Олег Суворинов - Петербург-Ад-Петербург
Так думал я, стоя под проливным дождем во внутреннем дворе монастыря. Тошнота усиливалась, к ней добавилась сильнейшая головная боль, от которой у меня начался тик правого века. Во дворе не было ни души. Только вороны. «Надо бы кого-нибудь найти,- подумал я,- не стоять же здесь вечность, которой у меня нет. Милиция, наверное, уже сломала дверь и все обнаружила, а консьерж рассказал им обо мне. Теперь я один подозреваемый... На меня повесят пять трупов!»
Тревога росла, достигая уровня помутнения рассудка. Медлить было нельзя. Необходимо было как можно скорее поговорить с Катей и все ей рассказать, а там будь, что будет.
Подняв свой чемодан, я прошел вглубь территории монастыря. В центре располагался небольшой храм. Здание его казалось серым и мрачным от дождя, а купола в полумраке походили на пять больших черных луковиц. На одном из крестов сидела ворона.
Справа от храма стояла колокольня, которая служила входом в монастырь. Ее реставрировали, в связи с этим во двор монастыря можно было попасть через западные ворота. С левой же стороны расположились три длинных трехэтажных здания из красного кирпича, сложенные на старинный манер с округлыми окнами. В окнах горел свет, но улица была пустынна.
Продвигаясь вглубь этого садика, сквозь сумерки и дождь, я заметил небольшую деревянную беседку. Невдалеке от беседки висела табличка «посторонним проход закрыт». Не обращая на нее никакого внимания, я прошел дальше и вышел к одному из трех зданий с округлыми окнами. Входить в него я посовестился. Мало ли, что?
Неожиданно из одной двери вынырнула маленькая, юркая, как мышка, с покрытой головой послушница, и быстрым шагом направилась в мою сторону. На секунду показалась, что она идет ко мне. В самом же деле, девушка с опущенной вниз головой прошла мимо меня - словно не замечая, что я стою - и хотела скрыться за поворотом. Но я окликнул ее:
- Сестра! Постойте, сестра!
Послушница вздрогнула, потом остановилась, а после развернулась ко мне и замерла. Я схватил свой чемодан и пошел к ней.
- Добрый вечер,- сказал я, подойдя к ней ближе.
- Здравствуйте,- кротко ответила она, не поднимая на меня глаз.
- Сестра, мне необходимо встретиться с матушкой Алексией.
Послушница вздрогнула, словно я сказал ей что-то очень обидное и через некоторое время тихо сказала:
- Монастырь уже закрыт для посетителей…
- Там на табличке написано,- перебил я,- что он работает до восьми часов вечера, а сейчас еще нет восьми!
- Да, это так,- отвечала она,- но матушка уже не сможет принять вас. Приходите завтра.
- Как же вы не понимаете, мне во что бы то ни стало нужно поговорить с ней именно сейчас. Сию же минуту!
- Это невозможно,- тихо сказала она и собиралась уйти.
- Да стойте же вы! Я вас умоляю... Это вопрос жизни и смерти. Послушайте, я никогда бы не осмелился беспокоить матушку Алексию, если бы не острая необходимость. Умоляю вас, пойдите к ней и скажите, что с нею хочет поговорить совершенно отчаявшийся и пропащий человек Герман Гарин... И еще скажите ей, что это займет не более десяти минут. Сестра, я вас умоляю, прошу вас, сестра... Это чрезвычайно важно для меня!
Послушница медленно подняла на меня глаза и, увидев в них застывшие слезы, спокойно сказала:
- Постойте, пожалуйста, здесь, под козырьком, а я попрошу одну из сестер поговорить с матушкой.
- О, вы так добры... Я вам очень благодарен...
Она, не слушая меня, растворилась в темноте.
Я, было, хотел закурить, но потом решил не делать этого в монастыре. Пошли минуты томительного ожидания. Мокрая одежда прилипала к коже, отчего создавалось неприятное ощущение. Через некоторое время мне показалось, что меня начинает знобить. Дрожь ощущалась во всем теле, а кости ломило, как при высокой температуре. «Неужели я заболеваю?- пролетело у меня в голове.- Только не это, черт возьми. Только не это…»
Из-за поворота появилась та же послушница с монахиней, которую трудно было отделить от полумрака. Ее черное одеяние сливалось с темнотой и создавалось впечатление, будто рядом с послушницей плывет темное пятно.
- Это - мать Евлампия,- сказала послушница, не поднимая глаз. После чего сразу развернулась и скрылась за поворотом.
- Добрый вечер,- сказал я.
- Здравствуйте,- ответила она. – Что вам угодно?- Она держалась спокойно и немного сурово смотрела на меня. Мне стало несколько не по себе от ее испытующего взгляда.
