Джон Грин - Бумажные города
— За одной из них нет стекла, — сообщает он, а потом бежит прочь от здания, из-под ног летит грязный песок.
Я ошарашенно смотрю на него.
— Попробую пробить, — объясняет он.
— У тебя не получится.
Он ведь самый мелкий в нашем легковесном трио. Если кому-то и пытаться пробить фанеру телом, так это мне.
Бен сжимает руки в кулаки, потом вытягивает пальцы. Я иду в его сторону, а он рассказывает:
— Когда я учился в третьем классе, чтобы меня не били, мама отвела меня на тхэквондо. Я, правда, занятия на три всего сходил и выучил только одну вещь, но она иногда приносит пользу: мы увидели, как учитель пробивает толстую доску рукой, и все такие заинтересовались, типа чуваки, как он это делает, а он сказал, что главное — верить, что рука пройдет сквозь дерево, и бить со знанием того, что это возможно, и тогда всё получится.
Я собираюсь возразить на этот идиотизм, но Бен срывается с места и проносится мимо меня. Он разгоняется, летя к окну, а потом, абсолютно бесстрашно, в самый последний миг подпрыгивает, поворачивая корпус и выставляя вперед плечо, как таран, и влетает в фанеру. Я почти готов увидеть, как он пролетит сквозь нее, и в фанере останется дырка в форме его тела, как в мультике. Но Бен вместо этого отскакивает и падает на задницу в островок зеленой травы посреди грязного песка. Он перекатывается на бок, потирая плечо.
— Сломалась, — объявляет он.
Я бегу к нему, думая, что это он про руку, но Бен встает, и я вижу в фанере на высоте примерно с его рост трещину. Я начинаю долбить в этом месте ногами, она расползается по горизонтали, потом мы с Радаром вставляем в трещину пальцы и начинаем тянуть. Я щурюсь, чтобы пот не так заливал глаза — они уже просто горят, тяну изо всех сил, дергаю туда-сюда, и наконец, нам удается расколупать небольшое отверстие с острыми краями. Мы с Радаром молча продолжаем работать, через некоторое время он устает, и его сменяет Бен. Наконец мы пропихиваем кусок фанеры внутрь. Я лезу в дыру вперед ногами и приземляюсь на что-то вроде стопки бумаги.
Дыра небольшая, через нее попадает свет, но его недостаточно, чтобы оценить размеры помещения, понять, есть ли там вообще потолок. Воздух внутри оказывается таким горячим и спертым, что вдыхаешь и выдыхаешь почти одно и то же.
Я разворачиваюсь и натыкаюсь на Бена — он ударяет меня лбом в подбородок. Я непонятно почему шепчу:
— У тебя есть…
— Нет, — так же шепотом перебивает он меня. — Радар, ты фонарь не взял?
Судя по звукам, он лезет к нам через дыру.
— В брелке есть, но совсем крошечный.
Загорается свет, но я все равно почти ничего не вижу, хотя мне удается разобрать, что мы оказались в довольно большом помещении с лабиринтом металлических полок. Бумага, на которую я наступил — это страницы старого отрывного календаря, множество листов-дней рассыпано по всему полу: они пожелтевшие и погрызенные мышами. Я думаю, что, может быть, раньше тут был книжный, хотя на этих полках уже давно лежит только пыль.
Мы выстраиваемся в ряд за Радаром. Наверху вдруг раздается скрип, и мы все останавливаемся. Я сглатываю, стараясь унять панический страх. Я слышу, как дышат Радар и Бен, как они шаркают ногами. Мне страшно хочется свалить, но это ведь может быть Марго. Или какие-нибудь нарики.
— Это просто само здание скрипит, — говорит Радар, но в его голосе нет обычной уверенности.
Я не могу пошевелиться. Потом слышу Бена:
— Когда мне в прошлый раз было так же страшно, я обоссался.
— Мне в последний раз было так страшно, когда я, спасая добрых волшебников, встретился лицом к лицу с Черным Властелином.
Я тоже делаю жалкую попытку:
— Когда мне в последний раз было так страшно, мне пришлось спать вместе с мамочкой.
Бен хихикает:
— Кью, я бы на твоем месте так пугался каждую — без исключения — ночь.
Благодаря их смеху я начинаю чувствовать себя в большей безопасности, и мы продолжаем поиски. Мы проходим по всем рядам, не обнаружив ничего интересного, кроме пары номеров «Ридерс Дайджест» семидесятых годов. Через некоторое время я замечаю, что глаза уже привыкли к темноте, так что мы расходимся в разные стороны с разной скоростью.
— Собираемся здесь, выйдем все вместе, — шепчу я, и пацаны шепотом отвечают о'кэй.
Я подхожу к боковой стене комнаты и нахожу первое свидетельство того, что здесь кто-то был с тех пор, как торговый центр забросили: в стене проделана неровная полукруглая дыра высотой мне по пояс. Над ней оранжевой краской из баллончика написано: «НОРА ТРОЛЛЯ», а на саму нору указывает услужливая стрелка.
— Ребят, — зовет вдруг Радар, да так громко, что на миг вся таинственность пропадает.
Я иду на голос и нахожу Радара у противоположной стены — его фонарик освещает еще одну Нору Тролля. На почерк Марго не очень похоже, но наверняка сказать сложно. Ведь при мне она краской только одну букву писала.
Я ныряю в нору и иду вперед, а Радар освещает мне путь. В этой комнате нет совершенно ничего, за исключением свернутого ковра в углу. Радар светит под ноги, и я замечаю пятна клея — когда-то ковер был приклеен к полу. На противоположной стороне еще одна дыра в стене, на этот раз без надписи.
Через нее я попадаю в комнату с вешалками, из стен, разукрашенных потеками, торчат шесты из нержавейки. В этой комнате светлее, через некоторое время до меня доходит, что тут в потолке есть дыры, кое-где оторваны куски рубероида, крыша проседает, наваливаясь на голые металлические поперечины.
— Тут продавали сувениры, — шепчет Бен, уже стоящий впереди меня, и я мигом понимаю, что он прав.
В середине комнаты пятиугольником стоят бывшие витрины. Стекло, некогда разделявшее туристов и предназначенное для них дерьмо, теперь разбито, а ящики витрин засыпаны осколками. Серая краска на стенах облезает, образуя беспорядочный, но красивый рисунок, эти ободравшиеся многоугольники — как снежинки разрухи.
Как ни странно, тут еще остались кое-какие товары: например телефон в виде Микки-Мауса, я видел такой давным-давно в детстве. В одной витрине лежат аккуратно свернутые, но уже поеденные молью и щедро посыпанные битым стеклом футболки с принтом: «СОЛНЕЧНЫЙ ОРЛАНДО». Под витринами Радар находит коробку с картами и древними туристическими брошюрами, рекламирующими «Мир крокодилов», «Хрустальные сады» и прочие увеселения, которых давно уже нет. Бен машет рукой, подзывая меня к себе, и показывает зеленого стеклянного крокодильчика, почти полностью похороненного под слоем пыли. Наверное, в этом и заключается ценность наших сувениров: дарить такое людям жалко. В смысле, людей жалко.
