Михаил Липскеров - Черный квадрат
– Так вот, после занятий в полке...
– Каком полке?.. Кто я сейчас?
– Сейчас вы опохмелившийся поручик, помощник начальника штаба истребительно-противотанкового дивизиона 278-го армейского артполка.
– Ладно, насчет полка ясно, насчет опохмелившегося – более чем (и я закрепил эту ясность лафитником «Анисовой»), а вот насчет поручика возникают некоторые сомнения.
– А чего тут сомневаться? Вы на себя гляньте. Мундирчик форменный, мундир лейб-гвардейского артполка Советской армии Его Императорского Величества. Да и шинелка тож утвержденного образца Приказом РККА за подписью графа Нулина. Колесик со скрипом. Еще вопросы по вопросам собственного прижизненного опознания имеются?
– Не имеются. Дальше.
– Дальше вы с утра проводили с личным составом штаба дивизиона занятие по «Апрельским тезисам».
– Каким еще, черт возьми, «Апрельским тезисам»?!
– «Апрельским тезисам» господина Ульянова, помощника присяжного поверенного.
– А для чего я их проводил?
– А для того, поручик! – рявкнул вдруг Хаванагила. – Чтобы каждый солдат назубок знал, какую херню тащут в армию жиды и скубенты!
– Так, – что-то вспоминая, сказал я, – а что было дальше?
– А дальше вас вызвал начальник штаба полка барон Евгений Макарович Офштейн-Штейнбок и поставил боевую задачу. Доставить в штаб полка из магазина «Военторг» две бутылки водки объемом 0,8 литра каждая. Вьетнамского или корейского происхождения. Чтобы конкретнее ознакомиться с планами потенциального противника. И выдал для этих целей личных шесть рублей ассигнациями.
– Припоминаю. Он еще приказал добавить своих четырнадцать копеек, сославшись на отсутствие в кассе полка свободных средств.
– У вас их тоже не было. Поэтому вы отправились к начальнику финансовой части полка горскому князю Алтын-Шмулевичу и взяли у него в рост четырнадцать копеек под тринадцать процентов годовых. Далее вы выдвинулись в район магазина «Военторг», где у купчихи второй гильдии Барановой и приобрели вышеупомянутые учебные пособия, попутно с успехом посягнув на ее честь.
– Не томи, Хаванагила, – попытался я ускорить течение происшедших неделю назад событий, чтобы успеть к свадьбе, о которой я по-прежнему имел самое минимальное представление. Только имя Лолиты заставляло мое сердце (в безумном сердце каждый стук безумен, шальное сердце мечется от боли) тревожно биться, и тайный страх опоздать сушил воспаленную гортань и требовал новых и новых лафитников.
– Не волнуйтесь, барин, постараемся успеть. Хоть путь у нас и неблизкий. Только бы волки не объявились.
Тут-то волки и объявились. В глубине души я подозревал, что это произойдет. Волки в русской литературе – почти необходимая духовная составляющая, символизирующая хищную вольность голодной русской натуры. Не дай Бог встретить голодную русскую натуру в русской степи. Когда русская метель заметет последствия встречи. Первая встреча – последняя встреча!
Хаванагила взмахнул кнутом, и первый волк с жалобным взизгом отлетел в сторону с перебитым хребтом. Второй, третий... Но их было слишком много.
– Помолимся, барин, – крикнул Хаванагила, – видно, в этой новелле вам не удастся встретиться с Лолитой.
Ну уж нет! Столбовой русский дворянин Михаил фон Липскеров не спасует перед темными силами природы в преддверии встречи и жаркого лобзанья с усладой моей души Лолитой.
– Притормози! – крикнул я Хаванагиле.
Тот тормознул. Я выпрыгнул из возка, залег между его полозьев и стал лихорадочно разматывать башлык. Хаванагила одного за другим охаживал кнутом волчью сыть. Но один из волков подобрался к тройке и прыгнул на меня с диким воем:
– Рус, сдавайся!
Но я уже размотал башлык и выхватил из-под папахи мой верный АКМ-47. (Из этого АКМ мой старинный дружочек Мишка Лермон снял на Кавказе злого чечена, который полз на берег Терека. Позже Мишка по-дурному сгиб, играя в русскую рулетку с одним, в общем, неплохим гражданским по фамилии Мартынов. И, как говорила моя покойная бабушка Фанни Михайловна, Мартынов после этого никогда не улыбался. А АКМ Мишка подарил мне на наши общие именины. А я ему презентовал гранатомет РПГ-2, которым-то они и играли с Мартыновым в русскую рулетку.) Я с воплем «За Бога, Сталина и Отечество» шарахнул очередью по волку и срезал обнаглевшего негодяя.
– Ну ты, б...дь, даешь... Мы так не договаривались, – ошарашенно сказал волк и помер. А с ним и остальные волки усеяли собой снежную равнину. (Интересно, дадут ли они по весне всходы?..)
