Леонид Рудницкий - Бомж городской обыкновенный
Гопчик был парнем тихим и ласковым, всегда готовым услужить и готов был болтать часами.
– А где Профессор? – спросил Витек.
– Он теперь здесь редко появляется. Пропадает где-то.
– Не говорит, где?
– Нет. Придет, попишет в тетради и уходит.
– Все чемодан свой таскает?
– Ага, не расстается. А недавно к нему один хрен на «Хаммере» заезжал.
– Да ну? – не поверил Витек.
– Точно! Он с ним минут пятнадцать трепался.
– Что за водила?
– Профессор сказал, что студент его бывший. Проезжал, мол, мимо, узнал и решил поболтать. Очень предмет его любил.
«С каких это пор бывшие студенты-психологи стали ездить на "Хаммерах"?» – засомневался Витек.
– Денег ему подбросил просто так, – продолжал Гопчик. – Кстати, а что такое лекция?
– Это как анекдот, только длинный, – объяснил Витек.
– Очень длинный?
– На полтора часа.
– А-а, ну тогда можно и дать, если смешной. Хотя я бы столько не отвалил.
– А сколько он дал?
– Пачку, но я не видел, чего. Рублей, наверное.
«Хорошие у него студенты», – подумал Витек.
– Ну а наркоман где? – спросил Витек, увидев, что того тоже нет.
– Пропал, – огорченно ответил Гопчик.
– Как пропал?
– Пошел за зельем и не вернулся. Наверное, гавкнулся где-нибудь от передоза.
– Жалко, – сказал Витек, лишь бы что сказать.
– Ага, жалко, – согласился Гопчик. – Он о кайфе интересно рассказывал.
– Ты-то сам не наркоман еще?
– Нет.
– И не пробуй заразу, а то загнешься, как он.
Гопчик кивнул.
– Хотя, может, он не загнулся и еще вернется? – предположил Витек.
– Нет, не вернется, – уверенно сказал Гопчик. – Он говорил, что ему обещали новую дурь. И если его долго не будет, то, значит, он ушел за ЛСД.
– Что это значит?
– Поговорка у них такая. Означает – помереть.
– Идиот! – вырвалось у Витька.
– Кто?
– Наркоман твой, кто же еще. Зачем тогда пробовать, если можно сдохнуть?
– Может, оно того стоило?
– Ничто не стоит такой цены.
– А Профессор говорил, что такие вещи есть.
– Ты его не понял. Если что-нибудь такое и есть, то это уж точно не наркотики.
Вернулся из магазина Иван. Бомжи ушли с решетки в дальний закоулок между глухими стенами и там на ящиках раскинули поляну. Ивану немного попеняли за ментовское прошлое и простили.
Через пару часов он уже мирно спал вместе со всеми на решетке, хотя и старался ни к кому особо не прислоняться – как-никак ему предстояло на следующий день катать детей.
35
Проходя мимо люка Толяна, Витек решил его навестить. Просто так, чтобы немного развеяться. Он постучал в чугунный блин условным сигналом, но никто его не поднял. Он повторил стук – опять ничего. Он нашел камень и постучал опять. Получилось громко и тарахтяще.
Витек припал к люку ухом. Снизу послышались неспешные тяжелые шаги по скобам. Чья-то мощная рука легко приподняла тяжелую крышку и сдвинула в сторону почти без шума. Показалась коренастая фигура лысого мужика лет сорока. Он был маленького роста, почти карлик, но имел непомерно широкие плечи и накачанные бицепсы. Одет он был в мокрый комбинезон рабочего горводоканала с масляными пятнами.
«Наверняка, снял с утопленника», – подумал Витек.
Мужик рыгнул канализационными газами и недовольно спросил:
– Ну че, бля, долдонишь?
Витек невольно попятился. Ему захотелось убежать, но он пересилил себя:
– К Толяну я. Договаривались мы.
– Нет его – Толяна твоего! – безразлично сказал мужик и поковырял пальцем в ухе. Там забулькала вода.
– А когда будет? – спросил Витек, словно Толян служил клерком за стеклянным окошечком и отошел по нужде.
– Не знаю, но сдается мне, что уже никогда! – ответил мужик и опять полез пальцем в ухо, но теперь в другое.
Витек встревожился:
– С ним что-то произошло?
– Ага. Нутро у него схватило. «Скорая» увезла – и уже вторую неделю нет. Я так думаю: было бы все хорошо – он бы объявился. А раз нет – ласты склеил. Жалко, конечно, но он и так не жилец был.
– Почему это? – заинтересовался бомж.
– Нервы имел слабые, такие у нас не выживают. Ты бы вот тоже не выжил.
– Ты, прямо, все знаешь, – обиделся Витек. – Может, и выжил бы.
– Не-е, я же вижу. И Толяна видел. И все наши то же самое говорили.
– Что ты видел?
