Пенелопа Лайвли - Жаркий сезон
— У меня такое чувство, будто я в черной яме. Я ничего похожего не могла даже вообразить себе. А сейчас я думаю…
Она не договаривает, только плотно сжимает губы и отводит взгляд.
Ты думаешь, что лучше бы тебе никогда не встречаться с Морисом и не выходить за него замуж. Ты готова даже пожелать Люку небытия, лишь бы обрести свободу от того, что сейчас с тобой происходит.
— Я тоже… — говорит Полина. — Я бы тоже так думала, если бы не… — Она встает, держа Люка на руках, и сажает его Терезе на колени. — Не будем больше об этом, все равно от разговоров никому легче не станет. Выпей лучше еще кофе.
Они сидят на кухне «Далей» — вместе, порознь, в разных местах. Тереза в Лондоне, следит за Морисом. И еще она заново проживает последние недели: что означал тот взгляд или те слова. А Полина тоже в прошлом. Только Люк здесь и сейчас, бродит по комнате, изучает бахрому ковра, перышко, спичку, солнечного зайчика на полу.
16
В половине седьмого Полина подходит к магазину «Редкие книги Фоллета» и обнаруживает, что дверь заперта. Прежде чем позвонить, она заглядывает в витрину — там лежат первые издания детских книг с иллюстрациями Артура Рэкхема и географические атласы начала девятнадцатого века — и видит внутри Марджери. Та, заметив Полину, сразу идет открывать.
— Здравствуйте, миссис Картер. Я решила дождаться вас, чтобы впустить. У него клиент, который засел в кабинете и не уходит.
— Может, спасем его, притворившись, что я тоже клиент?
Марджери смотрит неуверенно. Нет, думает Полина. У меня не тот типаж — ни плаща, ни потертого портфеля.
— Мне спешить некуда, подожду. Как все вчера прошло?
— Очень тихо и традиционно, — отвечает Марджери.
Полина слышит сдержанный ответ и отчетливо представляет маленькую часовню при крематории, кучку родственников, цветы. Слышит умиротворяющие слова обряда.
Марджери вздыхает:
— Так или иначе, теперь все позади. Ему будет легче.
Не совсем понятно, говорит она о похоронах или о чем-то более общем. Марджери лет пятьдесят с небольшим, она маленького роста, подтянутая, носит строгие костюмы и платья. Полина даже не знает, вдова она, разведенная или просто одинокая. Марджери безусловно привязана к Хью. Все эти годы она была его тенью, идеальным личным секретарем: вела дела, когда он был в отъезде, деликатно напоминала, если он что-нибудь забывал. Хью привык полагаться на нее во всем. А что чувствовала к нему сама Марджери? Сейчас Полина впервые об этом задумалась.
— Он хорошо держался. — Марджери понижает голос и косится на дверь кабинета. — Боюсь, в следующую неделю-две он по-настоящему ощутит всю тяжесть удара. Ему нужны будут забота и помощь.
— Да, — отвечает Полина. — Я рада, что у него есть вы, Марджери. Вы очень много для него делаете.
Марджери легонько пожимает плечами, словно говоря: «Мне за это платят».
— Он заслужил передышку. Мне хочется думать, что у него еще все может быть хорошо.
— Мне тоже.
Марджери садится за свой стол и придвигает Полине стул. Взгляд у нее осторожный и даже чуточку строгий. «Не лезьте в мои дела», — словно говорит она. Полина с новой остротой понимает, как же мало знает о Марджери.
— Вы один из самых близких его друзей, миссис Картер, так что, уверена, мы обе хотим для него одного и того же.
Тут дверь кабинета открывается, и Марджери умолкает.
Выходит Хью с японцем и, виновато кивнув Полине, провожает гостя на улицу.
— Ладно, я пойду. — Марджери берет сумку и плащ. — Оставляю его на ваше попечение, миссис Картер.
В дверях она что-то тихо говорит Хью — тот наконец-то сумел отделаться от японца — и, цокая каблуками, выходит на улицу. Марджери из тех женщин, что всегда ходят на каблуках.
— Извини, — говорит Хью. — С японцами очень приятно иметь дело, только из-за этой дурацкой вежливости все занимает в два раза больше времени. Марджери сказала, что дождется тебя.
— Да, спасибо ей. Он что-нибудь купил?
— Кое-что по мелочи, — неопределенно отвечает Хью. — Они сейчас увлеклись ботаникой, а я к этому не готов. Ну что, пойдем? Ужасно хочется выпить. Если ты не против, предлагаю сегодня итальянский ресторан.
В ресторане он в два глотка осушает бокал кампари.
— Знаешь, а я все-таки закажу второй. Вообще-то за мной раньше такого не водилось, да? Как ты думаешь, я сопьюсь?
— Вряд ли. Просто у тебя была трудная неделя.
