Нил Шустерман - Громила
Вот теперь все уставились на меня — слышу всеобщее тихое «у-у-у». Всем ясно — сейчас будет весело.
— И ты так это оставишь? — вопрошает Криппендорф. Друзья на то и друзья, чтобы вовремя подлить масла в огонь.
Я холоден; но взглянув на Брю и увидев выражение его лица, понимаю, что придётся ответить на вызов. Подхватываю со стола Оззин стакан, набираю полный рот смузи, полощу им себе глотку и в процессе приговариваю:
— Похоже, в этом кафе стали делать новый вид смузи. Называется «Слюнки текут».
После чего сую в стакан соломинку и спускаю по ней всё, что было у меня во рту, включая и кусочки картофельного чипса, которые не успел проглотить.
Даже Брю прыскает, глядя на эту картину, но Оззи замечает его улыбку и набрасывается на него:
— А ты-то чего лыбишься, а? — и толкает Брю на стеклянный прилавок-витрину. Та дребезжит так громко, что продавец обращает на нас внимание.
— Эй! — орёт он. — А ну-ка валите на улицу с вашими разборками!
Оззи оборачивается ко мне. Он весь побагровел — не только лицо, но и макушка на бритой башке малиновая.
— Сейчас ты купишь мне новый смузи! — рявкает он.
Однако оба мы понимаем, что этого ему вовек не дождаться. Он подступает ко мне и толкает обеими руками.
Я дрался с Оззи только один раз — ещё во втором классе. У него тогда была такая странная манера: он размахивал руками, словно ветряная мельница крыльями. Наверно, это был ранний признак того, что ему прямая дорога в пловцы.
— Пошли вон! — повторяет продавец, — не то копов вызову!
По-видимому, ему до лампочки, сколько крови прольётся — лишь бы вверенная ему собственность не пострадала.
Я вылетаю наружу, Оззи следом, а за ним высыпают все остальные.
Наверно, вид у меня очень свирепый, но на самом деле — вот странно! — я не чувствую гнева, просто хочется поскорей покончить с этим делом, вот и всё. Но бросаю взгляд на Брю и вижу, что он сжал кулаки и стиснул зубы. Похоже, той ярости, что кипит сейчас в нём, достаточно на нас обоих. Я осознаю, что просто обязан проучить Оззи, иначе это никогда не кончится: он будет по-прежнему разносить повсюду враньё и сплетни, изводить Брю и превратит его жизнь в кошмар.
Я цежу Оззи прямо в лицо:
— Ты понятия ни о чём не имеешь, так что закрой свой вонючий рот, иначе, попомни моё слово, я у тебя селезёнку вырву и заставлю сожрать!
Обычно упоминание селезёнки бьёт без промаха: это один из самых загадочных органов человеческого тела, и любая угроза, связанная с ним, ввергает противника в глубочайшее беспокойство. Но только не в случае с Оззи О'Деллом. У него, оказывается, припасён аргумент, который повергает в упомянутое беспокойство меня самого:
— Ты тоже чокнутый, в точности, как твой новый братец — даже Катрина так считает! Она сама мне сказала!
Вот это удар! Ниже пояса. Пока я прихожу в себя, вокруг нас собирается приличная кучка ребят.
Мой голос превращается в угрожающий рык:
— Считаю до трёх — и чтоб я тебя больше здесь не видел!
Он не дожидается начала отсчёта, а приступает прямо к делу: щедро замахивается обеими руками. Следует всё та же знакомая серия ударов — словно ветряная мельница крыльями, вот только силы у него теперь намного больше. Я не успеваю вовремя среагировать, и его кулак обрушивается на моё лицо. Оззи тут же отпрыгивает назад.
Меня так и подмывает воспользоваться возможностью и поставить этого зарвавшегося дурака на место... и тут у меня словно сигнальная лампочка в мозгу включается: Брю держится за свой рот — из разбитых губ течёт кровь... Он принял на себя предназначенный мне удар! Я уверен, что одержу верх в драке с Оззи, но при этом мне тоже нехило достанется. Вот только — мои травмы тут же перейдут к Брю, и все это увидят. Все узнают его тайну, и тогда случится то, чего он так боится: его жизнь будет уже не просто кошмаром — она превратится в сущий ад.
Я не могу этого допустить.
Единственный способ избежать разоблачения — это покончить с Оззи быстро и решительно. Его надо не просто побить, а вырубить сразу и надолго.
Я блокирую следующую серию молотящих ударов, и он опять отскакивает назад: пришло время словесной перепалки.
— Думаешь, ты такой умный, такой крутой, — визжит Оззи, — прямо пуп земли!
— Я не хочу драться с тобой, Оззи.
— Ещё бы тебе хотеть! — И он опять кидается на меня.
