Екатерина Вильмонт - Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия
– И не раз, – улыбнулась Алиса. – Только ко мне это отношения не имеет. Я скорее уж гоноровая пани. Кажется, так говорят?
– А вы когда-нибудь трогали живот у ежа?
– Что? – ошарашенно переспросила Алиса.
– Знаете, я в детстве обожал ловить ежей. И если делать это с умом, то можно потрогать ежиное пузо, оно такое нежное…
– А, поняла! Вы хотите сказать, что если взяться за меня с умом, то можно нащупать уязвимое место?
– Я не говорил о уязвимости.
– Нежность всегда очень уязвима, я это хорошо усвоила, – серьезно ответила Алиса. – А потому отрастила колючки везде… Тьфу, какая-то двусмыслица получается, хрен знает что!
– Алиса, что за выражения? – рассмеялся Курбатов. – Но вы прелесть… Ничего, я не теряю надежды, что ежик еще окажется ручным.
– А вот это уже вполне сознательная пошлость!
– Ладно, оставим эту тему, а то она какая-то скользкая.
– Да уж!
– Расскажите мне лучше про эту девочку, дочь вашей подруги. А то чем черт не шутит, еще женится мой охламон на ней. Надо ж быть ко всему готовым.
– И вы позволите ему так рано жениться?
– Ну я надеюсь, он не сделает этого немедленно. Но давить на него я не буду. Это ведь ему жить. На меня в свое время так давили, что чуть не угробили. Поэтому я даю сыну дышать, разумеется, до тех пор, пока уверен в том, что он не губит себя. Но, к счастью, похоже, он разумный парнишка. А поскольку растила его в основном моя тетка, дама весьма интеллектуальная…
– Ваша тетка?
– Да. Мы с женой расстались очень давно, и она уехала за границу. У нее другая семья, в Германии. Так что я практически старый холостяк.
Произнося это, он посмотрел в глаза Алисы. Но в них ровным счетом ничего не отразилось. Ни радости, ни надежды, ничего. Она просто приняла его слова к сведению, и все.
– А вы, Алиса?
– Что?
– Почему вы одна?
– Так сложилось.
– Несчастная любовь?
– Наоборот, очень счастливая. Но после нее все кажется чем-то не тем, понимаете?
– Вполне.
– Здесь уютно и аппетитно пахнет, – перевела разговор Алиса. – Есть даже захотелось.
– А вот нам уже несут…
К концу потрясающе вкусного обеда Алиса наконец расслабилась. Ей было хорошо. Но то чудесное ощущение, что между нею и этим, несомненно, очень привлекательным мужчиной нет никаких барьеров, не появилось. И не появится никогда больше. А значит, не стоит зря обнадеживать мужика. Я его не хочу.
– Алиса, почему вы так смотрите на меня?
– Как?
– Очень задумчиво. Вас что-то во мне смущает?
– В вас? Да нет, во мне… Впрочем, это неважно.
– Алиса, а вы знаете, что мужчины иной раз куда любопытнее женщин?
– Знаю, еще бы не знать. И сплетничают хуже баб. А что конкретно вызывает ваше любопытство?
– Мне безумно интересно посмотреть, как вы живете.
– Ну, Святослав Игоревич, это примитивно!
– Вы меня совершенно превратно поняли, я вовсе не набиваюсь, как говорится, на чашечку кофе, чтобы сразу же к вам пристать. Это вообще не мой стиль. Просто мне действительно интересно, как живет такая женщина, как вы. Потому что вы мне вообще интересны. Мне хочется знать, что вас окружает, среди каких вещей проходит ваша жизнь…
– Действительно, такие вопросы чаще, по-моему, волнуют женщин.
Алиса вспомнила, как безумно, неистово она желала увидеть, как живет Эрик. Но так и не довелось…
– Ну что ж, я ведь и не пытаюсь предстать перед вами эдаким супермачо. Я охотно признаюсь в своих слабостях. Но мне правда страшно любопытно побывать у вас дома. Вы, например, умеете готовить?
– Да, я хорошо готовлю. Только не люблю делать это каждый день. Для себя готовить вообще тоска смертная.
– А если я дам вам честное слово, что буду вести себя тише воды ниже травы, вы пустите меня ровно на пятнадцать минут? Больше я не задержусь.
