Луи де Берньер - Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана
Интересный тип, оказывается, капитан Папагато. Это он предложил включить в устав такие чудные пункты: «Будь у черепахи колеса, ползала б гораздо быстрее» и «Летучие мыши спят вниз головой, чтоб их не перепутали с птицами»; он сильно переменился с тех пор, как служил у меня адъютантом в Вальедупаре. В те дни он был добросовестным и застенчивым, армию любил, словно молодую жену, как, впрочем, и я. Вернувшись из камеры пыток генерала Рамиреса, я узнал, что капитан сменил имя на Папагато, обзавелся четырьмя громадными черными ягуарами, судя по всему, рожденными моей ослицей Марией, и стал весьма удачливым бабником. Когда мы дезертировали и кошки привели нас в этот город, капитан только раз взглянул на Франческу и безумно в нее влюбился, но кто бы стал его винить?
Ей только семнадцать, она такая живая, ласковая, так по-девичьи прелестна, как бывают девушки, пока не угроблены рождением детей и непосильной работой. У нее очень длинные вьющиеся темные волосы, просто невозможно оторвать взгляд от изгибов ее тела, взор скользит по этим дерзким грудкам, плоскому животу и отдыхает на кульминации бедер. Можно мечтать часами, представляя, как она выглядит обнаженной, и, полагаю, капитан Папагато на этом себя и ловил. Уголки рта у нее слегка загибаются кверху, отчего она будто всегда улыбается – очень привлекательно, скажу я вам. Должен еще признать, ее густые брови прекрасно оттеняют сияющие карие глаза, это тоже просто очаровательно.
Капитан Папагато под малейшим предлогом крутился перед ее домом, изо всех сил стараясь, чтобы это выглядело так, будто он просто ищет дружбы с ее отцом Серхио. Каждый вечер он приходил ко мне и говорил: «Генерал, сегодня она мне дважды улыбнулась», – или: «Генерал, сегодня она вставила цветок в волосы, как думаете, это мне сигнал?», – и мне приходилось все это слушать и высказывать свое мнение. Я посоветовал ему всегда брать с собой ягуаров, чтобы, гладя их, соприкоснуться с Франческой руками и найти верную тему для беседы: «Как они себя сегодня чувствуют? Не слишком ли они большие?» – и тому подобное. Затем капитан доложил, что, когда их руки соприкоснулись, Франческа свою не убрала, и мы сочли это обнадеживающим знаком.
И вот однажды он влетел ко мне в дом, как на пружинах – я подумал, сейчас крышу головой снесет; оказалось, вечером, гуляя с кошками, он столкнулся с Франческой. Ремедиос мне потом рассказала, что видела, как Франческа выслеживала капитана и побежала вперед, чтобы «случайно» оказаться у него на пути. Естественно, прогулка стала совместной, и все произошло так стремительно, что вернулись они не только с до крови зацелованными губами, но и с решением пожениться. Капитан Папагато поведал: Франческа немного опасается мужчин, поскольку Федерико напоследок сказал, что мужчин следует остерегаться, и ей хотелось выполнить последнюю волю брата.
Капитан отправился просить позволения Серхио, но услышал, что обычай требует прислать «свата», а не обращаться напрямую. Сватом должен быть уважаемый человек в возрасте, и, конечно, я тут же оказался в западне и был вынужден принять эту роль на себя. Она оказалась невероятно утомительной. Пока Франческа и ее возлюбленный развлекались на утесах, мне пришлось вести себя так, словно я сам жених. В первое посещение упоминать о деле не разрешалось вообще, и я просидел весь вечер, попивая писко и молча дымя сигары одну за другой. На второй вечер пришлось делать то же самое, но в какой-то момент требовалось спросить: «Франческа так мила, не пора ли ей отправиться в новый дом?»
На третий вечер я должен был сказать: «Капитан Папагато – очень хороший парень, как вы думаете, не пришло ли время жениться ему на достойной девушке?», – а в четвертый – следовало переходить к делу и говорить: «Гуляя вдвоем, капитан Папагато и Франческа вызывают толки; не согласны ли вы, что следует положить этому конец, соединив их в одном доме?» Все это строго расписано, как и ответ Серхио: «А сможет ли он ее обеспечить? Пусть принесет подарки, покажет, что имеет достаточно».
Бедному капитану Папагато пришлось принести четыре мешка маиса, два – картошки, овцу, пару армейских ботинок и экземпляр моей брошюры о бабочках с картинками на ножках, прежде чем Серхио дал согласие на помолвку. Похоже, здесь это считается нормой – прожить несколько лет вместе, прежде чем пожениться, достаточно просто быть помолвленными. Может, это пошло от того, что церковь стремилась освятить браки, уже заключенные по местным правилам.
