Лебедев Andrew - New-Пигмалионъ
А она не очень то понимала.
Потому что боялась.
И его – Дюрыгина боялась и просто боялась упасть здесь на ковре.
А он все орал.
– Ты своими идиотскими свадьбами ставишь под удар наше… Нет не наше, а мое шоу.
Ты размениваешься на дешевку. Я создаю великое предприятие, а ты размениваешься на дешевый чёс по свадьбам. Что скажет Миша? Что скажут акционеры телеканала?
Что скажут рекламные спонсоры, когда узнают, что ведущая нового шоу так себя задёшево разменивает, за пятерку баксов на свадьбе?
И Агашу вдруг проняло.
Ей вдруг стало ужасно стыдно.
Ведь он правду говорит.
Почему она не спросила Валерия, можно ли ей работать на этих свадьбах? Ведь и с Абрамом Моисеевичем когда она работала, Дюрыгин предупреждал, что это только до определенной поры…
Ах, она по недоумию подвела его!
Подвела своего дорогого шефа…
– Простите, – лепетала Агаша сквозь слезы, – простите, я больше не буду… этих свадеб…
– Но это еще не все, – грозно и с тяжелым металлом в голосе сказал Дюрыгин.
Он теперь не раскачивался, а покручивался в кресле слева направо, справа налево при этом не отрывая немигающего взгляда от зареванного личика Агаши.
– Это не все… Мирский… Почему ты проводишь время с Мирским? Я когда тебя отдавал Ксютову на радио, я тебе что? Я тебе разрешал проводить время с Мирским ? Неужели ты не понимаешь, дрянная ты девчонка, что личная жизнь артистки в период раскрутки ей самой не принадлежит? И что личная жизнь тоже является частью контракта?
Ты что? Дура?
– Нет, нет, я не дура…
– Так что тогда? У тебя с ним что? Любовь?
И тут Агаша сама не поняла, как у нее выскочило…
– Нет… Нет, не любовь…
– Ну, так если не любовь, тогда я тебе запрещаю с сегодняшнего дня видеться с Мирским, и не только с Мирским но и с другими мужчинами, поняла?
– По… по…поняла…
Не отводя от Агашиного лица своего тяжелого взгляда, Мирский наощупь вытащил из модного брезентового портфеля прозрачную папочку с отпечатанным на нескольких листочках текстом.
– Вот, читай и подписывай, – сказал он не мигая.
Агаша машинально приблизилась к столу.
– Что это? – тихо спросила она.
– Это наш новый контракт со специально оговоренными условиями, по которым тебе отныне запрещается зпаниматься любой не согласованной со мной, как с руководителем проекта, деятельностью, – ответил Дюрыгин, пододвигая Агаше папочку с листочками.
– Хорошо, – с трудом сглотнув застрявший в горле комок, кивнула Агаша.
– И еще, там есть параграф насчет личной жизни на период раскрутки нашего шоу, внимательно прочти его.
– Хорошо, я прочту.
– Сейчас прочти.
– Хорошо, я сейчас прочту.
– Ну и читай.
– Ну я и читаю.
Агаша глядела в бумажку и ничего не видела, текст от нервов скакал перед глазками и она ничегошеньки не могла разобрать.
– Там, говоря по русски, – пришел на помощь Дюрыгин, – ты обязуешься ни с кем не встречаться и не миловаться, если я как твой руководитель тебе не разрешу, поняла?
Агаша кивнула.
– Ну, тогда подписывай.
И Дюрыгин по гладкой поверхности стола подвинул ей свою паркеровскую ручку.
– Вот здесь, и второй экземпляр вот здесь…
Дрожащей рукой, так и не прочитав текста, Агаша поставила свою "синигфэ" в тех местах, куда ей пальцем указал Дюрыгин…
– Если Мирский будет звонить, знаешь как ему отказать? – спросил Дюрыгин, убирая бумажки в свой модный брезентовый портфель.
– Угу, – хлюпая носом, ответила Агаша.
– Ну, тогда будем считать инцидент временно исчерпанным, – сказал Дюрыгин.
И они оба подумали.
Синхронно оба подумали, что теперь они будут вместе.
И Агаше не было неприятно или противно от этой мысли.
Она представила себе, что просто будет любить от благодарности.
А он подумал, что будет любить ее, как свою любимую вещь, которая ему очень задорого досталась
***
И не для протокола:
У обоих у них, как у натур склонных к творчеству, кодой этой сцены представилась мизансцена выстроенная посредине кабинета на персидском ковре.
Этакая сцена примирения и покорности.
Покорности и благодарности.
Благодарности и прощения.
Сцены, где он – артист и режиссер стоит посредине ковра со спущенными брюками, а она – актриса стоит перед ним на коленях…
Оба так подумали…
Но сцена эта по замыслу высших сил и высшего режиссера была временно ДЕПОНИРОВАНА до лучших времен.
Наверху за облаками тоже есть своя цензура.
