Алексей Смирнов - Записки из клизменной
Панкреатит
– А ну-ка, ну-ка, что вы нам привезли?
– Панкреатит!
Доктор уже идет.
– А ну-ка, посмотрим, что тут за панкреатит…
– А ну-ка встала с каталки и пошла отсюда вон! Ногами!
И пошла, и бормочет:
– Даже помощи медицинской оказать не могут…
Самая соль в том, что доктор был прав. Никакого панкреатита не было.
А была очень ретивая медсестра, которая знала симптомы панкреатита и хотела, чтобы был панкреатит. Ее потом уволили за то, что упустила коляску с больным с пандуса. Больной съехал, перевернулся и встал раком. А она стояла, уперев руки в боки, и хохотала.
Зубы и желчь
Больница.
Один стоматолог на всех.
Длинный-предлинный коридор, ведущий к этому стоматологу. По этому коридору ходили всякие – здоровые и доктора.
Пломбы с прощальным стуком вываливались изо ртов на пол уже на обратном пути, в том же коридоре.
И вот у стоматолога случился холецистит.
Заведующий собрал анестезиологов:
– Такое дело, операция. Кто делает анестезию?
Вся ординаторская, армейским хором, шаг вперед:
– Я!
Соприкосновение физических тел
Пациентка: 59 лет.
Любовник 29 лет.
Это вводная.
Теперь – циничное и, может быть, интересное.
Пациентке предстоит неприятная и тяжелая операция: ампутация матки.
Перед наркозом, слезно:
– Доктор, я вас озолочу! Ну, сделайте так, чтобы его член во что-нибудь потом упирался!
Обязательно, хорошая моя и милая.
Первоначальный наркоз уже сделан.
Анестезиолог, вводя эндотрахеальную трубку и забивая марлю:
– Вот! Вот тебе упор! Вот!
Степановна
Больница. Бабулька с гангреной ноги. И еще санитарка Степановна.
Бабульку готовят к операции, ногу отрежут.
Ко времени «Ч» бабулька, как водится, переменилась и готова пойти в отказ.
Лежит на кровати, в окно церковка видна. Крестится:
– Ох, и зачем я только согласилась? Лучше бы я с ногой померла…
Одновременно подходит санитарка Степановна, взирает на ногу, качает головой, всплескивает руками:
– Ну нога, вот это нога. Как же я ее унесу?
Новый поворот
Да. И пугаться нет причины. Если вы еще мужчины. Вот, новый поворот.
Был у нас в больнице доктор С., добрейший человек. Печальнейший циник с нехорошим юмором.
Но несколько прижимистый, не отнять. Любил разнообразную халяву.
Больница наша находилась – находится? не знаю, в чудо не верится – за городом, а доктор жил в городе и каждый день катался туда-сюда на электричке. Вместе со мной.
И рад был любой возможности сэкономить четыре, что ли, рубля, и уехать как-нибудь бесплатно.
Кто кормит и вообще выручает докторов? Больные. Вот одна больная, которую он систематически отпускал домой в город, и говорит: «Давайте, доктор, я вас подвезу на машине».
Доктор вежливо помялся и сразу согласился.
На выезде из пригорода он вспомнил, что у пациентки эпилептические припадки.
Автомобиль набирал скорость. Доктор С. покрылся холодным потом.
На вираже благодетельница бросила руль. Доктор закрыл глаза и решил, что это все. Он мысленно попрощался с любимой больницей. Потом с женой и дочерью.
– Не бойтесь, доктор, – услышал он. – Я уронила помаду.
Машина кое-как неслась по шоссе.
Первая скрипка
Послала меня матушка в поликлинику забрать больничный, карточку, да печати поставить. К заведующей.
Пришел я, прищурился, оценил очередь – небольшая, но вязкая.
Сел.
Чего-то, думаю, не хватает. Кого-то.
И тут он пришел, он куда-то отходил, с авоськой и сумкой. Лет пятидесяти, с горбом, из хронических балагуров. Он собрался куда-то ехать – не иначе как в санаторий. Разминать и рассасывать горб.
Ослепительный козел.
Присел на диванчик со словами: «А куда спешить-то? Спешить некуда».
Перебрал содержимое сумочки, переложил сосиски, батон, штаны, лимон, рулон бумаги, кофе.
После чего обратился к очереди со стихотворением: «Когда несешь жене цветы – подумай, не козел ли ты?»
И достал, отломил шоколадку.
Свет перед моими глазами померк.
В ожидании чуда
Посетил поликлинику.
