Джозеф Хеллер - Поправка за поправкой
— Еще раз спасибо вам, мистер Йоссариан. Пожалуйста, называйте меня «Карен». Мне кажется, что я так хорошо вас знаю.
— Называйте меня «Йо-Йо».
— Спасибо, Йо-Йо.
Пока Йо-Йо Йоссариану удалось выяснить только одно: если капеллан и представлял какую-либо ценность для его официальных похитителей, то всего-навсего денежную, военную, научную, промышленную, дипломатическую и международную.
А выяснил он это у Мило Миндербиндера.
— Тяжелая вода? — переспросил Мило, когда Йоссариан, окончательно впав в отчаяние, второй раз в жизни обратился к нему за противозаконной помощью в касавшемся правительства деле. — По какой цене продается тяжелая вода?
— Цена все время меняется, Мило. По большой. А газ, который из нее получают, стоит еще дороже. Сейчас один ее грамм идет примерно за тридцать тысяч долларов. Но дело вовсе не в этом.
— Грамм — это сколько?
— Около одной тридцатой унции. Но дело вовсе не в этом.
— Тридцать тысяч долларов за одну тридцатую унции? Ничем не хуже наркотиков, а? — Мило произнес это, задумчиво вглядываясь в некую даль, каждый карий глаз его смотрел в свою сторону, а усы подергивались в такт беззвучной каденции сосредоточенного внимания. — А спрос на тяжелую воду большой?
— Она нужна каждой стране. Но дело совсем не в этом.
— Где ее используют?
— Главным образом в ядерной энергетике. И в атомных боеголовках.
— Так это даже и лучше наркотиков, — зачарованно произнес Мило. — Ты мог бы сказать, что производство тяжелой воды — это развивающаяся индустрия, ни в чем не уступающая незаконной торговле наркотиками?
— Я не назвал бы производство тяжелой воды развивающейся индустрией, — покривившись, ответил Йоссариан. — Однако речь не о том. Мне необходимо выяснить, где он, Мило.
— Где кто?
— Тапман. Я с тобой о нем говорю. Он служил в армии капелланом, вместе с нами.
— Я с кем только в армии не служил.
— Он дал тебе хорошую характеристику, когда ты едва не загремел под трибунал, разбомбив нашу авиабазу.
— Мне кто только хорошие характеристики не давал. Тяжелая вода? Да? Так она называется? А что за газ?
— Тритий. Но дело совсем не в этом.
— Да. Пожалуй, она может представлять для меня интерес. Кто ее производит?
— Капеллан Тапман, к примеру. Мило, я хочу отыскать его и вернуть домой, пока с ним чего-нибудь не случилось.
— А я хочу помочь тебе отыскать его, — сказал Мило, который уже успел внедрить одного из своих директоров по маркетингу в команду, проводившую секретные проверки и допросы капеллана.
— Как тебе это удалось? — изумленно спросил Йоссариан.
— Пустяк дело, — ответил Мило. — Я просто сказал, что этого требуют национальные интересы.
— А они этого требуют?
— Что хорошо для «МиМ. ПиП», хорошо и для нации, ведь так? — ответил Мило и немедля укатил вместе с Юджином Уинтергрином в Вашингтон, на вторую презентацию задуманного им нового засекреченного бомбардировщика, который летал быстрее звука, не производил никакого шума и всегда оставался невидимым.
3
— Его невозможно услышать и невозможно увидеть. Он не производит никакого шума и всегда остается невидимым. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.
— Потому вы и называете его сверхподзвуковым?
— Да.
— А когда он должен летать медленнее звука?
— Когда приземляется и когда взлетает, к примеру.
— А иногда для экономии топлива, если она предпочтительна.
— Спасибо, мистер Уинтергрин.
— А быстрее света он летать будет? — спросил с дальнего конца полукруглого орехового стола носивший бифокальные очки без оправы генерал самого мелкого пошиба, один из двенадцати военных чиновников в мундирах, сидевших в идеальной симметрии — по шестеро с каждой стороны — от особы самого высокого ранга, расположившейся в центре стола точно монарх, верховный жрец или генеральный директор корпорации.
— Почти так же быстро.
— Примерно так же.
— Возможно, нам удастся добиться, чтобы он летал быстрее света, если вы полагаете, что вам это понравится.
— Посредством всего лишь нескольких простых модификаций, если вы полагаете, что считаете это самым лучшим.
— Вероятно, в результате немного возрастет потребление топлива, но это не существенно.