- Мать Евлампия,- начал я, страшно волнуясь,- мне очень нужно поговорить с матушкой Алексией. Это вопрос жизни и смерти!
- Вы можете сказать мне все, что хотите сказать матушке. Я ей передам. А в любой другой день вы сами сможете с ней поговорить, но не сегодня. Это невозможно потому, что матушка не принимает сейчас никого, – разборчиво выговорила она, перебирая в руках четки.
- Я все это понимаю,- ответил я,- но все же мне нужно встретиться с ней сегодня же. Это очень, слышите, очень важно для меня!
- Простите, но это невозможно, строго сказала она.- Да, благословит вас Бог…
- Он уже меня сполна благословил!- нервно сказал я.
Монахиня в недоумении посмотрела на меня.
- Так благословил, что дальше некуда!- крикнул я, так как дождь усиливался и стучал по откосам и козырьку. – Что же вы за люди такие? Человеку плохо… Он потерян, измучен! Он единственный раз в жизни просит аудиенцию у духовного лица, а ему ее не дают. Что же ему делать? Я приехал сюда издалека… Я уверяю вас, что мне нужно только десять минут и все. Прошу вас, попросите матушку Алексию принять меня. Хотите, я встану перед вами на колени?
- Господь с вами!- испуганно сказала мать Евлампия, после небольшой паузы добавила: - Иди за мной.
Я, не говоря ни слова, пошел следом за ней к двухэтажному зданию, выкрашенному в бело-желтый цвет. Уже совсем стемнело.
Мы вошли в душный коридор, где стояло несколько деревянных лавок, и более ничего не было. Мать Евлампия скрылась за одной из трех дверей. Я сел на лавку и стал ждать.
Буквально через пару минут из дверей вышла мать Евлампия с матушкой Алексией. То, что это была игуменья, не было ни малейшего сомнения. Я понял это по наперсному кресту.
Мать Евлампия прошла мимо меня и вышла на улицу, а матушка Алексия, поздоровавшись со мной, остановилась и несколько секунд изучала мое лицо, которое, наверное, было ужасно. После чего предложила мне сесть на скамью и села сама.
Матушке Алексии на вид было около шестидесяти пяти или семидесяти лет. Держалась она очень уверенно. В ее приветствии слышалась кротость, которая странным образом сочеталась с невероятной уверенностью. Глаза ее были умные и проницательные, а лицо ее в глубоких морщинах, сохранило отпечаток былой красоты. Очевидно, в молодости эта женщина была очень привлекательна, но, пренебрегая дарованной красотой, все же выбрала монашество.
- Зачем вы хотели видеть меня в неурочный час?- тихо спросила она.
Я немного смешался, но быстро собрался и произнес:
- Знаете, матушка Алексия, мне нужно поговорить с вами и кое о чем попросить.
- Продолжайте. Я вас внимательно слушаю.
Четки тихо шуршали в ее руках.
- Понимаете, в чем дело. К вам сегодня в монастырь приехала девушка по имени Екатерина Тихонова. Вы, по ее словам, очень хорошо знали ее мать, которая семь лет назад умерла. Катерина приехала к вам, как мне известно, на две недели, а у меня двух недель, к великому сожалению нет. Мне необходимо с ней поговорить именно сейчас.
Матушка Алексия внимательно выслушала меня и сказала так:
- Начнем с того, что Екатерина прибыла к нам в монастырь не как гостья, а как послушница.
У меня все внутри перевернулось от ее слов, но я изо всех сил старался держаться.
- Она сама изъявила подобное желание,- продолжала она,- ее к этому, как вы сами понимаете, никто не склонял. Что до матери ее – я на самом деле хорошо знала Антонину Степановну, когда еще не была игуменьей этого монастыря. И еще. Екатерина прибыла сегодня сюда не в самом лучшем состоянии. Сестры молятся за нее…
- Да, я все знаю. Ее избил родной брат,- перебил я и осекся.
- Совершенно верно,- продолжала матушка,- и мне бы не хотелось, чтобы ее беспокоили.
- Понимаете, матушка, дело касается ее брата, ее отца и еще нескольких человек, имеющих к ней непосредственное отношение.
Я не имел желания делиться с игуменьей всеми подробностям случившегося несчастья.
- Вы можете передать мне все, что хотите сказать Екатерине. Я передам, уж будьте спокойны за это.
- Вы, наверное, не совсем понимаете меня, матушка Алексия,- чуть громче сказал я,- дело, с которым я приехал, чрезвычайно важно. Мне немедленно нужно поговорить с Екатериной. Это вопрос жизни и смерти. И знаете, я виделся с нею с утра, и она не говорила мне о том, что хочет поступить послушницей в этот монастырь.
- Она сама сделала выбор. Она выбрала дорогу в царствие Божие. Она решила посвятить свою жизнь служению Господу…
