Алекс Тарн - Иона
Яник молчит. Андрей ждет ответа, и надо бы что-то сказать, возразить… но что? А вдруг и впрямь нет никаких правил, лишь безнадежный сатанинский беспредел, лишь слепые случайные взмахи меча, косящего правых и виноватых, без смысла и без разбора? Нет ведь, правда? Должна же тут быть ошибка, где-то прямо в основе, в главной, первичной посылке… какая-то звенящая пустотой ложь, затаившаяся в самом фундаменте этой внешне безупречной беликовской логики? Но где? Он ощущает слабость, томительное и мертвенное бессилие; мысли едва шевелятся в его голове, как вялые земляные черви.
Наверное, это продолжает действовать та гадость, которую ему впрыснули… А может, и нет. Может, гадость уже не при чем, и дело намного хуже. Может, прав Белик на сто процентов, и нет никакой ошибки, и все они — просто червяки: и он, и Андрей, и Мишаня, и даже Пал — вялые земляные червяки, бесцельно шевелящиеся в неглубоких своих ямках, пока безобразные голые павлиньи ноги не вывернут их наружу, пока не склюет их вездесущий клюв Таус-Мелека… Кто он как не червяк в этом сыром подземелье — беспомощный и жалкий, крохотный комочек потной от страха плоти? Хорошо, что Андрей не видит сейчас его лица… Яник тщательно откашливается. Яник говорит, стараясь звучать уверенно и ужасаясь своей очевидной фальшивости:
— Я не верю, что нет ника… — и голос его срывается в середине слова.
— И это все?.. — Андрей сидит, замерев, обратив к Янику пустые ямы глазниц. На лице его нету обычной усмешки, есть лишь жадное ожидание, похожее на ожидание спасения, на последнюю отчаянную надежду. — Это все, что ты можешь ответить?
Он какое-то время молчит, безнадежно качая головой. Затем усмешка возвращается на свое привычное место.
— Да, плохо дело. И почему я всегда оказываюсь прав, даже когда это совсем некстати?.. Знаешь, там, в горах, мне показалось, что есть в тебе что-то эдакое… как бы это сказать… сила какая-то, что ли?.. В общем, чего только с устатку не привидится… Ладно, забудь.
Андрей зябко передергивает плечами, берет в обе ладони свою изуродованную голову и ложится, по-собачьи покрутившись, чтобы поудобнее устроиться на жестком сыром полу. Яник закрывает глаза. Ему хочется выть от бессилия и одиночества.
3.Дверь распахивается неожиданно и бесшумно. Подземелье наполняется людьми с шерстяными крысиными спинами. Они молчат, они движутся уверенно и быстро, масляные лампы раскачиваются в их руках, и огромные тени от черных тюрбанов мечутся по съежившемуся подвалу. Яник приподнимается и вжимается в стену. Но пришли не за ним. Дикий вопль Андрея врезается в его уши. Крысы схватили Белика, оторвали от пола; он отчаянно сопротивляется, он извивается как червяк, он кричит во всю мочь, царапается, кусается, плюется; смертельный ужас утраивает его силы, кровь сочится из пустых глазниц… Но тщетно — крыс много, и они твердо знают свое ремесло. Они что-то делают с Беликом — что-то очень убедительное и точное, без сильных ударов и широких замахов… просто он вдруг обмякает в их шерстяных неумолимых лапах, как тряпка, и один из них просто перекидывает его через плечо, как тряпку, и они просто несут эту тряпку к выходу, все так же молча, спокойно и деловито.
— Нет! — кричит Яник и прыгает на ближайшую спину. — Не-е-ет! Стойте!
Черный тюрбан даже не оборачивается. Он стряхивает с себя Яника одним неуловимым движением, без усилия, но так, что Яник отлетает на несколько метров в угол, в лужу собственной блевотины. В отчаянии он глядит, как шерстяные спины втягиваются в дверной проем, унося свою добычу.
— Стойте! — кричит он снова. — Я — Иона! Юнус! Наби Юнус!
Последняя спина вздрагивает, как от удара. Они останавливаются! Они в явном замешательстве! Негромкий панический ропот волной пробегает по доселе безмолвной стае; крысы топчутся по обеим сторонам двери, наталкиваясь друг на друга, разом утратив свою невозмутимую уверенную повадку… Поколебавшись, стая выталкивает из себя одного, с бесчувственным Андреем на плече. Опустив голову, на полусогнутых, он крадется внутрь, осторожно кладет Белика туда, где он лежал прежде, и поспешно, по-рачьи, пятится назад. Страх сквозит в каждом его движении.
— Суки! Падлы! — Яник вопит во все горло, закрепляя победу. — Пошли вон отсюда! Вон!!
