Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул
— Люди расходятся, — пожимает она плечами.
Но она не может признаться, что ее объяснение — только часть правды. Когда теряешь мужа, то о некоторых вещах просто невозможно никому рассказать. Это непреходящая усталость, когда спал бы и спал, причем веки будто налиты свинцом, и, для того чтобы поднять их, требуются титанические усилия, а продержаться еще один день для тебя словно подвиг Геракла; и еще ты подсознательно начинаешь ненавидеть своих подруг: каждый раз, когда кто-то из них появляется у тебя на пороге или идет тебе навстречу по улице, обнимает тебя и говорит, что ей так жаль, так безумно жаль, ты смотришь на нее, на ее мужа, на ее детишек и сама пугаешься своей дикой зависти. Почему они живы, а Дэвид умер? Почему этот жирный зануда Ричард, с его друзьями из Сити, с его гольфом по выходным, Ричард, которого абсолютно ничего не интересует за пределами его крошечного самодовольного мирка, продолжает жить, тогда как Дэвид, блестящий, любящий, щедрый, страстный Дэвид, должен был умереть? Почему подлец Тим сможет породить себе подобных, дать начало целым поколениям будущих маленьких Тимов, тогда как Дэвид, с его пытливым умом, его добротой, его любовью, исчез, не оставив после себя никакого следа?
Лив хорошо помнит, как содрогалась в беззвучных рыданиях в чужих ванных, когда сбегала из забитых народом комнат; она прекрасно понимала, что ведет себя неприлично, но ничего не могла с собой поделать. И только по прошествии нескольких лет она научилась смотреть на счастье других, не ощущая при этом, как кровоточит сердце от собственной утраты.
Теперь жгучая боль уже прошла, но она предпочитает наблюдать за домашними радостями людей со стороны, причем желательно тех, кого она не слишком хорошо знает, словно счастье — всего лишь научная концепция, которую можно доказать, чему она только рада.
Она больше не встречается с прежними друзьями, всякими там Жасмин и Черри. Женщинами, которые еще помнят, какой она была в юности. Слишком сложно объяснять. И ее не совсем устраивает, что объяснение это свидетельствует не в ее пользу.
— Ну, мне все-таки кажется, что вам стоит повидаться перед ее отъездом. Я всегда любил смотреть на вас вместе. Вы были словно две юные богини.
— Когда ты собираешься позвонить Кэролайн? — спрашивает она, сметая крошки с ободранного соснового кухонного стола и счищая круглый след от бокала с вином.
— Она не захочет со мной разговаривать. Прошлой ночью я отправил на ее мобильник четырнадцать сообщений.
— Папа, ты должен прекратить спать с другими женщинами.
— Я знаю.
— И ты должен начать зарабатывать.
— Я знаю.
— И ты должен одеться. На ее месте я непременно снова ушла бы, если бы, вернувшись, застала тебя в таком виде.
— На мне ее халат.
— Я догадалась.
— Он до сих пор хранит ее запах. — И отец скорбно, со слезами на глазах нюхает рукав халата. — Что же мне делать, если она не вернется?
Лив застывает на месте, лицо ее каменеет. Интересно, а имеет ли отец хоть малейшее представление, какое сегодня число? Она смотрит на потасканного мужчину в женском халате, на синие вены, просвечивающие сквозь кожу в пигментных пятнах, и поспешно возвращается к мытью посуды.
— Знаешь что, папа? Ты спрашиваешь не у того человека.
13
Старик осторожно опускается в кресло и тяжело вздыхает, словно пройтись по комнате потребовало от него определенных усилий. Его сын стоит с озабоченным видом, сложив на груди руки.
Немного подождав, Пол Маккаферти бросает взгляд в сторону своей секретарши Мириам.
— Не хотите ли чаю или кофе? — спрашивает она.
В ответ старик качает головой:
— Нет, спасибо. — Всем своим видом он словно говорит: «Давайте лучше приступим к делу».
— Тогда я вас оставляю, — произносит Мириам и, пятясь, выходит из тесного кабинета.
Пол открывает папку. Кладет руки на стол, чувствуя на себе взгляд мистера Новицки.
— Итак, я пригласил вас сегодня, потому что у меня есть для вас новости. Во время первой нашей встречи я предупредил, что дело может оказаться запутанным в связи с недостатком данных с вашей стороны, подтверждающих провенанс. Как вы, наверное, знаете, многие галереи неохотно отдают произведения искусства при отсутствии основательных доказательств…
— Я хорошо помню картину, — прерывает его старик.
— Мне это известно. Так же как, впрочем, и вам, что галерея, о которой идет речь, с трудом пошла на сотрудничество с нами, несмотря на то что в их провенансе имеются существенные пробелы. Дело осложнило и резкое увеличение цены указанного произведения. Кроме того, большим минусом стало и то, что вы не смогли сделать правильное описание.