В гардеробе самозародилась маленькая ярмарка достижений народного хозяйства. Рыночек. Разные вещицы. Толпятся медсестры, докторши.
Продавщица:
– Стойте, девочки, стойте. Сейчас на вас что-нибудь привезут. Большие трусы… Стойте.
Никто и не уходит.
Ребятам о зверятах
Студенческое, Первый Ленинградский мединститут.
Экзаменуется раба божья Света (Галя, Таня, Наташа – неважно). Экзаменуется на предмет биологии.
Рассказывает про паука.
Довольно толково рассказывает.
Профессор доброжелательно интересуется паучиным желудком. Какое у Светы-Наташи мнение насчет этой проблемы?
Света-Наташа в замешательстве.
Добрый профессор, выводя не то Хор, не то Отл, сам себе отвечает:
– У пауков…
Света-Наташа внимательно следит за движением его ручки. Оценка выведена, подпись поставлена.
– У пауков, – говорит профессор, вручая зачетку, – желудок продолжается в ноги. Вы не находите этот факт весьма замечательным?
Света-Наташа:
– Мне наплевать.
Синдром Сиси
Ударение на последний слог.
Это был сериал такой, «Санта-Барбара». Он и есть, и будет всегда.
И там, в режиме сериала, существовал Сиси, пожилой человек. Он заболел. Его разбил вроде как паралич, и он лежал себе девятьсот серий с приоткрытыми глазами, словно что-то понимал. Оно, окружающее, на его счастье и не требовало глубокого проникновения.
Так что наши доктора, жены которых усиленно все это смотрели, выделили даже синдром Сиси – когда вот так лежат с дуба, не делают ничего и только глядят.
А к тысячной, что ли, серии Сиси вдруг встал и пошел. Он поправился.
И вот я готов был сварить режиссера в каком-нибудь молоке или кислоте, вместе с Сиси.
Потому что приковылял ко мне пациент – мужичок такой, все нормально: рука скрючена, нога загребает, лицо перекошено, глаза оловянные. И задал вопрос:
– Вот мы лечимся, доктор, и лечимся – а когда же мы поправимся?
– Да никогда, – говорю. – С чего вам поправиться? Это совсем никогда не проходит.
– А как же Сиси?
– А что Сиси?
– Так он поправился.
– Ну и что?
– Что же – нам неправду показывают?
Геометрия
– Ну, что у тебя веселого?
В смысле – на общей терапии.
Это я беседую с приятелем студенческих лет. Он до сих пор доктор.
Тот хрипит:
– Да что веселого… Десять человек лежат, и все веселые… Один с домофоном разговаривает. Это у него выключатель домофон… Колем ему пять галоперидола и пять феназепама… Не знаем, как называется…
– Что называется?
– Укол… Два и два – это квадратик. Три и три – пирамидка. Четыре и четыре – кубик. А пять – не знаем…
Печаль и радость
Аптека.
Бабулечка. Скорбная, но настырная.
– Мне камфарное масло.
– Спирт или масло?
– Мне ноги натереть.
Аптекарша идет искать, приносит спирт.
– Это масло?
– Нет, это спирт.
– Мне нужно масло, Малахов сказал масло…
– Ну так там еще горчица…
Гибель империи
Тюремная психушка.
Шизофреник разгуливает в бумажной короне, соорудил ее из газеты. В момент ареста носил на голове пакет с клеем. Преступление – так, чепуха. Решил, что ему негде жить и что для этого нужно жениться. Вломился в чужое жилье, треснул по голове хозяйку, ссильничал и сел рядом, стал ждать. Та пришла в себя, наорала на него и вызвала милицию.
«Ты что же, решил, что она после этого захочет за тебя замуж?» «Ну, я так подумал…»
И вот стал ходить в газетной короне, и его полечили.
И он ее снял.
Доктор:
– А где же корона?
Лучезарно улыбаясь:
– Я теперь буду передовиком швейного производства!
– А чего же ты раньше корону носил?
Смеется:
– Да мне делать было нечего.
Ориентация
– Галя! Галя! – орал человек, привязанный к койке. У него была «белочка».
– Сейчас тебе будет Галя, – пообещал ему доктор и впорол ему Галю, то есть галоперидол. И любимая отступила на второй план.
Галя же все это время названивала доктору: как там мой Гена?
– Ваш Гена бредит.
– Но хоть обо мне-то он помнит?
– А как вас зовут?
– Галя.
– Да он только о вас и вспоминает!
…На другой день доктор решил, что клиента все-таки нужно выпихивать из реанимации. Но для этого требовалось, чтобы клиент разбирался в происходящем. И доктор стал его учить:
