Махмуд Теймур - Египетские новеллы
Когда Хусни проходил мимо спальни, он услышал звуки поцелуев, раздававшиеся в тишине. Он остановился как вкопанный… Когда он представил себе Хикмат в объятиях мужа, его охватила дикая ревность, мозг его запылал, глаза впились в дверь спальни, сердце учащенно застучало. Ему безумно хотелось ворваться в комнату и вырвать Хикмат из объятий мужа… Он задыхался, удары сердца становились все сильнее, ноги подкашивались, он весь дрожал… Все закружилось перед его глазами. Он прислонился к стене, держась за нее, с трудом дотащился до своей комнаты и свалился в кресло…
Через некоторое время Хусни очнулся у своего письменного стола. Он осмотрелся по сторонам, взгляд его остановился на фотографии, висящей напротив стола. На ней сняты его брат Асим с женой в свадебном наряде. Хусни долго смотрел на фотографию, вспоминая о счастливой женитьбе, о благополучии семьи, о любви брата, вспоминая о том, как брат заботится о нем, об его удобствах, отдыхе, о его будущем…
И в нем проснулись новые чувства. Он понял, что теперь стал чужим в этом доме, где он может посеять раздор, чужим в этой семье, которую может разбить, так отплатив за все благодеяния… Эта мысль мучила его.
Хусни взял чемодан и сложил в него свои вещи, книги. Покончив с этим, он вышел на балкон.
Уже появились проблески зари, разгоняющие темноту ночи. Зарделся горизонт… Хусни печально встречал рождение нового дня. Вдохнув свежий утренний воздух, он вернулся в комнату, взял чемодан и бросил прощальный взгляд на фотографию. Хусни показалось, что на губах брата появилась одобряющая улыбка. Он осторожно направился к наружной двери. Улица встретила его тихим и прохладным рассветом. Хусни глубоко вздохнул и расправил плечи, сознавая, что поступил, как настоящий мужчина.
Страшный час
Перевод Н. Прошина
Я с большим трудом открыл глаза. Пошевелил ступней правой ноги, а затем и всей ногой. Дотронулся рукой до раны… О боже! Я не нащупал ни ступни, ни голени. Всего этого я лишился безвозвратно… Я почувствовал сильную дрожь во всем теле, испуг охватил меня.
Действительность была ощутима, как и солнечный свет, но я уже не существовал. Я живой, но я и мертв… в сущности, мертв.
Я снова протянул руку и попытался пошевелить левой ногой, но не смог… Неужели я и ее лишился? Неужели и ее отрезали? Какой ужас!
Руки мои скользили по бедру, голени, ступне, или, вернее, по тому, что от них осталось. Но почему нога не двигается? Почему я не могу пошевелить ею? Этого я не понимал… Может быть, она онемела? Может быть, это еще действие наркоза?
Я потер ногу рукой, чтобы разогнать кровь и вернуть осязание. Затем я решил приподняться с постели, как это делал всегда, будучи здоровым и крепким. Но это оказалось невозможным… Я закрыл глаза и стиснул зубы.
На ноге не было ни повязки, ни гипса. Но почему она не двигается?.. Я бессильно уткнулся в подушку и заохал, как больной лихорадкой. Из моей груди вырывались глухие, душераздирающие стоны. Я ударял кулаками по подушке, бился головой о край кровати и кричал. Меня охватила вспышка бешенства.
Послышались шаги… В дверях появились три сестры. Я злобно взглянул на них. Несомненно, когда врач отрезал мне ногу, они стояли в этих же спокойных, застывших позах. Я замотал головой, делая им знак уйти.
Вскоре пришел врач. Некоторое время он пристально смотрел на меня, потом что-то сказал дежурной сестре. Она подошла ко мне и втиснула кусочек пробки, который не давал бы мне скрежетать зубами.
Я был в состоянии нервного возбуждения, почти помешательства. Гнев и зависть охватили меня. Я взглянул на врача… Отдав распоряжения санитаркам, он энергичным шагом, на живых ногах выходил из комнаты.
О боже! Теперь я не буду больше бродить по дорогам, совершать прогулки, не навещу ни одного из тех людей, которых любил… Эти мысли угнетали меня. Я снова закрыл глаза и попытался забыться…
До меня доносились шаги санитарок по коридору больницы. Они не прекращались ни на минуту… Звук шагов пугал меня. Мне хотелось, чтобы, когда я открыл глаза, ни один человек не стоял на ногах. Мне хотелось, чтобы все были слабыми, немощными, безногими, как я.
Закажет ли мне врач протез? О насмешка судьбы! Жестокость времени, несчастье злополучного часа! Я никогда раньше не представлял себе этого момента, не мог подумать, что наступит такой час!
Сестра поднесла мне стакан воды. Нервные спазмы сжали мне горло. Девушка смущенно посмотрела на меня, и черты лица ее смягчились. Мне же показалось, что она ехидно улыбается и смотрит на меня с жалостью.