– Гони, Хаванагила, – бросил я своему кучеру, – и продолжи свой рассказ, который, по твоему мнению, должен в подробностях объяснить все перипетии сюжета, ведущие от фуражирства за вьетнамской или корейской водкой к свадьбе дочери отставного корнета Мясникова Лолиты с князем Баран-Заблудовским, которую я должен прервать. В основном сюжет известен и тривиален. Что-то произошло, а потом я нажрался, как удав, и забыл все на х...й. А вот детали могут быть интригующими.
– Когда вы вернулись из «Военторга» с учебными пособиями, на столе у начальника штаба барона Офштейна-Штейнбока стояли соленые огурцы, реквизированные у местного населения для нужд фронта...
– Какого, на х...й, фронта?! – обалдел я. – Что, я столько времени жрал, что пропустил какую-то войну?
– Для будущего фронта, – уточнил Хаванагила.
Час от часу не легче...
– Какого, на х...й, будущего фронта?
– Какого бог пошлет. Сами знаете, барин, сколько у России врагов: американцы, НАТО, чертовы ляхи, Украина, Грузия...
Нет, это не я нажрался, как удав. Это Хаванагила гигнулся мозгами. Это ж надо придумать: фронт с Украиной, Грузией. Но я не стал его спугивать и сделал вид, что мне все понятно.
– Продолжай, – милостиво соизволил я.
– Значит, – продолжил он, – реквизированные соленые огурцы, пряники и китайские консервы «Курица в собственном соку», взятые в качестве трофея.
– Какого, на х...й, трофея?! Мы что, во время моей пьянки с Китаем воевали?!
– Упаси Господь, барин, там такая уймища китайцев, что, как говорила ваша покойная бабушка Фанни Михайловна, а потом подтвердила незабвенной памяти Зоя Космодемьянская, всех не перевешаешь. Нет, это завстоловой унтер-офицер Дима Шинкарев, по прозвищу...
– Знаю, Полуе... твою мать. (Такое прозвище он получил, когда командир полка ввел в полке запрет на использование мата в служебных целях и издал соответствующий приказ с перечнем соответствующих терминов. Так вот, Дима, прошедший окопы Прусской кампании, не материться не мог и ослушаться приказа командира, даже если этот приказ преступный, а таковым этот приказ и являлся, тоже не мог. И он нашел выход и стал в общении с подчиненными солдатами по тылу использовать словосочетание «Полу... твою мать». КОЕГО В ПРИКАЗЕ НЕ БЫЛО. И вот уже два года, как в полке неслось победное: «Ефрейтор, полуе... твою мать, куда ты на полух...й подевал накладные на перловку, ну ее в полуп...ду?» Командир скрежетал зубами, но поделать ничего не мог. Не было в его приказе «полуе... твою мать» и прочих неологизмов. Не было, и все.)
– Так вот, – невозмутимо продолжал Хаванагила, – китайские консервы «Курица в собственном соку» были взяты унтер-офицером Шинкаревым в качестве трофея после его сражения за честь и прочие места мадам Гундяевой, с которой этими консервами, то есть натурой, хотел расплатиться завстоловой танкового полка унтер-офицер Балакирев за оказание услуг интимного характера. А она, мол, не такая...
Я расхохотался. Ну, Дима, ну, Шинкарев, ну, Полуе... твою мать...
– Так что, – спросил я, давясь от смеха, – он отнял у Балакирева консервы и заставил расплатиться башлями?.. Ну, Дима, ну, Шинкарев, ну, Полуе... твою мать...
– Не совсем так. Деньги Балакирев заплатил, но их не хватило, так что пришлось мадам Гундяевой взять и консервы. И уж потом ваш Шинкарев отобрал их у нее в качестве трофея за оказание ей им услуг интимного характера. И деньги тоже взял. Так вот, – продолжал Хаванагила, – призвав в качестве необходимой составляющей трапезы замкомполка по строю штабс-капитана Полякова, вы приступили к вдумчивому балдежу и обсуждению животрепещущих событий дня. О секретной поверке полка командованием корпуса с последующими учениями, которая начнется завтра в четыре тридцать утра по среднеевропейскому времени. Утра, следующего непосредственно после текущего пьянства. О вашей довоенной деятельности в качестве комедианта, чем вы и были интересны начальнику штаба. И о непрекращающемся и беспринципном адюльтере супруги командира третьего дивизиона с околоточным надзирателем Укроп-Рассоловым.
– Как же, как же, – оживился я, – это я припоминаю. Он ее встречал на служебном мотоцикле на границе части и леса, через который она шла на работу, доставлял ей удовольствие различными способами, не забывая, впрочем, себя, после чего вез ее в полицейский участок, где она служила замполитом. Сержанты на КПП даже скинулись на бинокль, чтобы помедитировать на эту картину.