— Но как, по-вашему, я могу описать правильно такую картину? Мне было десять, когда нам пришлось покинуть дом. Всего десять лет! Вот вы смогли бы мне назвать цвет обоев в спальне ваших родителей в то время, когда вам было десять лет?
— Нет, мистер Новицки, не мог бы.
— Мы что, должны были знать, что не сможем вернуться? Такая система просто нелепа. Почему мы должны доказывать, что у нас все было украдено? После всего того, через что нам пришлось пройти…
— Папа, давай не будем об этом… — Джейсон, сын мистера Новицки, опускает руку на плечо отца, и старик неохотно сжимает губы, словно уже привык к тому, что ему постоянно затыкают рот.
— Именно об этом я и хотел бы с вами поговорить, — кивает Пол. — Я предупреждал вас, что в данном случае наша позиция не самая сильная. Во время встречи в январе вы упомянули о том, что ваша мать дружила с соседом по имени Артур Бохман, который переехал в Америку.
— Да. Они были хорошими соседями. Он точно должен был видеть картину в нашем доме. Ведь он так часто к нам заходил. Я играл в мячик с его дочерью… Но он умер. Я же говорил вам, что он умер.
— Ну, мне удалось найти оставшихся членов его семьи в Де-Мойне. И его внучка Анна Мари порылась в семейных альбомах и в одном из них случайно нашла это. — Пол вынимает из папки лист бумаги и передает мистеру Новицки.
Копия, конечно, не идеальная, но черно-белое изображение вполне отчетливое. Семья чинно сидит на обитом плотной тканью диване. Женщина сдержанно улыбается, на коленях у нее карапуз с глазками-пуговками. Мужчина с пышными усами стоит облокотившись на спинку дивана. Рядом маленький мальчик; он широко улыбается, демонстрируя недостающий передний зуб. За их спиной на стене висит картина, на которой изображена танцующая девушка.
— Это она, — тихо говорит мистер Новицки, прижимая артритные пальцы к губам. — Дега.
— Я навел справки в банке изображений, затем в Фонде Эдгара Дега. Я послал фотографию их юристам вместе с заявлением Анны Мари, где она утверждает, что видела картину в доме ваших родителей, а также слышала, как ваш отец рассказывал историю ее приобретения, — говорит Пол и, сделав паузу, продолжает: — Но это еще не все, что помнит Анна Мари. Она рассказывает, что, после того как ваши родители исчезли, Артур Бохман как-то ночью проник в ваш дом, чтобы забрать оставшиеся семейные ценности. И он сказал своей жене, бабушке Анны Мари, что там с виду все оставалось нетронутым. И, уже собираясь уходить, он обнаружил, что картина исчезла. Поскольку все остальное было на месте, Артур Бохман решил, что картину семья забрала с собой. И вопрос этот больше не возникал, так как ваши семьи на время потеряли друг друга из виду.
— Нет, — говорит старик, не сводя глаз с фотографии. — Нет. У нас ничего не осталось. Только кольца моей матери. Обручальное и подаренное в честь помолвки. — Его глаза наполнились слезами.
— Вполне возможно, что нацисты давно облюбовали картину. В нацистской Германии проходило массовое изъятие особо ценных произведений искусства.
— Это мистер Дрешлер. Он им сказал. Я всегда знал, что именно он им сказал. А еще называл моего отца своим другом! — Лежащие на коленях руки старика дрожат.
Реакция весьма типичная, несмотря на то что прошло больше шестидесяти лет. Многие из тех, что предъявляют права на произведение искусства, яснее помнят события 1940-х годов, чем то, как они оказались у Пола в кабинете.
— Ну хорошо. Мы проверили записи мистера Дрешлера и обнаружили ряд документально не подкрепленных сделок с немцами, причем одна из них касается картины Дега. Правда, не совсем ясно, какой именно, но даты и тот факт, что в вашем районе не могло быть много таких картин, — весомый аргумент в вашу пользу. — (Мистер Новицки медленно поднимает глаза на сына, словно хочет сказать: «Вот видишь?») — Так вот, мистер Новицки, вчера я получил ответ из галереи. Хотите, чтобы я прочел вам его?
— Да.
Дорогой мистер Маккаферти!
В свете открывшихся обстоятельств и пробелов в нашем провенансе, а также с учетом моральных страданий, причиненных семье Новицки, мы решили не оспаривать претензии на интересующую Вас картину Дега. Совет попечителей галереи отдал распоряжение нашим юристам прекратить дальнейшее разбирательство, и мы ждем ваших указаний по передаче данного объекта.
