Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»
— Это за утро, когда ты проснешься и ощутишь мой поцелуй с прикосновением солнечного луча. — Он целовал ее в глаза и шептал: — А это за ту ночь, когда я приснюсь тебе.
Она подумала: «Уже недолго осталось ждать, скоро мы будем вместе, и тогда ему не будет так тяжело. Господи, помоги мне, чтобы я могла помочь ему».
С ужасающей быстротой пролетело время свидания, и он ушел.
И в первый раз со времени приезда в Пайн Ридж она прислушивалась к его удаляющимся шагам не с отчаянием, а словно в полусне, так, будто она лежала ночью без сна и ей приснилось, что он пришел к ней.
Луна выплыла в морозном зимнем небе, розовеющем в лучах вечерней зари. Она смотрела на небо и вспоминала полную луну, заливавшую их светом в тот последний их вечер, когда они танцевали вдвоем. Казалось, что эта сегодняшняя луна освещает совершенно иной мир, и горы и долины, к которым она уже привыкла, казались сегодня в ярком лунном свете такими далекими и незнакомыми, словно кратеры Луны.
IVПодъезжая к станции Балабурра, Барт в нетерпении выглянул из поезда. Машина Магды была на месте. Невозможно было не заметить этот большой серебристо-серый автомобиль, но вид автомобиля и самой Магды подействовал на него раздражающе. Мгновение он мучительно колебался между нежеланием сидеть рядом с ней всю дорогу до Сиднея и страхом разозлить ее. Страх победил. Магда кивнула ему, когда он подошел к машине.
— Залезай. Я раздобыла термос с кофе и несколько бутербродов. Немного проедем и найдем тихое местечко. Ты, наверно, умираешь с голоду.
После кофе и сандвичей он почувствовал себя лучше, и то, что она была с ним рядом в машине, больше уже не раздражало его. Как и все, что делала Магда, бутерброды были отличные, а крепкий кофе, приправленный ромом, разогнал холод.
В сгущавшихся сумерках они петляли по горной дороге. Под ними в полумраке сияли огоньки Пенрита, а еще дальше сверкающими гирляндами переливались огни Сиднея. Восходившая луна серебрила луга у дороги. Они ехали в дружелюбном молчании, пока Магда вдруг не спросила:
— Ну, как сегодня Джэн?
— О… Да ничего, неплохо…
В смущении он запнулся, подыскивая слова.
— Не будь дураком, — сказала Магда спокойно, — в конце концов я потратила целый день, возя тебя туда и обратно, и ты мог бы мне сказать, как себя чувствует девочка. Кроме того, меня вообще интересует ее судьба.
Он взглянул на нее с сомнением, но лицо ее, освещенное отсветом от приборного щитка, было спокойно, как этот лунный вечер. Если Магда относится к этому так просто, с его стороны тоже глупо упорствовать и мучиться угрызениями совести.
— Для нас сегодня в некотором роде знаменательный день.
— Правда?
— Да. На прошлой неделе ей делали просвечивание, я врач говорит, что результаты хорошие.
— Прекрасно. — Голос Магды звучал с искренней теплотой. — У тебя, наверно, на душе легче стало.
— Да что скрывать, конечно, легче. Мы с ее сестрой страшно беспокоились за нее. Знаешь, все это случилось с ней так неожиданно. Вот она была вроде бы совсем здоровая, такая, как ты или я, — и вдруг…
Рассудок говорил ему, что нехорошо вот так беседовать с Магдой о Джэн! Во всяком случае, после вчерашней ночи.
— Расскажи мне о ней.
Голос Магды звучал спокойно и в то же время заинтересованно. И Барт сам не заметил, как начал рассказывать ей, сначала запинаясь, неуверенно, потом все более и более свободно. Он рассказывал Магде о Джэн, как он еще никому не рассказывал о ней. Он даже не мог бы сказать, что так развязало ему язык — ром, добавленный в кофе, или просто сосредоточенное внимание, с которым Магда слушала его рассказ. Одного у Магды не отнимешь: с ней не нужно притворяться, не нужно делать вид, что ты какой-то особенный. Она принимает тебя таким, как ты есть.
— Бедная девочка, — сказала она с искренним сочувствием, — страшно подумать, что с ней случилось! А как вы управляетесь в материальном отношении? Ведь лечение, наверно, обходится невероятно дорого.
Он рассказал ей все. Как-то само собой получалось, что с ней легко было разговаривать о Джэн. Она слушала его, и лицо ее впервые за время их знакомства казалось по-настоящему серьезным.
— Ей повезло, по-моему, что у нее есть ты.
— Это мне повезло.
— Тогда вам повезло обоим.
— Со следующей недели ей разрешат вставать на несколько часов в день, — сказал он вдруг в припадке откровенности. — И я хочу ей устроить сюрприз — купить теплый халатик. Где ты посоветуешь поискать?
— Предоставь это лучше мне. Вы, мужчины, когда хотите девушке подарок сделать, обязательно какую-нибудь ерунду купите. Я присмотрю что-нибудь и попрошу прислать мне домой для выбора, а ты придешь и выберешь. Идет?
— Иде-от, — произнес он со странной восточной интонацией, к которой привык в Японии, пряча за ней все еще глодавшее его чувство вины; потом, устыдившись этого, он стал неловко благодарить ее.
Они проносились через поселки, цепочкой растянувшиеся между Пенритом и Парраматтой, и молчание снова воцарилось в машине. Но сейчас в молчании этом не было никакой натянутости. Волнистые гряды холмов казались нагими на фоне зимнего неба. Барт чувствовал себя успокоенным и умиротворенным. Да, сегодня он возвращался от Джэн совсем в другом настроении, чем в последние недели.
Машина быстро и плавно мчалась через окраины, и его совсем не удивило, когда, подъезжая к Центральному вокзалу, Магда обернулась к нему и сказала:
— Думаю, мы поужинаем дома, а? Тебе незачем тратить деньги на рестораны.
И так же мало удивился он тому, что ответил на это согласием.
Глава 25
«Никогда еще не было такого чудного дня», — думала Джэн, идя по веранде навстречу Дорин. Она теперь каждый день вставала с постели, а в последние две недели даже на целых два часа в день. И ей больше не казалось, что ноги у нее, как шланги от пылесоса, могут подогнуться при каждом шаге. И доктор обещал, что сегодня он разрешит ей дойти до скамеечки в саду.
Дорин ждала ее внизу у крылечка, на три ступеньки ниже, и обе они смеялись так, будто принимали участие в увлекательном приключении.
— Ты выглядишь просто замечательно, — сказала Дорин. — А халатик у тебя первоклассный.
Джэн любовно погладила мягкую шерсть халатика. Барт прислал его ей после воскресного посещения. Конечно, это была недопустимая роскошь, но халат так шел ей, и у него был такой красивый цвет.
— Барт говорит, что это мой альпинистский костюм. Вы еще, наверно, увидите, как я в нем взберусь на вершину Трех Сестер. Ох! Подумать только, что я снова смогу ходить, смогу плавать.
Джэн медленно пошла вниз по ступенькам, взяв под руку Дорин, и от непривычных движений воздух перекатывался у нее в груди, как футбольный мяч.
— Раз, два, три, — торжествующе считала Дорин.
Когда они спустились на тропинку, послышались возгласы. Это Леонард и Рода, наблюдавшие за ними, приветствовали их с другого конца веранды.
— А денек сегодня просто фантастический! — Леонард спустился с веранды и пошел им навстречу. — Конечно, уж достаточно фантастично и то, что я вижу вас снова на ногах, но это, признаться, уж совсем сверх программы. И воздух сегодня такой прозрачный, что видно все до самого побережья. Даже мост видно — посмотрите!
Джэн посмотрела в направлении, в котором указывал его палец. Там вдали, где на горизонте темнел дымным пятном Сидней, над заливом вздымались знакомые очертания сиднейского моста.
— О Дор, подумай только! Еще три месяца — и я снова буду с тобой, и мы никогда больше не расстанемся.
— А я бы могла остаться здесь навсегда, —сказала Дорин.
Джэн содрогнулась.
— А мне один вид этого моста кажется сущим раем, и чего бы я сейчас ни отдала, чтобы только снова сидеть в своей конторе и снова слышать стук своей машинки. Иногда вспоминаю и понять не могу, чего мне тогда недоставало.
— И все же это мерзкая, грязная контора, — Дорин не могла сдержать гнева. — И если бы ты не торчала всю зиму в этой конуре без всякого отопления, не видя белого света, ты бы ни за что не заболела плевритом в прошлом году, и этого тоже бы с тобой никогда не случилось.
— Может, ты и права, — вздохнула Джэн.
Они медленно подошли к скамеечке, на которой Джэн сидела с Бартом в день своего приезда в Пайн Ридж, и молча опустились на нее. Дорин вынула вязанье, и ее быстрые пальчики замелькали в петлях джемпера, который она вязала для Джэн.
Голые ветви вязов и тополей были словно выгравированы на светло-голубом фоне неба. Еще ничего не цвело в саду, но кое-где уже показались над землей зеленые стрелки молодой поросли. Вялая прошлогодняя гроздь рябины еще шелестела в вышине, а края красновато-рыжих листьев розового куста потемнели от мороза. В укромном уголке сада росла акация, ее листва казалась серебристой на фоне темно-оливковых кустов и деревьев, а цветы уже отливали золотом.
