Илья Стогоff - 2010 A.D. Роман-газета
– Вот приглашение. Утром сдайте, пожалуйста, строк двести – триста.
– Хорошо.
Редактор посмотрел на меня внимательно. Наверное, ему хотелось добавить что-то вроде: «И смените эту рожу на что-нибудь поприличнее», но он промолчал. Мероприятие проводилось в тесном Таврическом дворце. Внутри бродили все, кого вы имеете в виду, произнося слово «власть». Кинь в помещение гранату, и государство придется строить с чистого листа.
Охранники долго не хотели верить, будто я действительно журналист. Но поверили-таки. Я прошел внутрь, подозвал официанта, выпил все, что стояло у него на подносе. И только после этого огляделся. Часть присутствующих я знал в лицо, а насчет тех, кого не знал, тоже ни капельки не сомневался: самая что ни на есть власть. Все они бродили по залам и без конца общались. Разговаривали. Спрашивали мнение собеседников, внимательно его выслушивали и что-то говорили в ответ.
Разговаривать этим ребятам нравилось. Половина из них начинала карьеру с того, что разводила на бабки тупых коммерсантов, а вторая половина – с того, что не давала развести на бабки себя. Искусством переговоров и те и другие овладели в совершенстве. Так что, когда теперь все эти ребята выезжали за рубеж, чтобы провести переговоры с иностранными правительствами, шансов у тех просто не было. Цену на российский газ переговорщики определяли так же ловко, как когда-то обыгрывали лохов в наперстки.
Я побродил по залу и выпил еще бокал алкоголя. В принципе, на двести – триста строк впечатлений мне уже хватало и можно было двигать домой. Вернее, не домой, а туда, где я стану пить дальше. Хотя, с другой стороны, снаружи, как обычно, шел дождь, а напитки в Таврическом дворце раздавали бесплатно. Так что зачем куда-то идти? Я все сильнее накачивался алкоголем, рассматривал людей в зале и думал о том, что глупо ждать, будто моя страна хоть когда-то изменится. Какой она родилась, такой и помрет.
В последнее время, когда при мне произносят слово «Россия», я не очень понимаю, о чем речь. Говорящие явно имеют в виду что-то прекрасное, но что, – не могу понять я. Может быть, дело в том, что у моей страны всегда было две стороны. В ней живет сто сорок миллионов населения и еще полторы тысячи людей, которые называются «власть». Первые живут не очень. Перебиваются с хлеба на квас, терпят все возможные унижения, штопают носки и без конца собирают справки. Вторые могут позволить себе все. Даже такое, что невозможно представить. Прорыть тоннель подо всей Сибирью. Запустить человека на Марс. Колонизировать Антарктиду. За удачный blow-job купить секретарше титул «Мисс планета Земля».
Если прищурить один глаз, то страной можно восторгаться. Почему нет? В конце концов, Россия выиграла все войны, которые вела, и добилась всех целей, которые перед собой ставила. Если прищурить второй, то ее можно жалеть. Потому что все эти победы построены на костях, и вообще в своей собственной стране каждый из нас почти гастарбайтер. Но вот я в тот вечер болтался, безнадежно пьяный, по Таврическому дворцу и чувствовал: впервые в жизни ситуация видна мне с обоих глаз. Я отлично видел, как затянутая в латекс госпожа стегает хлыстом своего раба, но тот и не думает вырываться. Ведь каждый удар – новый оргазм. Власть и население подходят друг к дружке, как меч и ножны, и полторы тысячи человек ведут себя столь надменно по одной-единственной причине: сто сорок миллионов остальных это вполне устраивает.
Курить в зале было нельзя. Я стал понемногу протискиваться к выходу. По дороге наступил на лакированный ботинок одному из самых богатых людей страны. Тот повернул ко мне круглое лицо, опустил глаза на ботинок и, наверное, собирался что-нибудь сказать, но, посмотрев в мое пьяное лицо, хамить передумал и отвернулся. Некоторое время я подумывал, что, может быть, сказать что-нибудь стоит мне, но тут на мое плечо сзади легла рука.
Я обернулся. Это была моя одноклассница Юля. Девушка, волосы которой пахли горько. Она смотрела в мое пьяное лицо и улыбалась.
– Вы помните меня? – спросила Юля, и пол вдруг ушел у меня из-под ног.
4Посадку еще не объявляли, но поезд ЭР-200 уже стоял на платформе. Я прогулялся вдоль состава, поговорил с проводниками. Первый мне отказал, сказал, что у него все забито. Зато второй сразу согласился подбросить меня до Петербурга и назвал цену. Цена меня устроила.
– Садиться в вагон?
– Не сейчас. Поброди пока. Минут за пять до отправления подходи, хорошо?
– Хорошо.
Я вернулся в здание вокзала. Купил себе в дорогу пачку сигарет и коробку апельсинового сока. Потом распечатал пачку: внутри оказались и вправду сигареты. Порассматривал витрину с CD. Просто постоял. Поднялся в зал ожидания на втором этаже. Порылся в рюкзаке и там, в боковом кармане, отыскал путеводитель «Lonley Planet» по Восточной Африке: Сомали, Эритрея, Эфиопия. Я брал его с собой, когда ездил в те края последний раз, а потом просто забыл выложить.
До отправления оставалось больше получаса. Заняться было нечем. Я полистал путеводитель. Про Эфиопию даже что-то почитал. Путеводитель утверждал, что эфиопам есть чем гордиться. Во-первых, их страна – оплот православия в Африке. Средний эфиоп никогда не слышал о том, что где-то в мире есть другие христианские страны, а если вы ему об этом скажете, он ответит, что скорее всего там живут одни еретики. Во-вторых, Эфиопия первой из африканских государств стала строить социализм. Эфиопские комиссары расстреляли своего императора, правда, построить рай на земле все равно не смогли, и сегодня внуки тех, кто совершал революцию, носят значки с лицом расстрелянного самодержца и жалеют о том, что история их страны пошла именно так, как она пошла.
Читать тоже надоело. Я убрал путеводитель обратно в рюкзак. То, что там было написано, совсем не напоминало ту Эфиопию, в которой я был каких-то четыре месяца тому назад. Реальную Эфиопию населяли вечно пьяные мужчины и женщины, готовые прямо на улице за просто так отдаться любому белому туристу. Ни до православия, ни до социализма там давно уже никому нет дела. Это была неплохая страна. Просто ее жителям было абсолютно наплевать на все на свете. Им хотелось простых радостей. Чего-нибудь вроде выпить и посидеть перед теликом. Больше ничего.
Я спустился обратно на первый этаж, вышел на улицу и выкурил сигарету. Не знаю почему, но я здорово нервничал. Чувство было такое, будто я приеду домой и сразу же произойдет что-то хорошее. Так ждешь Нового года: знаешь, что ничего особенного не случится, и все равно не можешь сидеть спокойно.
Может быть, это я просто соскучился по жене? Мне не хотелось об этом думать, да только в голову все равно лезли мысли, что, когда приеду, наверное, сразу полезу в ванную… просто чтобы принять душ… и может быть, жена на минутку заглянет ко мне… спросит, не нужно ли принести чистое белье?.. или полотенце?.. сзади на шее у нее белые завитки волос… я отлично их помнил… трогательные белые завитки… а еще лучше я помнил их запах. Волосы моей жены пахли горько.
5В большом зале Таврического дворца она положила руку мне на плечо, первой заговорила со мной, и я растерялся. Она спросила: «Вы помните меня?», а я вместо того, чтобы ответить, стал думать, почему же она обратилась ко мне на вы. Ведь мы знаем друг друга с самого детства. И когда-то целовались на скрипучем диване у одноклассника. Почему на вы?
Она смотрела мне в лицо. Я чувствовал, что пауза затягивается, но не мог сообразить, что в таких случаях говорят, начал паниковать и сказал в результате совсем не то, что хотел. Пробубнил, что типа да-да. Припоминаю, когда-то виделись. Я был совсем не готов к этой встрече. Ответ был самым глупым из всех возможных. Хотя предыдущие несколько лет не проходило и дня, чтобы я о ней не думал.
Мы о чем-то заговорили. Юля смеялась. От смущения я сразу выпил еще сколько-то бюрократического алкоголя, и он оказался крепче, чем я думал. Так что подробности вечера я помню далеко не все. Это расстраивает меня. Мне хотелось бы помнить каждую секунду, перебирать их, как драгоценности, а я не могу и жалею об этом.
Из Таврического дворца мы ушли почти сразу, и дальше я помню танцы в полуподвальном клубе. Скорее всего именно там первый раз за вечер я потянулся ее поцеловать, но подробности утонули в водке, которую мы оба пили в кафе, рядом с клубом, чтобы не платить втридорога внутри. Я обеими ладонями прикасался к ее телу, а она опять смеялась, и хотя мы все еще были на вы, однако всего через несколько часов свет осеннего фонаря падал из окна на ее голый живот, а я лежал рядом, тоже голый, и не мог поверить, что все это происходит, а потом протянул руку к бутылкам, стоящим возле кровати, и чуть не свалился на пол, а она опять громко смеялась.
Кожей я прижимался к ее коже. Она без конца курила. Наверное, тоже нервничала. Мы были вместе всего несколько часов, но разговаривали почему-то о свадьбе. О том, что поженимся прямо в ближайшее время. Идея не казалась странной ни ей, ни мне. Принципиальная договоренность была достигнута, и теперь мы обсуждали детали. Я зажмуривался и не мог поверить, что снова чувствую запах ее волос, который до этого многие годы подряд разве что снился мне в эротических снах.