Он вскакивает и делает шаг-другой в их сторону. Это оказывается чрезмерным даже для самых храбрых. Стая опрометью бросается наутек, с обвальным грохотом топоча по коридору, оставив дверь нараспашку. Победа! Яник вскидывает вверх руки, как после забитого гола. Он чувствует необыкновенный прилив сил. Конечно! Ведь он же — Иона! Он — могучий пророк, он наби Юнус! Он — чемпион мира по боксу в тяжелом весе! Оп!.. оп!.. Яник делает несколько боксерских па по опустевшему подвалу: прямой слева, крюк справа… и оп! — апперкотиком!.. оп!.. оп! — и с копыт! Брысь, крысиная сволочь! На кого усы топорщите, падлы полушерстяные?! Вот я вас!.. оп! Он останавливается, вспомнив про Андрея.
— Эй, Андрюша, как ты, братишка? Ничего, не боись, выберемся… Теперь-то я знаю, чем их пронять, мракобесов. Бей врага его же оружием! Ничего…
Он пробует привести Белика в чувство… бесполезно — тот в глубоком обмороке. Надо же! Умеют, гады… как это они так ловко отключают? Не вредно бы научиться… Ну, ничего, вот Андрей придет в себя, и сразу двинем наверх, на свет Божий. Благо дверь открыта. Хотя, с другой стороны, она ведь наверняка не последняя. Ну и что? Последняя… не последняя… пусть только попробуют на наби Юнуса хвост задирать! Прорвемся…
Яник присаживается на пол рядом с Андреем. Подождем. Жаль, воды нету… может, сходить, поискать? Он уже приподнимается, когда неожиданный шум переключает его внимание на себя. Наверху хлопает дверь, слышны торопливые шаги многих ног… возвращаются?.. с чем только, интересно… Яник принимает максимально грозный вид. Эдакий господин ротный старшина, гроза салаг и молодых офицеров… вот ведь не думал, что этот опыт так пригодится в жизни…
Коридор ярко освещается десятками ламп. Черные тюрбаны робко заглядывают в дверь, но заходить не рискуют. Впрочем, что-то изменилось в их поведении — они еще боятся, но уже без прежней паники; теперь они явно знают, что делать. Небось начальника привели… Набычившись, Яник смотрит поверх двери, надменно игнорируя суету шерстяных спин там, внизу. Ну, подавайте сюда вашего босса… посмотрим, чем он дышит, клопина поганый. Движение возле двери замирает, в образовавшейся мертвой тишине слышны лишь чьи-то неспешные шаги. Они падают с раздражающей равномерностью метронома, как будто старый кухонный кран отмеривает каплю за каплей в спящей ночной квартире. Давай-давай, подходи, волчара, сейчас я тебе накапаю…
Он входит в дверь, высокий человек в белом тюрбане, с бородою до самых глаз, одетый в длинную хламиду из белой шерсти. Ага. Все в дерьме, и тут выхожу я — в белом фраке… ну-ну… Бородач проходит на середину комнаты и останавливается, глядя прямо на Яника. В глазах у него нету страха, только изучающее, отстраненное внимание. В коридоре зарождается быстрое шустрение — шерстяные спины вносят в подвал несколько ламп и два низких табурета. Человек садится и знаком приглашает Яника сесть напротив. Ну уж нет, дядя. Яник не двигается. Он продолжает играть свою дембельскую сонату, сидя в небрежно-ленивой позе и уставившись стеклянным взглядом в полоску лба под белым тюрбаном.
Только ведь не салага это перед тобою, Яник. И чем дольше он глядит на тебя, тем яснее становится, что прежние понты здесь не сработают, ох, не сработают… Яник переводит взгляд в темные внимательные глаза и вопросительно дергает бровью — мол, какого хрена? Долго в гляделки играть будем? Говори, зачем пришел… Шейх кивает, не меняя выражения лица.
— Так ты — Иона? — спрашивает он по-английски. — Ты один?
— С ним. — Яник кивает на Андрея.
— Он — не Иона, — спокойно констатирует шейх. — Есть кто-нибудь еще?
Яник демонстративно оглядывается, будто ища кого-то.
— Глупый вопрос. Ты видишь тут кого-нибудь еще, кроме нас и твоих людей?
По бородатому лицу пробегает легкая тень. Гнева? Обиды? Разочарования?
— В таком случае ты — не тот, — говорит шейх и встает. — Мы действительно ожидаем гостя. Но в пророчестве сказано: «Пара голубей прилетит с запада во время большой войны…» — а ты один. Не каждый обладатель имени «Иона» — посланник Таус-Мелека. Ты, к примеру, просто мошенник, как и твой приятель. Вы оба умрете.
Он поворачивается и идет к выходу. Все? Яник отчетливо осознает, что если сейчас же, немедленно, в следующие три секунды, он не придумает чего-то экстраординарного, то все на этом и закончится, что и его, и Андрея снова будет ждать неминуемая мучительная смерть, уже, казалось, выпустившая их из своих цепких павлиньих когтей… и не только их, но, вероятно, и Пал… Пал… подожди… Пал! Вот оно! Он еле сдерживается, чтобы не закричать. Осторожнее, не торопись, не спугни его, ради Бога, спокойнее…
