Чарлз Буковски - Голливуд
День утекал, мирно и бессмысленно.
Как долго снимают эту ванную сцену, подумал я. Франсин, наверное, чисто вымылась.
Вдруг в прихожую вбежал Джон Пинчот. Он был какой-то взъерошенный, кажется, даже не совсем одетый. Во всяком случае, молния на брюках была застегнута только до середины. Он дико вращал глазами.
— Слава Богу, ты здесь!
— Ну, как дела?
Он наклонился и зашептал мне на ухо: «Ужас! С ума сойти! Франсин боится, как бы ее титьки не высунулись из воды! Поминутно спрашивает: не видать? не видать?»
— Что ж за беда, если слегка и высунутся?
Джон придвинулся еще ближе к моему уху: «Она не так молода, как хочет казаться. А оператору освещение не нравится. Никак его не наладит, потому волнуется и пьет больше обычного…»
Оператор, Хайнс, получил все мыслимые в его профессии призы, он один из лучших ныне живущих операторов, но, как все большие таланты, имеет пристрастие к бутылочке.
Джон продолжал горячо шептать: «Представляешь, а Джек никак не справится с этой строчкой. Уйму дублей сняли. Его заколодило — начнет говорить и сразу глупо так разулыбается».
— Да что это за строчка-то?
— Строчка такая: «Пускай отдрочит участкового, когда он придет его проверять».
— Давай попробуем так: «Пускай откупится от участкового…», дальше по тексту.
— Вот спасибочки! Это уже девятнадцатый дубль будет!
— Боже милосердный.
— Пожелай мне удачи.
— Удачи тебе.
Джон убежал. Вошла Сара.
— Что случилось?
— Девятнадцатый дубль. Франсин боится показывать грудь. Джек не может сказать текст. Хайнсу не нравится свет…
— Франсин надо дать выпить, ей сразу полегчает.
— Ну, Хайнсу этот совет не нужен.
— Знаю. А когда Франсин расслабится, у Джека язык развяжется.
— Возможно.
И тут вошла Франсин. Она выглядела совершенно опустошенной. На ней был банный халат, голова обвязана полотенцем.
— Я с ней поговорю, — шепнула мне Сара.
Она подошла к Франсин и тихонько заговорила. Франсин прислушалась. Потом кивнула и вышла в соседнюю комнатушку-спальню. Сара на минутку отлучилась в кухню и вернулась с кофейной чашкой. В кухне имелся отличный выбор: два сорта виски, водка, джин. Сара чего-то намешала. Дверь в спальню приоткрылась, и чашка исчезла.
Сара не задержалась: «Сейчас придет в себя».
Минуты через две-три та же дверь распахнулась снова, на пороге появилась Франсин и заспешила прямо на камеру. Проходя мимо Сары, она поблагодарила ее одними глазами.
Нам ничего не оставалось, как сесть и маленько поболтать, коротая время.
Я никак не мог отделаться от нахлынувших воспоминаний. Как-никак именно отсюда меня выперли за то, что я привел в гости на ночь трех девочек. Тогда еще не слыхали про такую штуку, как права жильцов.
— Мистер Чинаски, — заявила мне хозяйка, — у нас верующие живут, трудящиеся, родители с детьми. Ни от кого из них я еще таких жалоб не слыхала. И вас я вдоволь наслушалась: у вас то поют, то ругаются, посуду бьют, матерятся, ржут… А уж что у вас нынче ночью творилось — такого я отродясь не слыхивала!
— Хорошо, я съеду.
— Благодарю вас.
Я, конечно, совсем с катушек слетел. Бриться перестал. Ходил в майке, прожженной сигаретами. Одна была у меня забота: чтобы на комоде стояло не меньше двух бутылок. Я никак не вписывался в окружающий мир, и мир никак не хотел меня принимать. Я нашел несколько родственных душ, по большей части женского пола, я их обожал, они меня вдохновляли, я играл на публику, щеголял перед ними в исподнем, объяснял, какой я гениальный, но верил в это только сам. А они орали: «От…сь! Налей-ка лучше еще этой дряни!» Эти дамы были исчадием ада, и в моем аду они чувствовали себя как дома.
В комнату опять ворвался Джон Пинчот.
— Сняли! — возвестил он. — Все сняли! Какой удачный денек! Завтра продолжим.
— Скажи спасибо Саре, — сказал я. — Она умеет готовить волшебный напиток.
— То есть?
— Она угостила Франсин, и та сразу расслабилась.
Джон обернулся к Саре.
— Спасибо тебе огромное!
— К твоим услугам, — ответила Сара.
— Подумать только! Сколько лет в кино — и впервые пришлось снимать девятнадцатый дубль!
— Мне говорили, — вмешался я, — что Чаплин однажды снимал сто дублей, пока не удовлетворился.
— Так то Чаплин, — возразил Джон. — А у нас сто дублей — и бюджет исчерпан.
На этом день, в общем, и кончился. Если не считать того, что Сара сказала: «Черт побери, а не закатиться ли нам к Муссо?»
Что мы и сделали. Мы заняли столик в Старом зале и, прежде чем изучить меню, заказали выпивку.
— Помнишь? — спросил я. — Помнишь доброе старое время, когда мы приходили сюда поглазеть на эту публику и разбирали ее по мастям — вот это актеры, там продюсеры или режиссеры, вот порнозвезды, а эти пытаются пристроиться к киношному бизнесу… Мы пытались представить, о чем они говорят. Конечно, о своем придурошном кино, о контрактах и последних фильмах. Ничтожные малявки, неудачники… глаза бы на них не глядели… лучше отвернуться и смотреть в тарелку, на которой морская капуста и рыба-меч…
— Мы считали их дерьмом, — сказала Сара, — и вот поди ж ты, сами такими стали.
— Колесо жизни свершило свой оборот…
— Принесите нам морской капусты.
У нашего столика стоял официант. Он хмурился, переминаясь с ноги на ногу, густые брови почти закры вали глаза. Муссо открыл этот ресторан в 1919 году и навидался всякого. И такие, как мы, тут тоже не в диковинку. Да, пускай будет рыба-меч. С жареной картошкой.
Фильм снимали на трех площадках. Разные комнаты, разные улицы, разные бары.
Один эпизод надо было снимать ночью: кража кукурузы и погоня.
Кукурузу взрастили, и пора было ее воровать.
За аренду натуры из бюджета отстегнули пять тыщ. Участок принадлежал Центру реабилитации алкоголиков. Пинчот обрыскал всю округу в поис'ках чего-нибудь подешевле, но в конце концов пришлось остановиться именно на этой территории — той самой, где тридцать лет назад моя подруга и совершила ту самую кражу. Посадку осуществили на прежнем месте. Прочие детали совпали не столь счастливо. Например, доходный дом, в котором она жила и куда я к ней въехал, превратился в приют для престарелых.
В большом доме, который теперь оккупировал алкашный Центр, в те времена был популярный танцзал. Там всегда было полно народу, особенно по субботам. Танцевали на первом этаже; зал был необъятных размеров, под потолком кружились огромные лампионы, оркестр играл до самого утра, а у подъезда ждали хозяев автомобили, многие с личными шоферами.
