Мэри Кайе - Далекие Шатры
Однако накануне прибытия полковника Бинга Аш по непонятной причине тяжело занемог, поев приготовленной матерью пищи, и следующие несколько дней пролежал пластом в постели в комнатах Ситы, не в силах думать ни о чем, кроме жестокой головной боли и мучительных желудочных колик. Сита самозабвенно ухаживала за ним, со слезами и горькими сетованиями виня себя в том, что накормила бедняжку испорченной пищей. Она не пустила на порог хакима, посланного к больному Хиралалом, и отпаивала Аша травяными отварами собственного приготовления, которые оказывали усыпляющее и отупляющее действие. Ко времени, когда мальчик оправился, гости уже уехали, и ему пришлось довольствоваться рассказами Каири, Коды Дада и Хиралала о минувшем празднестве.
– Ты немного потерял, – сардонически сказал Хиралал. – Полковник был старый и жирный, а его секретари – молодые и глупые, и один только командир эскорта говорил на нашем языке более или менее бегло. Сикхи сказали, что он чистый дьявол – в похвальном смысле слова. Ты уже выздоровел? Каири-Баи выразила уверенность, что тебя отравили ядом, чтобы ты не увидел торжеств, но мы велели ей не болтать вздора – кому какое дело, увидишь ты их или нет? Лалджи уж всяко здесь ни при чем, что бы там ни думала его маленькая неразумная сестренка. Наш любимый юврадж последние дни слишком исполнен сознания собственной значимости, чтобы занимать голову такими вещами.
Последнее утверждение соответствовало истине: будучи наследником престола, Лалджи играл значительную роль в официальных торжествах в честь полковника Бинга и упивался всеобщим вниманием. Эти мероприятия оказались гораздо более увлекательными и гораздо менее утомительными, чем растянутые церемонии по случаю его бракосочетания, а так как отец среди всего прочего рассчитывал ослепить варваров блеском роскоши, выданные ювраджу наряды и украшения затмили своим великолепием даже его свадебный костюм. Лалджи любил щеголять в пышных одеждах, а поскольку такая возможность представлялась крайне редко, он с восторгом воспользовался случаем покрасоваться рядом с отцом в ярких узорчатых нарядах, жестких от золотого и серебряного шитья, в усыпанных алмазами газовых тюрбанах, в жемчужных бусах и ожерельях из сверкающих драгоценных камней, с мечом в бархатных ножнах, расшитых мелким жемчугом.
Толстый англичанин, скверно говоривший на хиндустани, держался в высшей степени любезно и обращался с ним как со взрослым мужчиной, и хотя отец представил гостям и старшего сына нотч, маленький Нанду не произвел на них благоприятного впечатления: будучи испорченным, капризным ребенком, он постоянно вопил, ныл, хныкал и так плохо вел себя, что раджа потерял с ним всякое терпение и отослал прочь в середине первого торжественного приема. Больше Нанду не разрешалось показываться на глаза, и только Лалджи, один Лалджи сидел, стоял, шествовал или ехал на коне рядом с отцом в течение всех четырех дней празднества. А когда все закончилось, великолепные наряды и украшения у него не забрали, а оставили ему на хранение, и отец по-прежнему требовал его присутствия рядом и обращался с ним на удивление ласково.
Лалджи был счастлив, как никогда прежде, и его счастливое расположение духа проявлялось буквально во всем. Он перестал дразнить свою маленькую сестру или мучить ручных животных и стал относиться к придворным милостиво и доброжелательно. Перемена, произошедшая с гневливым, вздорным ювраджем, премного всех обрадовала, и один только Хиралал предсказывал скорую беду. Впрочем, Хиралал был известным циником. Остальные придворные Лалджи наслаждались мирной атмосферой, установившейся в покоях молодого господина, и видели в ней свидетельство, что мальчик превращается в мужчину и наконец вознамерился оставить ребяческое поведение. Всех также приятно удивило, что раджа продолжал искать общения со своим старшим сыном. Придворные полагали, что оно прекратится с отъездом гостей, и были изумлены, когда юный юврадж стал ежедневно проводить значительное время в обществе отца, посвящавшего его в курс государственных дел. Все это доставляло великую радость многочисленным врагам нотч, которые истолковали сложившуюся ситуацию как признак ослабления ее власти, тем более что последний ребенок, недавно рожденный ею своему супругу, оказался тщедушной, болезненной девочкой. Однако последующие события показали, что они снова недооценили нотч.
Джану-рани пришла в страшную ярость, когда визжащего Нанду удалили из зала для торжественных приемов, а его ненавистный сводный брат, наследник престола, произвел на всех самое благоприятное впечатление. Она рвала и метала два дня, а следующие семь дней ходила мрачнее тучи. Но обычного результата не достигла. Раджа в ответ просто стал обходить стороной покои жены и проводить время на своей половине дворца в ожидании, когда она успокоится, и такая неожиданная реакция испугала рани в той же мере, в какой обрадовала ее врагов.
Джану посмотрелась в зеркало и увидела то, что до сих пор отказывалась замечать: она утратила былую стройность и начала полнеть. Возраст, роды и праздная жизнь сделали свое дело, и обольстительная девушка с золотистой кожей превратилась в низенькую пухлую женщину, которая уже теряла прежний нежный цвет лица и скоро растолстеет, но пока еще не утратила ни своего ума, ни влияния, ни очарования. Трезво оценив ситуацию, Джану поспешно устроила примирение с супругом, и настолько успешно, что в скором времени снова оказалась на коне. Однако она не забыла того короткого приступа ужаса и теперь, к великому удивлению двора, принялась добиваться дружбы своего пасынка.
Это было непросто, ибо ревнивая ненависть мальчика к женщине, занявшей место фаранги-рани и поработившей его отца, успела расцвести пышным цветом и глубоко пустить корни. Но на свою беду, Лалджи всегда был падок на лесть, и нотч тешила его тщеславие неискренними комплиментами и щедрыми подарками. Отказавшись от прежней политики, она настойчиво советовала радже уделять больше внимания старшему сыну и в конечном счете добилась если не дружбы, то хотя бы перемирия с Лалджи.
– Кто-нибудь, – сказал Кода Дад, нисколько не тронутый внезапной переменой настроения рани, – должен напомнить мальчику о тигре из Титагунджи, который притворился вегетарианцем и пригласил буйволенка на обед.
Придворные тоже поначалу отнеслись к новому положению дел скептически и предсказывали, что оно не продлится долго. Но недели текли одна за другой, а рани по-прежнему оставалась в добрых отношениях со своим пасынком. В конце концов ситуация утратила новизну и со временем стала восприниматься как должное, что очень радовало раджу и нравилось почти всем придворным ювраджа, кроме старой Данмайи, которая решительно отказывалась доверять нотч, и Хиралала, разделявшего ее мнение.
