Сол Беллоу - Хендерсон, король дождя
Тот череп и вид несчастной королевы Ясры произвели на меня глубочайшее впечатление, так что я забормотал:
— Эй, там!.. Кто-нибудь!.. Помоги мне исполнить волю Твою! Ты, кто дал мне сбежать от свиней, — не допусти, чтобы меня растерзал лев! Прости мне все заскоки и преступления и позволь вернуться к Лили и детям!
Я был в полном смятении чувств, ибо ясно увидел себя меж двух огней. С одной стороны — король, а с другой — фракция Бунама. Дахфу с головой ушёл в наш эксперимент. Он считал, что человеку даже в зрелом возрасте не поздно измениться. В качестве примера он выбрал меня и был абсолютно уверен в моей способности перенять от настоящего льва львиные качества.
После визита Хорко, Бунама и Ясры я попросил об аудиенции и был принят королём в его личном павильоне. Это был своего рода садик с четырьмя карликовыми апельсиновыми деревьями по углам. Цветущие виноградные лозы оплели дворец, словно бугенвиллии. Там-то я и нашёл короля сидящим под раскрытым зонтиком. На нем была здоровенная шляпа из лилового бархата с нашитыми человеческими зубами. Жены отирали ему лицо разноцветными шёлковыми лоскутками, раскуривали для него трубку и подавали прохладительные напитки. При каждом глотке они закрывали его от посторонних взоров, ибо пить на людях было не принято. Под одним из апельсиновых деревьев старик играл на каком-то струнном инструменте. Очень длинный — ненамного короче виолончели — и закруглённый снизу инструмент стоял на чем— то вроде пенька; музыкант водил по нему смычком с конским волосом. Человек этот был, что называется, кожа да кости, сморщенный, с ногами, согнутыми в коленях, и лоснящимся лысым черепом. Немногие оставшиеся седые волосы развевались на ветру тонкой паутинкой.
— А, Хендерсон-Сунго, хорошо, что вы пришли. Будем развлекаться.
— Ваше величество, нам нужно поговорить, — сказал я, отирая лицо.
— Само собой — но сперва потанцуем. Моим дамам хочется развлекаться.
«Дамам!» — подумал я и повёл глазами по сторонам, окидывая взглядом обнажённых женщин. Среди них были довольно красивые — высокого роста, с жирафьей грацией и декоративными шрамами на лицах. Стройность их бёдер и грудей не нуждалась в одежде. У них были бархатные глаза и тонкие, трепещущие ноздри; они распространяли сладковатый запах мускуса. Некоторые носили длинные, почти достающие до пола, бусы из золочёных скорлупок грецкого ореха. Другие украшали себя кораллами и перьями. Танцовщицы надели разноцветные шарфы, развевавшиеся у них вокруг плеч.
— Дело не терпит отлагательств.
— Я так и подумал, Хендерсон-Сунго. И все же давайте сперва полюбуемся танцем. Не правда ли, Мупи восхитительна?
— О да — и смотрит на вас таким обожанием! Однако, ваше величество…
— Какое упрямство! Ну ладно. Если это действительно так срочно, идёмте туда, где можно спокойно поговорить.
Увидев, что король встал, женщины заволновались. Послышались тревожные возгласы, среди которых я разобрал слово «леба» — так варири называли львов. Жены предупреждали короля об опасности со стороны Атти и дулись на него за уход. Смеясь, он помахал им на прощанье рукой и что-то сказал — должно быть, что любит их всех.
Женщины беспокоились не зря: король действительно повёл меня не в свои апартаменты, а в камеру. Поняв, куда мы идём, я взмолился:
— Поговорим лучше здесь. Это займёт не более минуты.
— Извините, Хендерсон-Сунго, но мы должны пойти к Атти.
— Нет, это вы меня извините, король, но вы тоже очень упрямы. А между тем, вам грозит большая опасность!
— А, дьявол! Да знаю я, знаю, что у них на уме.
— Эти люди приходили ко мне — показать голову Атти в прошлой жизни.
Король остановился. Тату как раз отперла дверь и стояла, держась за засов, ожидая, когда мы войдём в подземелье.
— Старый, испытанный метод устрашения. Как-нибудь переживём. Иногда приходится идти на риск. Что же, они вам здорово докучают? Это оттого, что я не скрываю свою симпатию.
Он обнял меня за плечи. Растроганный, я еле удержался на ногах.
— Ладно, ваше величество. Ради вас я готов на все. Жизнь меня изрядно помотала, но вообще-то я её не боюсь. Я — солдат, все мои предки были солдатами. Они защищали крестьян, отправлялись в крестовые походы и сражались с магометанами. С одним моим предком по материнской линии случился такой эпизод. Перед тем, как пойти в атаку, генерал Улисс Грант спросил: «Билли Уотерс здесь?» — «Есть, сэр». — «Можете начинать». Так что, клянусь адом, в моих жилах — кровь, а не водица! Но, ваше величество, эта история со львом разрывает мне сердце. А что будет с вашей матушкой?
— К чертям мою матушку! — огрызнулся он. — Вы что, думаете — мир — яйцо и мы явились на свет, чтобы сидеть на одном месте в надежде что-нибудь высидеть? Я вам толкую о величайшем открытии, а вы мне — о материнских чувствах! Мою мать запугивают, вот и все. Давайте-ка лучше переступим через порог, и пусть Тату запрет за нами дверь. Идёмте, идёмте!
