Эдуард Лимонов - Книга мертвых-3. Кладбища
Рядом с ним осталась его венгерка–жена Каталин Любимова (Кунц), моложе его на 30 лет. Вместе они уже пережили эмиграцию 1984–1988 годы (разве это эмиграция, всего четыре года?). Ему за это время дали гражданство Венгрия и Израиль.
Насколько я понял, Любимов видел в актерах солдат, которые беспрекословно подчиняются режиссеру–командиру и при нарушении контракта быстро–быстро могут быть уволены. А актеры видели себя такими творцами–сибаритами, в свободное от спектаклей время лежащими каждый на своей тахте. Ну да, тахте.
Самый известный таганец Владимир Высоцкий солдатом не был. Это был свирепый пьяница. Второй, я полагаю, по свирепости после Бориса Ельцина. Песни этого актера были по–простонародному понятны и талантливы, не высоки по силе духа и воображения, и интеллекта, но богаты на эмоции. Жил он больным, и я себе представляю, как командиру–режиссеру Любимову приходилось с ним тяжело, когда Высоцкий не хотел играть на сцене, а хотел лежать и пить водку. Соотечественники мои, нужно мне указать на эту их особенность, придаются лежанию со страстью и с охотой. Сколько лежащих и полулежащих мужчин в нашей стране! Слава богу, не все они актеры. В этой страсти к лежанию проявляется наше восточное происхождение, наша азиатская половина. Я полагаю, именно в борьбе с Высоцким и выковал Любимов свое убеждение в том, что актеры должны быть как солдаты–контрактники.
Следующее появление Любимова — это Москва, здание посольства Чехии (оно в двух шагах от Триумфальной площади). Прием в честь назначения нового посла Чешской Республики в Российской Федерации.
Как там оказался я? Поскольку меня тысячу лет не приглашали ни в одно посольство, я отправился к чехам из любопытства.
Меня быстренько заманили в большую комнату, где собрали русских, представляющих культуру. Там уже сидел одетый во все черное Любимов со своей венгеркой. Выглядел он очень уверенно и властно. Встал и пошел ко мне. Его венгерка за ним.
— Я внимательно слежу за вами, — сказал Любимов.
— Спасибо.
— Катя, познакомься, это — Великий Человек, Эдуард Лимонов, — сказал он, и я простил ему сметану и ту сцену тридцатилетней, что ли, давности. Лесть растапливает сердца. Даже мое.
Постепенно комната заполнялась деятелями культуры. Венгерка, я слышал, ныла ему в уши, что им пора уходить. Однако он сурово оборвал ее: «Я хочу послушать, что говорит Лимонов».
Потом появился посол Чешской Республики и обошел всех нас, пожимая руки и улыбаясь. Только после этого ушел Любимов, оглядываясь на меня.
В конце концов он тоже умер. В грандиозном возрасте 97 лет. В 2014 году. Крепкий был человек, хотя и недостаточно талантливый.
Платон Еленин
Признаюсь, что раздумывал, включать или же не включать Бориса Березовского в число моих мертвых. Нет, меня не останавливала его «плохая репутация», я сам не святой и не выдаю себя за святого.
Дело в другом, я никогда его не встречал, правда, несколько раз говорил с ним по телефону после того, как вышел из заключения, он уже жил в Лондоне. Так что мои колебания имели чисто формальную причину. И все же я принял решение, что он слишком важен, и в истории России, и в моей собственной, чтобы я мог без него обойтись.
Нужно признать, что покойный БАБ был блестящим человеком. Заводным. Беспокойным, интриганом, авантюристом, воображал, что он вертит планету и снимает президентов и назначает королей. Он был увлекательным, интересным, и поражает лишь то, что его ненадолго хватило. Умер он как поэт, которому не хватило воздуха.
Кипучая еврейская кровь стонала и пенилась в его венах, как шампанское. И толкала его на авантюры и приключения. Он был сыном своего века и использовал век на полную катушку. Его с полным правом можно назвать self made man, он единственный олигарх, который вызывает у меня почтение.
Советская жизнь не предусмотрела для него ничего героического. На что мог надеяться сын инженера–строителя из города Томска и лаборантки из института педиатрии, пусть и старшей лаборантки?
Как уважающий себя и высоко ценящий себя еврейский мальчик, он нацелился на физфак МГУ, куда его не взяли, он утверждает, что по причине национальности. Возможно, хотя и не обязательно поэтому. Тогда он удовольствовался Московским лесотехническим институтом, в котором вопреки здравому смыслу существовал почему–то факультет электроники и счетно–решающей техники.