— Твоя правда. — Он устало проводит рукой по лицу и, чуть помолчав, добавляет: — Ну что ж, теперь все позади… Спасибо тебе огромное, что приехала. Я так рад.
— Скажи мне вот что: Марджери была когда-нибудь замужем?
— Да ну, ты что. Она живет в Ричмонде с другой женщиной.
Конечно, думает Полина. Какая же я непонятливая!
— Я вообразила, что Марджери все эти годы была тайно в тебя влюблена.
— Скажешь тоже! Ее подруга — швейцарка по имени Иветта. Потрясающе печет кексы. Марджери меня иногда угощает.
Подходит официантка, они делают заказ.
— Это будет моя первая настоящая еда с тех пор… с тех пор, как все произошло, — говорит Хью. — Есть совсем не хотелось. И дома я почти не был. Спал в магазине, но вряд ли смогу долго так продолжать.
— Продай его.
— Магазин? — изумленно спрашивает Хью.
— Нет, нет. Дом. Ты совершенно не обязан и дальше там жить. Купи квартиру в городе. Тебе всегда этого хотелось.
— Да. Да. А ведь правда, почему бы и нет? — Хью обдумывает эту мысль, явно ошарашенный предоставившейся ему новой свободой действий. — Да… а ведь, наверное, я так и поступлю.
— Когда будешь готов. Спешить незачем.
— Твоя правда. — Хью смотрит на кусок хлеба, который крошит в руках. — Знаешь… я прожил в браке двадцать семь лет. Как-то не сознавал, а тут принялся разбирать бумаги и увидел. Я всегда дарил ей цветы на годовщину свадьбы, но не считал, какая это по порядку. Что, в общем, не удивительно.
— Хью… А когда это началось? Болезнь Элейн?
Он смотрит на Полину поверх бокала. Она вступила на запретную территорию, и мгновение кажется, что Хью сейчас резко сменит тему: заговорит о еде или о поездке за книгами. Однако он сдается:
— Почти сразу. Я все пытался понять, что я такого сделал. Все было замечательно, и вдруг она за год сделалась совсем другой. Перестала разговаривать с людьми. Выходить из дому. Она и прежде не была особо компанейской, но тут явно что-то пошло не так. Разумеется, я водил ее к специалистам.
— И что они говорили?
— Да все подряд. Агорафобия. Родительская жестокость. Какой-то нехороший эпизод, когда ей было шесть. Сексуальная дисфункция.
— А это правда было?
— Насчет секса? Ну, скажем так, он не слишком ее интересовал. Но ведь и мне не то чтобы очень много надо. — Хью не смотрит Полине в глаза. — Я особенно много и не просил. И все равно поначалу я думал, что это из-за меня.
— Нет, — говорит Полина. — Я уверена, это все равно бы произошло само.
— Да, я тоже теперь так думаю. И даже понимаю, отчего все случилось. Просто… она ни во что себя не ставила. Считала, что она скучная, глупая, некрасивая. Другие люди превратились для нее в угрозу. Оставалось одно — прятаться. Заниженная самооценка, так вроде это называется?
— Вроде да.
— И в итоге это довело ее до… в общем, она перестала быть нормальной во всех смыслах слова. Меня больше всего убивало то, что человек может полностью уничтожить себя собственным презрением.
Полина кивает:
— Бывает и наоборот. Люди сами себя создают.
Она думает о самоуверенности, которой бывает довольно для головокружительной карьеры. Об умении внушить окружающим нужное впечатление.
Приносят еду. Хью начинает рассказывать про похороны:
— Ты была права насчет органа. Гимн звучал бы уж слишком душераздирающе. А вообще ощущение было тягостное. Когда гроб начал опускаться, я подумал… хотя на самом деле Элейн практически умерла уже давно. Она ведь много лет почти со мной не разговаривала.
— Все позади, — мягко говорит Полина. — Теперь будет иначе.
— Да. Я пытался об этом думать.
— Попробуй свою салимбокку. Это ведь она?
Хью берет нож и вилку:
— Мм… Очень неплохо. А теперь расскажи мне про себя. Чем ты последнее время занимаешься.
— Ничем, — отвечает Полина. — Работаю. Смотрю на пшеничное поле.
— Возвращайся в Лондон.
— Нет. Пока, во всяком случае.
Хью уловил что-то необычное в ее тоне:
— Я не понимаю, что тебя там держит.
— Погода. Говорят, лучшее лето за последние пятьдесят лет.
— Чепуха. — Хью пристально смотрит на Полину. — Есть еще что-то. — Он перестает есть. — О, господи… Надо было раньше догадаться. У тебя… у тебя мужчина?
Полина смеется:
— Вот счастье-то было бы! Да нет у меня никого, Хью.
Он вздыхает.
— Боюсь, я рад это слышать. Я бы чувствовал себя еще более потерянным.