Да еще какая строгая!
Часть третья.
Сюда, сюда… на помощь!.. умираю…
Яд, яд – не слышат… понимаю,
Ты осторожен… никого… нейдут…
Но помни! есть, небесный суд,
И я тебя, убийца, проклинаю.
М.Ю.Лермонтов "Маскарад"
Глава 1.
1.
Студию номер один, арендованную каналом Эн-Ти-Ви-Ар под шоу Праздник Агаши, оформили в виде банкетного зала.
Здорово получилось.
Вместо обычной массовки – гости и родственники.
На возвышении оркестр и диск-жокей.
В студии на площадке между поставленными буквой "П" столами стоит ведущая – Агаша Фролова.
Оркестр играет Мендельсона.
– Здравствуйте, дорогие телезрители нашего канала, сегодня у нас в нашем банкетном зале свадьба…
Жених, позвольте мне представить вам жениха, это Иван Богучанский, он москвич, он работает помощником управляющего частной компании, Ивану тридцать два года, он счастлив, давайте похлопаем жениху, поприветствуем его!
А вот и наша невеста…
Ее зовут Елена… Фамилия Елены теперь тоже Богучанская, но еще сегодня утром она была Ридник. Итак, приветствуем нашу Елену, которая в свои двадцать шесть лет решила сменить фамилию Ридник на Богучанскую.
Елена работает преподавателем английского языка, она преподает язык на специальных платных курсах, где учатся люди, занимающиеся бизнесом… Кстати говоря, со своим мужем, Елена познакомилась именно на своей работе, куда год назад ее будущий жених и муж пришел изучать английский язык…
Иван, скажите нам что-нибудь по-английски, пожалуйста…
– Ай эм хэппи тудэй…
Молодец, Лена, скажите, как вы оцениваете, какую оценку вы ставите Ивану за эту фразу?
– Файв пойнтс, файф пойнтс…
Давайте похлопаем нашей счастливой паре, и оркестр, пожалуйста, вальс для молодых!
***
– Ну и как тебе все это? – спросил, наконец Дюрыгин, – как тебе этот наш первый блин?
Михаил Викторович с Валерием Сергеевичем сидели в кабинете главного и просматривали кассету с пятью первыми отснятыми передачами.
– Слушай, не знаю, как говорится, вскрытие покажет, – отшутился главный.
– Ты имеешь ввиду замеры Медиа-метрикс и Гэллапа? – спросил Дюрыгин.
– Ну, выйдем с понедельника в эфир, отработаем первые пять дней, а там поглядим рэйтинги.
– Но все равно, какое твое мнение?
– У меня настолько замылился глаз от соучастия, что я боюсь уже быть неадекватным.
– Но ведь не полное же говно?
– Я надеюсь, иначе мы с тобой не были бы профессионалами.
– А в сравнении с проектом Зарайского, если бы вместо моей Агаши запустили бы Ля-Мур-Глямур Ирмы Вальберс?
– Ну, ты же знаешь, я ведь выбрал тебя и твою Агашу, так что по факту, мой выбор сделан.
– Ну чтож? Ждем рейтингов?
– Ждем, – ответил Михаил Викторович, а потом похлопав Валерия по плечу, вдруг добавил, – мля, этому пиплу нашему, ему жопу в рамке покажи, он радоваться будет, а ты волнуешься, ты что не профессионал что ли? Как будто первый год нак телевидении, в самом деле!
***
Выход в эфир первого шоу Праздника Агаши отметили банкетом.
Пили всем коллективом. Рядом через дорогу в ресторане Твин Пиггс.
Агаша была настоящей именинницей.
Михаил Викторович тоже заглянул буквально на пять минут, сказал тост, пригубил шампанского, посидел чуть-чуть для приличия и воспользовавшись эпизодом какого-то шумного костюмированного поздравления, подготовленного коллегами из редакции другого телеканала, которое отвлекло на себя общее внимание, незаметно смылся.
Пришел и Серега Мирский.
Фэйс-контроль, стоявший на дверях не мог его не пустить, потому как Дюрыгин велел пропускать всех, у кого будет с собой постоянный пропуск в АСБ-1 или открытка-приглашение.
Серега принес букет гладиолусов, похожий на такие, что первоклассники дарят своим учителям на первое сентября.
Подошел к радостной имениннице, поцеловал в щеку, вручил букет.
Потом Сережа сказал тост.
Тост получился со значением.
Сережа немного перефразировал широко известную сценку из Гайдаевской Кавказской пленницы, где администратор гостиницы говорил тост про маленькую птичку, которая полетела прямо на солнце.
Сережа перефразировал этот тост таким образом, что он прозвучал в его устах как некое что ли предупреждение, мол не залетай слишком высоко, ты птичка маленькая, сгоришь и упадешь… У Гайдая смысл тоста был иной – там мораль звучала так: не забывай своих друзей, не отрывайся от коллектива, как бы ты высоко не поднимался.