Чудовищная насмешка! Я был полон жизни, энергии и силы, и вдруг стал предметом сочувствия дежурной сестры! Она смотрела на меня, как на несчастного! Я почувствовал, что мое сердце разрывается… От испуга, ужаса, и гнева у меня закружилась голова… Я погрузился в сон.
* * *
Я вглядывался в темноту… В больнице стояла тишина… Который сейчас час? Сколько еще до рассвета? О боже, неужели я так долго спал? О, если бы я не просыпался, если бы спал вечным сном! Что даст мне теперь жизнь?
Я провел рукой по лицу, и как будто пелена спала с моих глаз. Отчетливо стали вырисовываться предметы. Я увидел стены и обстановку комнаты. Но это была не моя комната. Меня перенесли в другую палату, а может быть, и в другую больницу. Кто знает? Может быть, они сочли меня сумасшедшим…
Я протер глаза и беспокойно заворочался на постели… Сон успокоил нервы, и я почувствовал некоторое облегчение… Мне захотелось припомнить, как все произошло…
В ту ночь я спал на своей кровати и проснулся от звуков сирены. Несмотря на то, что за годы войны я привык не вставать с постели, что бы там ни случилось, на этот раз я почему-то поднялся и решил закрыть окна ставнями. В этот момент меня оглушили залпы зенитной артиллерии. Несколько секунд я молча стоял посреди комнаты. Затем подошел к окну и посмотрел на небо…
О ужас! Небо пылало адским огнем. Прожекторы своими лучами отыскивали самолет, который еще не был виден… Я стоял у окна, и мне казалось, что я командир, который следит за ходом боя с холма, возвышающегося над местностью.
Внезапно все прекратилось. Смолкли зенитные орудия, исчезли лучи прожекторов. В этой непроглядной темноте наступила страшная тишина. Я оперся локтями на подоконник, и ко мне вернулось спокойствие.
Вдруг я услышал прерывающийся гул самолета. Я поднял лицо к небу… Слух мой обострился…
В одно мгновение небо озарилось огнями. Раздался оглушительный грохот. Это были бомбы. Они разворачивали землю, поднимали волны на море, образовывали вулканы. Все произошло в один миг. Грохот и шум исходили отовсюду: от закрытых окон, от содрогающихся зданий. Я отошел от окна и направился в другую комнату. Закрыв уши руками, я пытался успокоиться, но мне это не удавалось.
Разрывы бомб становились все слышнее, все ближе. Мне казалось, что соседние дома начинают рушиться, погребая тех, кто в них находится, подобно лавине, падающей вниз с высокой горы… Было безумием оставаться далее в помещении, но я все шагал взад и вперед по комнате.
Взрывы бомб продолжались. Мне представилось, что ад открыл свои врата. На небе и на земле все колебалось и горело… Неужели я останусь здесь, чтобы быть погребенным под обломками? Никто не узнает, где моя могила… Я слышал шум шагов соседей, спускающихся по лестнице, и решил тоже пойти в укрытие.
Там люди теснились, толкая друг друга. Говор перемешивался с криками. Больше всего меня раздражали вопли женщин, усиливавшиеся по мере того, как раздавались новые взрывы, от которых все вокруг содрогалось. В небе показались самолеты. Они направлялись к своим целям. Тогда все замолчали.
При свете пожаров видно было, как падают бомбы. Глаза людей блестели, душа замирала от страха. Каждый смотрел в лицо другому, словно хотел узнать, о чем думает сосед. А в голове у всех была только одна мысль, ужасная мысль… О ужас! Языки у всех прилипли к гортани. Шепот прекратился, даже дети замолкли.
Все кругом было окутано черными, густыми клубами дыма… Наступила зловещая тишина. Не было слышно ни шепота, ни шороха. Казалось, даже сердца перестали биться. Время тянулось удивительно медленно. Взгляды людей были напряжены. Дыхание затаено. Даже те, которые ранее перекидывались шутками, рассказывали анекдоты, успокаивали женщин и забавляли детей, теперь молчали. Их лица были бледны… Все чувствовали неминуемую опасность.
Это страшное молчание было нарушено ожесточенными разрывами бомб. Все закричали, толкая и хватая за полы друг друга… Наступила полная растерянность. Сознательность была парализована. Люди ни о чем не думали, они смотрели, но ничего не видели, как будто их поразило прикосновение или объятие шайтанов.
И снова в этой могильной тишине повторились завывания самолета, послышались артиллерийские залпы и звуки разрывающихся где-то близко бомб. Пыль, проникая в укрытие, вызывала кашель, застилала глаза… Вдруг раздался взрыв страшной силы. Мне показалось, что бомба упала на мою голову. В исступленном состоянии, расталкивая людей, я выскочил наружу.