– Жена ему еду приносила. Он сам не мог пропитание себе добыть. Это у нас-то! Поставит, бывало, плошки перед ним, он ест, а она плачет. А потом оба плачут. Смех один, да и только. Боялся он кого-то на земле и к нам спрятался. Не по призванию пришел. Такие у нас не задерживаются. Чего, спрашивается, еду таскать, если в реке и так всего полно.
– Какой реке? – не понял Витек.
– Которая у нас течет! Ныряй только и доставай. Крысы одни какие жирные, их и жарить не надо, только шкуру снять и посолить. А он брезговал.
Витька начало подташнивать, и он подавил рвотный спазм.
– Хорошо там у вас, – сказал он с иронией.
Мужик расплылся в довольной улыбке:
– У нас просто отлично! Живи – не горюй. Только уметь надо.
– Крыс кушать?
– Не только. В реке и рыба есть.
– Какая еще рыба?
– Разная. Красная, белая. Правда, она мутировала малость, но на вкусе это не отразилось.
– А как она выглядит? – заинтересовался Витек.
– По-разному. У нее могут быть две головы или же лапы, как у кошки, только покороче и в чешуе.
– Посмотреть бы, – сказал Витек.
– Давай в другой раз, – пообещал мужик. – Занят я сейчас, не могу. Бери бутылочку, заходи на днях, я тебе все и покажу. Звать-то тебя как?
– Витек.
– А я – Гриб.
– Какой?
– Чего?
– Белый, опенок?
– Просто Гриб, умник.
– Рад знакомству.
– Ага, я тоже. Ну, бывай здоров, Витек.
Гриб уже почти задвинул люк, как Витек его окликнул:
– Эй, подожди!
– Чего еще?
– Толян если вдруг появится, скажи, что я заходил.
– Скажу, не переживай!
Люк заскрежетал и встал на место. Витек представил, как Гриб сейчас в кромешной темноте бросится в говенную реку, станет ловить рыбу с лапами и содрогнулся. Тот показался ему героической личностью, почти как летчик-испытатель, только под землей.
36
Скаждым новым сном его дом становился все дальше. Он возвращался в свой город, шел по знакомой улице, но никак не мог найти дом. Было темно и безлюдно. Он знал, что отец и мать сейчас в квартире, там лежат его вещи, в соседних домах живут друзья, но не мог туда попасть. Он заходил с разных сторон, но все время промахивался и понимал это, когда оказывался уже совсем далеко. Дом словно уклонялся от встречи с ним.
«Почему они меня не ищут? – думал Витек. – Если бы они искали и вышли навстречу, мы обязательно встретились бы».
Но на темных улицах не встречались прохожие, свет в окнах не горел, и только фонари безуспешно пытались рассеять мрак ночи. «Вот если бы они потерялись, – с обидой думал он, – я бы их искал. Я отложил бы все дела и занимался только поисками. А они не ищут. Неужели я им не нужен? Неужели они меня не любят? Но если не они, то тогда кто же?»
И некому было ему сказать, что они не ищут потому, что их нет. А нет их потому что закончилось их время, а скоро закончится и его. Только куском льда из глубины сна до него доходила мысль, что нет в мире никого, кто бы его любил.
Ему очень хотелось обратно под защиту родителей. Ему хотелось укрыться в их квартире от московских улиц, от жалкого существования на решетке, от холода, голода и унижений.
Он сел бы за свой письменный стол и долго листал подшивки журналов «Радио» и «Вокруг света», а утром пошел бы в школу. Принимают ли еще таких старых в школу?
Школа тоже ему снилась, но реже. Он как бы опять учился в старших классах, хотя один аттестат у него уже был. Учеба во второй раз продвигалась плохо, и его грозились выпустить без аттестата. «Но у меня один уже есть, зачем мне еще?» – думал он и все же продолжал посещать занятия, хотя и без особого усердия.
Подходили выпускные экзамены, половину он провалил и получил вместо аттестата справку. Выпускной вечер прошел без него. Он пошел домой и опять не смог найти свой дом. У всех дома были, а у него – нет. Он понимал, что если не найдет, придется возвращаться в Москву на решетку, под холодный дождь, под снег и ветер. «Мне нельзя туда, – говорил он кому-то невидимому, от кого зависело его возвращение. – Я умру, если еще раз там окажусь. Я хочу остаться здесь».
Но тот не слушал и безжалостно вышвыривал его из сна. Витек просыпался на жесткой решетке и долго боялся открыть глаза. Снизу дул теплый воздух. «Господи, – просил он, понимая, что все напрасно, – ну сделай так, чтобы я остался там. Почему я все время должен оттуда уходить?»
До него доносился шум машин, и ветер накрывал выхлопными газами. Он опять был в Москве все на том же месте. От отчаяния ему хотелось скукожиться, стать желтым осенним листом, чтобы ветер подхватил его и умчал прочь. Сначала из столицы, потом из страны, а потом вообще с Земли. Да хоть и в космос. Если нигде здесь ему не нашлось места, может, хоть там найдется? Он летал бы по какой-нибудь замысловатой орбите вместе с другим космическим мусором. Хоть и мусор – а не под ногами. Так было бы лучше.