— Быстрее света? Мне нравится, как это звучит, мистер Миндербиндер. Мне нравится, как это звучит.
— Нам тоже, сэр. Нам тоже.
— Минуточку, мистер Миндербиндер, всего одну минуточку, прошу вас. Позвольте спросить вас кое о чем, — неторопливо вмешался в разговор озадаченный полковник с повадками настоящего профессионала, всего месяц назад получивший от прославленного технологического института степень почетного доктора физики, после того как потратил немалых размеров научно-исследовательский грант на то, чтобы получить от этого института ученую степень, которая наделила его компетентностью, позволившей полковнику стать куратором данного проекта. — Я кое-чего не понял. Почему ваш бомбардировщик будет бесшумным? У нас уже имеются сверхзвуковые самолеты, не так ли? Но ведь они создают сверхзвуковые хлопки, разве нет?
— Бесшумным он будет для экипажа, полковник Пикеринг, — услужливо пояснил Мило Миндербиндер.
— Если только он не сбавит скорость и не позволит звуку нагнать его, — добавил экс-рядовой первого класса Уинтергрин.
— Но какое значение может иметь для врага, слышит экипаж нашего самолета шум, создаваемый его самолетом, или не слышит?
— Для врага это может значения и не иметь, но для экипажа имеет. Некоторым экипажам придется проводить в полете долгое время, месяц за месяцем, если, конечно, будет принята рекомендованная мной процедура дозаправки топливом в полете.
— Даже год за годом, если такой окажется стратегическая задача, — для этого мы разработаем самолеты-заправщики дальнего радиуса действия, которые будут летать так же быстро.
— И тоже будут невидимками?
— Разумеется.
— Если вам так хочется.
— И не будут создавать никакого шума?
— Экипаж его не услышит.
— Если не сбавит скорость.
— Я понял, мистер Уинтергрин. Все это очень умно.
— Благодарю вас, полковник Пикеринг.
— А насколько велик экипаж вашего оборонительного штурмовика-бомбардировщика ответного удара? — спросил сидевший по другую сторону стола майор.
— Всего два человека.
— Это хорошо. То есть мне так кажется. А может, и не хорошо. Похоже, нам придется хорошенько потрудиться над этой проблемой.
— Подготовка двоих обойдется дешевле, чем подготовка четверых.
— Думаю, что вы, возможно, и правы, мистер Миндербиндер.
Особа, располагавшаяся в центре стола, с удобством устроившись в кресле, которое на полфута возвышалось над всеми прочими, прервала этот диалог, покашляв и тем официально изъявив намерение вступить в дискуссию, — похоже, у нее наконец нашлось что сказать. В комнате наступила тишина. На протяжении более чем двадцати минут особа сохраняла растерянный вид человека, погрязшего в одиноких обременительных раздумьях, — челюстные мышцы ее работали неустанно и методично, словно она пережевывала некую грубую пищу для ума. Особой этой был загорелый мужчина с худощавым лицом и таким же торсом — из всех, кто находился в комнате, он выглядел наиболее пригодным — физически то есть — для военной службы.
— Разве свет движется? — наконец спросил он.
— О да, свет, несомненно, движется, генерал Заблдыгер, — быстро ответил Мило Миндербиндер.
— Быстрее всего, — поддержал его экс-рядовой первого класса Уинтергрин. — Свет самая быстрая штука на свете.
— И одна из самых ярких.
Заблдыгер перевел полный сомнения взгляд на шестерых подчиненных, сидевших слева от него, — четверо из них закивали в подтверждение сказанного.
— Вы уверены? — спросил он, нахмурившись и обратив серьезное, надменное лицо к шестерым подчиненным, сидевшим справа.
Двое покивали, один пожал плечами.
— Это странно, — неторопливо произнес Заблдыгер, вяло улыбнувшись, а затем издав и короткий, скучливый, насморочный смешок. — Вон там, на столике, стоит лампа, и, насколько я могу судить, ничего в ней не движется.
— Это потому, что свет движется слишком быстро. — мигом нашелся Мило.
— Быстрее света, — добавил Уинтергрин.
— Когда свет движется, его не видно, — объяснил командиру один из его подчиненных — с таким страхом, точно ставил на кон свою жизнь.
— Совершенно верно, майор, благодарю вас, — подтвердил, быстро покивав, Мило.
— Не за что, мистер Миндербиндер.
— Тут все как с выпущенной из винтовки пулей, — сказал Уинтергрин. — Пока пуля летит, ее не видно, но стоит ей попасть в мишень, и вы сразу понимаете: она летела.