Увидев, что я словно прирос к месту, он повысил голос:
— Что я сказал?!
Я нехотя последовал за ним.
Когда я догнал короля, он спросил:
— Что за мрачное выражение лица?
— Оно отражает мои чувства. Король, я нутром чую беду.
— Естественно! Нам и в самом деле угрожает опасность. Но скоро я поймаю Гмило, и она исчезнет. Тогда-то уж никто не посмеет мне перечить! Сейчас ведутся интенсивные поиски Гмило. Судя по донесениям, он уже недалеко. Уверяю вас, ждать осталось недолго.
Я горячо выразил свою надежду на то, что так оно и будет. Тогда эти душители, Бунам и его помощник, перестанут преследовать королеву-мать. При этом новом упоминании о матери Дахфу рассердился и впервые за все время обругал меня. Потрясённый, я последовал за ним вниз по лестнице.
Вот так, мистер Хендерсон, сказал я себе. Вы не знаете, что такое настоящая любовь, если полагаете, что её предмет можно выбрать по своему вкусу. Человек просто любит — и все. Это — стихия. Неодолимое влечение. Вот и Дахфу с первого взгляда влюбился в львицу…
Увлечённый мысленным диалогом с собой, я споткнулся и загрохотал по лестнице вниз — к счастью, осталась всего пара ступенек. Мы приблизились к камере. На меня вновь накатила удушливая волна страха — сильнее прежнего. Заслышав наши шаги, львица зарычала. Дахфу заглянул внутрь сквозь зарешеченное окошко.
— Все в порядке. Можно войти.
— Как, прямо сейчас? Мне кажется, она возбуждена. Давайте, я подожду здесь, пока вы будете проверять, что да как.
— Нет, вы пойдёте со мной. Неужели вы ещё не уяснили, что я делаю это для вашего же блага? Вашей жизни ничто не угрожает: львица совсем ручная.
— Для вас — да, но ко мне она ещё не привыкла. Я, как и всякий другой, не хочу упускать свой шанс. Но что поделаешь — я боюсь.
Король ответил не сразу, и эта пауза показала, как сильно я упал в его мнении. Ничто не могло бы причинить мне большего горя.
— Вот как, — промолвил он наконец. — Помнится, рассуждая об ударах судьбы, вы жаловались на недостаток смельчаков. — И, вздохнув, продолжил: — Миром правит страх. Его преобразующая сила уступает только силе самой природы.
— Разве к вам это не относится?
Он наклоном головы выразил своё согласие.
— Относится, как и ко всякому другому. Просто страх не виден, как радиация. Все люди испытывают страх, только в разной степени.
— Думаете, от этого существует средство?
— Уверен, что существует! Иначе ни одна смелая фантазия не претворилась бы в жизнь. Ладно, не буду заставлять вас входить со мной в камеру и делать то же, что я. То, что делал мой отец Гмило. А до него — мой дед Суффо. Не буду. Раз это для вас совершенно неприемлемо, мы можем проститься и пойти по жизни разными дорогами.
— Подождите, король! Минуточку!
Я досмерти испугался. Для меня не было ничего страшнее разрыва с ним. Я чуть не захлебнулся слезами.
— Вы не можете вот так взять и отшвырнуть меня в сторону. Вам известны мои чувства.
Он был непреклонен. Да, между нами много общего. Да, он питает ко мне чувство истинной дружбы и благодарности за то, что я поднял Мумму. Но разойтись будет лучше всего. Пока я не вникну в эту львиную проблему, ни о каком развитии отношений не может быть и речи.
— Минуточку, король, — повторил я. — Я считаю вас своим самым близким другом и, кажется, готов поверить всему, что вы говорите.
— Спасибо, Сунго. Вы мне тоже очень близки, но я хочу, чтобы наша дружба развивалась. С вами должна произойти некая метаморфоза, а это возможно лишь благодаря общению со львом.
Я видел: перспектива нашего разрыва была для него почти так же страшна, как и для меня. Почти. Ибо кто может сравниться со мной умением страдать?
— Вы спрашиваете: что такого может сделать для вас львица? — рассуждал король, осторожно вводя меня в камеру. — Очень многое. Прежде всего, от неё не отлынить. А ведь вы — большой любитель отлынивать. Рядом с ней вы всегда будете остро чувствовать настоящий момент. Она отшлифует вашу совесть до блеска. Во-вторых, львы — гении переживания. Как полно они умеют переживать! Не спеша, смакуя. Поэт сказал: «Тигр гнева мудрее кобылы наставления». Да вы только посмотрите на Атти. Полюбуйтесь ею! Как она выступает! Как прохаживается взад-вперёд! Как лежит, смотрит, отдыхает, дышит! Как глубоко она дышит! Свободные сокращения межрёберных мышц и отменная гибкость диафрагмы обеспечивают взаимодействие всех частей тела. Отсюда — алмазный блеск коричневых глаз. Теперь перейдём к более тонким вещам. Как она рассыпает намёки, как источает ласки! Я, разумеется, не жду, что вы сразу все заметите. Она ещё многому вас научит!