У драк есть свои неписанные законы, и мы обязаны их придерживаться — ведь мы живём в цивилизованном мире. Даже когда вступаешь в самую ожесточённую схватку, всё равно где-то в глубине души осознаёшь, как далеко тебе позволено зайти. Но сегодня все эти правила побоку. Сегодня не просто драка. Это — расправа. Моя цель — уничтожить противника.
Я спокоен и собран. Я методичен — делаю всё по порядку:
Сначала прицельный удар в глаз. Оззи слегка ошеломлён.
Затем апперкот в челюсть. Его голова дёргается назад.
А теперь кулаком в солнечное сплетение. Он сгибается пополам.
А теперь четвёртый, решающий удар. Я вкладываю в него всю свою силу, всю волю и обрушиваю кулак на лицо Оззи.
Мои костяшки впечатываются ему в нос. Крак! — под ними ломается кость. Оззи отшатывается назад, кровь бьёт фонтаном, капли стекают на асфальт. Он хватается за лицо и со страшным криком падает на колени. Для него сейчас ничего не существует: нет ни драки, ни меня, ни всего остального мира — только кровь, боль и жёсткий асфальт.
Толпа вокруг нас, ещё недавно улюлюкавшая и подбивавшая нас на схватку, мгновенно замолкает — слышны только гнусавые завывания Оззи.
Криппендорф смотрит на меня и качает головой.
— Чувак, ну ты того... Вот это точно было зря!
А я застыл, как в столбняке. Стою и смотрю на истекающего кровью Оззи, пока Брю не хватает меня и не утаскивает прочь.
48) Последствия
— Спасибо тебе, братец. Лишил нас лучшего пловца на короткие дистанции.
Такими словами встречает нас Бронте, когда мы с Брю приходим домой. Каким-то сверхъестественным образом новости добрались сюда раньше нас.
— Ты хоть соображаешь, что превратил Оззи из обычной сволочи в жертву, в мученика, которому все сочувствуют? Ты этого добивался?!
— Это была самозащита! — возражаю я. — У меня и свидетели есть!
— Думаешь, их свидетельства спасут тебя от колонии для малолетних преступников?!
Мысль о подобном мне даже в голову не приходила.
— Да! — бухаю я, но тут вмешивается Брю:
— Это правда. Драку затеял Оззи. Все слышали, как Теннисон говорил, что не хочет с ним драться, но Оззи сам кинулся на него.
Он подробно рассказывает всю историю. Бронте и в восхищении, и в ужасе от изобретённого мной нового вида смузи — кстати, подозреваю, что это событие войдёт в местные анналы.
— У меня такое чувство, Теннисон, — подводит она итог, — что кончится всё тем, что мы с тобой будем вести разговоры через пуленепробиваемое стекло и в присутствии вооружённой охраны.
— У Оззи очень много друзей, — вторит Брю. — А если они скажут, что драку затеял ты?
— Расслабься, — отвечаю я ему, поражаясь собственному спокойствию.
Даже родители — и те ведут себя на удивление уравновешенно, а ведь обычно они обрушивают на мою бедную голову такие громы и молнии, что весь дом трясётся. Папа проводит среди меня воспитательную работу на тему «Ты соображаешь, что наделал?» и рассуждает, не пора ли отправлять его сына на терапию для тех, кто не умеет держать свою злобу в узде.
— Да я вовсе не злился на Оззи, когда бил его! — возражаю я — и это чистая правда. Наверно, я должен был исходить гневом — но не исходил. Просто решал возникшую проблему, вот и всё.
Родители звонят О'Деллам и предлагают взять на себя все расходы по лечению Оззи; но О'Деллы, в ярости и на меня, и на собственного сына, отказываются и заявляют, что не хотят иметь с нашей семейкой ничего общего. Угроза судебного разбирательства нависает надо мной, словно грозовая туча.
Но несмотря ни на что, жизнь, кажется, течёт совершенно нормально, так, как будто ничего не происходит: мама с папой сидят в гостиной — правда, в разных креслах, но, во всяком случае, в одной комнате — смотрят какой-то дурацкий комедийный сериал и оба смеются вместе с несуществующей публикой на экране.
Весь вечер я провожу за своим письменным столом — пытаюсь делать уроки в перерывах между телефонными звонками. Мои приятели — из тех, что не присутствовали при потасовке — желают знать все подробности из первых рук.
Кладу трубку после очередного звонка, поворачиваюсь и вздрагиваю — рядом стоит Коди.
— Это правда, что ты кого-то убил? — спрашивает он.
— Нет! Я всего лишь разбил ему нос.
— А. — Коди, похоже, и обрадован, и разочарован. — Знаешь, ниндзя умеют так сломать человеку нос, что кость вонзается прямо в мозг, и человек умирает.
