахло ранними цветами. – Знаешь, летом не хочется думать о печальном конце. Ты слышишь, уже даже пахнет сиренью.
Мимо нас громко и уверенно простучали каблуки.
– Это всего лишь духи, Ростислав Евгеньевич. «Белая сирень» называются.
Мы с Ритой посмотрели друг другу в глаза. И рассмеялись.
– Ну а наша дружба настоящая, Рита?
Рита прикоснулась дрожащими губами к моему подбородку, резко повернулась и побежала к подъезду, за ней стремглав бросился Джерри. Я долго смотрел им вслед. Нет, это было уже лишним и совсем не входило в мои планы. Ведь это мне не принадлежало. Меньше всего на свете я хотел причинить боль этой девочке. Я ее не любил, во всяком случае, не мог любить. Сегодняшний день мне уготовил лишь запах духов «Белая сирень» вместо аромата настоящих цветов.
С огромным нетерпением я ждал окончания съемок. Шесть серий были сняты за рекордно короткий срок. Впрочем, этот срок был достоин фильма. Но Песочному, Лютику, Альбине все было мало. Им казалось, что события развиваются настолько увлекательно, что завершение фильма равноценно плевку в душу зрителю. Меры киношники не знали. И вовремя остановиться не могли. Так пролетел еще месяц, который превратился в настоящую пытку, поскольку меня мутило и от Бины, и от Любаши, и от кино, и от киношников. Любовь же Бины, Любаши и всего киномира ко мне только возрастала. И когда наконец было решено завершить этот бесконечный сериал, радости моей не было предела. Я уже мечтал, как всех пошлю к черту. И подумывал, чем бы заняться дальше.