Лесотехнический, а к нему добавляется в 1973 году механико–математический факультет МГУ. В 1983‑м БАБ становится доктором наук, защитив диссертацию под чудовищным названием «Разработка теоретических основ алгоритмизации принятия предпроектных решений и их применения».
Как видим, он лихорадочно сгребает дипломы и научные звания. Ходит в эти годы, я полагаю, в худых ботинках и плохо одетый. Женится на русской женщине по имени Нина, тут же вспомнился Исаак Бабель с его бессмертным «В те годы я был молод и силен и мог провести ночь с русской женщиной, и русская женщина оставалась мной довольна». Забегая вперед, можно констатировать, что БАБ был женат три раза и всякий раз на русских женщинах, и каждая родила по двое детей (итого — шестеро). И все они, по крайней мере две последние жены, оттяпали у него солидные горы денег. Вторая жена, Галина, от 165 до 220 миллионов фунтов стерлингов. Дорогая Галина, вряд ли она стоила этих денег, да за такие деньги можно было иметь двести Галин и три тысячи Нин. Русские женщины были его слабостью, кто–то сомневается?
Еще одна пикантная подробность. В 80‑е годы БАБ сотрудничал с «Савраской», с газетой «Советская Россия», где я сотрудничал чуть позже — в 1991, 1992 и 1993 годах. То есть БАБ был некоторое время красно–коричневым. Ну а что, Егор Гайдар начинал как заведующий отделом в журнале «Коммунист».
Но возвратимся к русским женщинам. Один мой старинный приятель, фотограф, промышлявший на жизнь тем, что поставлял моделей богатым мужчинам (я не несу за него ответственности, я не его папа, этот человек выбрал свою жизнь сам), как–то рассказал мне историю и печальную, и ерническую, и плутовскую. Судите сами.
Лето. Каникулы. Все разъехались из Москвы. Богачи на отдыхе в заграницах. Моделей тоже кот наплакал. Поступает заказ на двух девок. А у него нет двух. Есть одна. Речь идет о том, чтобы скрасить вечер в ресторане двум сверхбогатым русским. Мой приятель посылает в ресторан имеющуюся у него свободную девку, а также свою подружку, слегка беременную красотку.
И все. Красотка, пусть и слегка беременная, исчезает. Мой приятель едет к ее родителям. «Где?! Где ваша дочь?!»
«Мы не знаем», — блеют испуганные родители.
Через несколько месяцев с виноватым ликом появляется его подружка, грохается на колени, просит ее простить и рассказывает, что в ресторане девушки присоединились к двум олигархам, одним из которых оказался Березовский. Не в силах устоять перед умом, шармом и натиском «лысого карлика», как она его называет, подружка отдается похотливому карлику «с потными горячими руками». Делает аборт и несколько месяцев живет в квартире, которую для нее сняли люди «карлика». Некоторое время все прекрасно, он приезжает каждый вечер и дает денег на покупки. Потом приезжает реже. Экс–подружка плачет, и вот, она вернулась к своему приятелю.
Дальше ни вам, ни мне неинтересно. Но какова история! Как она правдива и типична для своего времени. Мое мнение такое, что деньги в этой истории не основная движущая сила. Основное: лысый похотливый, умный и властный мужчина, вырывающий вдруг девушку из контекста ее жизни и помещающий ее без всяких церемоний в другой контекст — содержанки, куска плоти, беззастенчиво используемой для наслаждения.
Девушки, между прочим, любят быть подавленными. Если не все, то очень многие…
Но все по порядку, все по порядку, давайте подхватим повествование там, где он женился на русской Нине, ходил в стоптанных башмаках и у него появились первые двое детей: Елизавета и Екатерина.
В девяносто каком–то году Национал–большевистская партия и я, ее председатель, проводили пикет у аптеки № 1 на Никольской улице, известное центровое место сбора наркоманов. Здесь они отовариваются и друг у друга, и у аптеки. Лозунги, принесенные нами, красноречивы. Мы требуем посадить Лизу Березовскую за решетку. Ее тогда задержали за наркотики в одном из ресторанов, но отпустили.
Еще одна сцена, связанная с Березовским. Нацболы со мной во главе, демонстрируем у его офиса у здания «ЛогоВАЗа» в Москве. Нас довольно много, может, пара сотен. На нас выходят посмотреть мрачные крупные охранники в черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Стоят, переговариваются, наблюдают издали, к нам не подходят. Я уже не помню конкретной причины, по которой мы тогда окрысились на Березовского. Была какая–то, я уверен, мы зазря никого не задевали. Помню, что уходим с нашим фирменным скандированием угрожающего: «Мы сюда еще вернемся! Мы сюда еще вернемся!»