– Так сказать, на экскурсию?
– Если угодно.
– Хорошо, пущу, но сперва дайте честное слово.
– Перед лицом своих товарищей…
– Не пойдет! – засмеялась Алиса.
– Почему?
– Потому что в ответ на пионерскую присягу, я должна выкрикнуть: «Будь готов!» А это в мои планы не входит!
Курбатов расхохотался:
– Алиса, вы неподражаемы!
– Надеюсь!
– И что я должен сказать?
– Да не говорите ничего. Если вы поведете себя как-то не так, я всегда сумею дать вам отлуп.
– Боже, где вы нахватались таких выражений?
– Везде. А кому не нравится, может перейти на другую сторону улицы!
– Вы тоже любите О. Генри?
– Ну надо же! – изумилась Алиса.
– И вы удивитесь, я помню даже, как называется этот рассказ. А вы?
– И как же? Я-то точно помню.
– «Пурпурное платье».
– Потрясающе, а еще говорят, что «новые русские» вообще ничего не читают!
– А я не «новый». Я старый. Очень старый! Мои предки были богатыми нижегородскими купцами. Очень дальние предки. А мой прадед, например, был уже известным меценатом, весьма утонченной натурой и даже покончил с собой из-за неразделенной любви. Так что у меня и такие гены есть.
– Подумать только!
– Ну так что, поедем к вам?
– Почему бы и нет? Удовлетворю ваше любопытство.
…В машине Курбатов взглянул на Алису. Она раскраснелась, что необычайно ей шло, глаза блестели. Вот посмотрю на ее дом и тогда решу… Хотя какая разница, какой у нее дом – она так хороша, умна, сообразительна…
По дороге он вдруг свернул в какой-то переулок.
– Куда вы?
– Ну не могу же я в первый раз войти в ваш дом без цветов!
Он выскочил у цветочного магазина и вернулся через пять минут с завернутой в шелковую бумагу корзинкой.
– Что это? – полюбопытствовала Алиса.
– Азалия! Срезанные цветы там были убогие, недостойные вас, а азалия роскошная.
– Спасибо! – почему-то вдруг смутилась Алиса. Он ей нравился. И вел себя без нуворишеских замашек, и говорить с ним было приятно, весело. Чем черт не шутит, возможно, я еще увижу что-то хорошее в этой жизни. Хотя нельзя Бога гневить, я и так вижу много хорошего. Ну, может, я просто еще буду хоть немножко счастлива как женщина, на что уж и не надеялась. А вдруг?
Они поднялись в квартиру. Вот уж чем Алиса действительно гордилась, так это своим домом. Оставшуюся от родителей трехкомнатную квартиру она превратила просто в игрушку. Пусть посмотрит!
Он в самом деле пробыл у нее ровно пятнадцать минут.
– Видите, какой я смирный и дисциплинированный? – спросил он, целуя ей на прощание руку.
– Вижу. Ценю.
– Я буду звонить вам, можно?
– Можно.
…В субботу с утра Тата с дочерью отправились закупать продукты на неделю, потом Иришка умчалась к подруге, а Тата, загрузив белье в стиральную машину, решила взяться за рукопись Гущина. Она невольно то и дело возвращалась к мыслям о нем. А почему, и сама не знала. Неужели дело только в том, что он обратил на меня внимание как на женщину? – подумала она. Но он-то мне не нравится! А ты в этом уверена? – спросила она себя. Ведь он молодой, красивый… Ну мало ли молодых-красивых! Но за мной-то больше никто из молодых-красивых не ухаживает. Нет, он меня тревожит не оттого, что молодой-красивый, а прежде всего оттого, что талантливый, а вдобавок уж молодой-красивый… А если он ухаживает за мной с какими-то далеко идущими целями? Хотя какие цели! Будь он безграмотный, я бы подумала, что ему нужны мои редакторские навыки. Бред какой-то! Я ведь еще нестарая и, говорят, привлекательная женщина… Неужели все из-за разницы в возрасте? Нет-нет, дело в другом. Вон даже дети, Ирка и Денис, почувствовали в нем какую-то фальшь… Ну ладно, хватит, займусь лучше своим прямым делом и прочту его новый роман. Может быть, что-то я о нем пойму…
