Нацуо Кирино - Нежные щечки
— Погорячился. Извини. Просто… ты вот когда-нибудь задумывалась, с каким ощущением живет Риса?
— Задумывалась. Мне ее жалко, ей многое приходится терпеть.
— Так если ты это понимаешь, перестань оглядываться в прошлое. Каждый год во время летних каникул мы ездим на Хоккайдо искать Юку. Ты считаешь это нормально, что свои каникулы Риса проводит таким образом? Не думала ли ты, что, может быть, стоит один раз отвезти ее куда-нибудь на море? Нам всем тяжело из-за того, что случилось с Юкой, и все же это не может длиться до бесконечности. И с работой у нас не клеится. Если так будет продолжаться, это нас погубит.
Не дожидаясь ответа, Митихиро вышел из гостиной проверить, как там Риса. Касуми в растрепанных чувствах осталась в комнате одна. Воздух в гостиной был теплым, застоявшимся.
Побег. Бывали дни, когда ей казалось, что Митихиро как пепельное море из ее детства. Исияма был чем-то ярким, блестящим в ее жизни, свидания с ним были ее побегом. Теперь Касуми была узницей клетки по имени Юка, и выбраться из нее никак не получалось.
В полночь Касуми направилась к автобусу Огаты. Свет внутри уже был потушен, но Касуми знала, что иногда Огата оставался спать внутри. Она громко постучала в дверь.
— Сэнсэй, это Мориваки.
— Сейчас, сейчас. Минуточку, — тут же ответил Огата.
Раздался щелчок — Огата включил генератор. Немного спустя зажегся свет. Открылась дверь, лицо мужчины было ярко освещено — он всматривался в темноту, пытаясь разглядеть Касуми. На нем была похожая на детскую пижама из жатого ситца, совсем не вязавшаяся с его обликом.
— Что случилось? — Огата суетливо надел очки и с беспокойством посмотрел на Касуми.
— Муж отказывается в этом году ехать на Сикоцу. Говорит, «без толку». Разве можно так говорить, «без толку»? — начала жаловаться Касуми, а про себя подумала: это вовсе не то, что она на самом деле хотела сказать. Фразы, слетающие с губ, рассеивались в воздухе. Ее попытки объяснить были тщетными.
— Ну-ну, не нервничайте. Проходите. Тут и поговорим, — пытался успокоить ее Огата, взял за руку и завел в автобус.
Окна были открыты. Тлели ароматические спирали, отпугивающие комаров. Стояла тишина, только откуда-то издалека доносились шум автомобилей да стрекот насекомых. На дешевом красном коврике была расстелена тонкая циновка — спальное место Огаты, на нем махровое покрывало. Касуми тяжело опустилась на пол рядом с циновкой.
— Извините меня за поздний визит, так уж вышло.
Огата тихонько обмахивался веером, непонятно откуда взявшимся у него в руках.
— Да ничего. Вон сколько всего с вами происходит. Да еще Исияма, вы сказали, куда-то подевался. А вы по нему все скучаете?
Касуми ничего не ответила.
— Учитель, можно мне тут прилечь? Устала я что-то.
От удивления глаза у Огаты округлились, но он лишь кивнул. Касуми легла навзничь на циновку, где еще недавно спал Огата. Огата стал обмахивать ее веером. Под легкими потоками воздуха волосы нежно касались ее лица. Ей стало так хорошо, будто она вернулась в детство. Быстротечное лето Хоккайдо. Касуми вспомнила, как из Сихоро приезжала бабушка, мать отца. Укладывая Касуми спать, бабка точь-в-точь так же обмахивала ее веером. И не то чтобы было по-настоящему жарко и в веере была необходимость, но Касуми всегда настаивала, чтобы бабушка не уходила, пока она не заснет. Откуда-то сверху доносилась до нее размеренная речь учителя.
— Касуми-сан, что же муж вам сказал?
— Сказал, что поездка на Сикоцу — напрасная трата денег и что если мы не прекратим искать Юку, это разрушит нашу семью… что-то в этом духе. Но мне почему-то кажется, тут что-то не так. Как же мне быть?
— Ну почему? Слова Мориваки-сан звучат вполне трезво.
— Возможно.
— Ну что тут скажешь. У людей могут быть разные мнения.
— Выходит, я ошибаюсь.
— Да нет. Мне, например, нравится твое отношение.
— Мое отношение?
— Как бы это сказать… То, что ты не можешь разобраться.
— То есть то, что у меня в голове такая сумятица?
Касуми продолжала лежать на спине, уставившись на голую лампочку на потолке автобуса. В памяти всплыло, как она вот так же разглядывала потолок в гостинице, где они встречались с Исиямой. Слабо освещенный, наполовину оранжевый потолок. Запотевшая дверь ванной. Такие трогательные и щемящие воспоминания — на глаза навернулись слезы.
— Что с вами? — спросил Огата. — Что-то еще вспомнили?
Не говоря ни слова, Касуми закрыла лицо руками.
— Учитель, нельзя ли выключить свет? Жена вам потом ничего не скажет?
— Моя жена — не скажет.
Супруга Огаты жила в доме, помогая верующим. Здесь находили убежище сбежавшие от родителей дочери, от мужей — жены, банкроты, старики, пытавшиеся покончить жизнь самоубийством. Автобус служил церковью. Огата поднялся, потянулся и щелкнул выключателем. В автобусе стало темно. Только по потолку скользили тусклые блики от уличных фонарей и лунного света. Ниже окна все было погружено в темноту. Если повернуться на бок, можно было подумать, что лежишь в кромешной тьме в кровати. Касуми закрыла глаза. Равномерно накатывающие потоки воздуха от медленного движения веера. Ей казалось, что она вновь беззаботное дитя, что она дома, на берегу моря.
С Огатой она познакомилась через бывшего сотрудника компании мужа, Ямаситу. Ямасите шел седьмой десяток. Из пяти сотрудников компании он считался самым талантливым наборщиком. Еще в те времена, когда линзы не использовались, он, руководствуясь лишь интуицией, подбирал шрифт так, что трудно было поверить, будто это дело человеческих рук. Когда же зрение у него ослабло, он превратился в старика, забивающегося в угол офиса и усердно прорисовывающего тысячи и тысячи букв, которые невозможно было продать. Касуми не могла смотреть на то, как Митихиро держит в компании балласт, и увольнения она начала с Ямаситы. Тем не менее, когда Ямасита прослышал про исчезновение Юки, он специально пришел в офис выразить соболезнования.
— Касуми-тян, тяжело тебе пришлось. Не знаю, пригодится ли, я вот тут на всякий случай принес. Может, почитаешь?
Ямасита, будто специально подгадав, появился, когда Митихиро не было в офисе. Он достал из-за пазухи листок бумаги и всучил его Касуми.
— Что это?
— Говорят, в Мусасисакаи живет один человек необычный. Слава про него хорошая идет. Я и подумал, может, ты захочешь с ним посоветоваться.
Касуми смотрела на бумажный клочок. Старомодная дешевая листовка на соломенной бумаге, отпечатанная на мимеографе. Надпись гласила: «Общество “Парадайз”. Ныне же будешь со мною в раю. Сосукэ Огата».