О дальнейшем я только могу вспомнить, что у меня было мучительное похмелье после трехдневного праздника, а еще Хосе рассказал, что я залезал на крышу дома Гонзаго и мочился оттуда на осла Мисаэля. Молю Бога, чтобы это оказалось неправдой. Что касается Франчески и капитана, то Ремедиос сказала мне, что Глория сказала донне Констанце, что Франческа ей говорила, будто капитан «чистый жеребец», а тот, в свою очередь, поведал мне по секрету, что «Франческа, благодарение Богу, ненасытна». Молодые переехали в соседний дом и соорудили кровать, такую большую, что на ней разом умещаются и они сами, и четыре ягуара; то есть задняя комната – одна сплошная постель. Они устраивают такой шум во время сиесты, что я теперь затыкаю уши воском, но поскольку с другой стороны от меня живут Фелисидад и дон Эммануэль, а напротив – донна Констанца с Гонзаго, я могу успешно распроститься мыслью о спокойном сне, если только не перееду куда-нибудь.
26. бойня в Ринконондо
Мэр Ринконондо с двумя полицейскими появился на площади как раз в тот момент, когда почти всех жителей охватила истерика. До этого он выезжал на хасьенду дона Маскара, где расследовал подозрительный случай порчи скота, и большую часть сиесты, прижимая к носу платок, бродил под одуряющей жарой от одного раздувшегося трупа к другому. Поскольку дон Маскар фактически являлся местным каудильо,[59] резонно было предположить, что у него имелись всякого сорта враги: например, уволенный десятник или батрак, заподозривший, что нескромным вздутием живота дочь обязана его хозяину. Но один полицейский углядел кончик рога, торчавший из пруда, отчего пришли к заключению, что на скотину и впрямь наведена порча, но кем-то из самого стада. Полицейские и мэр, хоть это и не входило в их должностные обязанности, помогли батракам в малоприятном занятии – вытащить преступившего закон и покончившего с собой бычка. Потом они переоделись в одежду, взятую у дона Маскара, который благодарно предложил, чтоб их собственное платье выстирала его прачка. В здешних местах все понимают, как важно поддерживать добрые отношения между каудильо и правоохранительными органами.
И так вышло, что эти трое вернулись в Ринконондо, как раз когда бабку Терезу за ноги вытаскивали из огня. Вокруг плотно сгрудились люди, и вначале было непонятно, что происходит. Громко причитали плачущие женщины, гневно кричали мужчины, а потом мэр и полицейские увидели группу хорошо вооруженных чужаков, чей враждебный вид доверия не вызывал.
Мэр потер щетинистый подбородок, собрался с духом, напустил на себя привычный вид мужественной решительности и протолкался сквозь толпу. Сначала он увидел двух священников, которые, стоя на коленях перед телом женщины, совершали последнее причастие; мэр подался вперед, пытаясь разглядеть, кто там, и потрясенно отшатнулся, как после удара в лицо. Голова женщины являла собой что-то бесформенное. Мэр увидел кровавое водянистое месиво синевато-багровой плоти в золе и тлеющих углях, на котором вздулись огромные желтые волдыри; из перекошенного рта донесся стон, подобный тому, что мэр слышал, когда как-то на празднике бык рогом выпотрошил полицейского. Толпа смолкла, будто ей вдруг передалось потрясение мэра.
– Кто это? – спросил он.
– Бабка Тереза, – ответили из толпы. – Все из-за этих сволочей.
– Умерла? – спросил мэр, и когда отец Валентине, взглянув на него снизу, ответил: «Нет», узнал священника и понял, что назойливые попы вернулись и опять натворили бед. Вытащив из кобуры револьвер, он сильно ткнул им отцу Валентино в грудь. Глаза у мэра сверкали бешенством, палец на спусковом крючке подергивался – градоначальник был на грани убийства, но сдержался и опустил пистолет.
– Вы закончили с отпущением грехов?
– Да. Теперь уже недолго.
Мэр посмотрел на нечто отвратительное, лежавшее у его ног и некогда бывшее одним из самых уважаемых старейшин поселка, резко нагнулся и выстрелил старой женщине в середину лба чуть повыше глаз. Раньше мэр никогда такого не делал, и потому не мог знать, что затылок разнесет, а ноги и сутаны священников украсит месиво из крови и мозгов; он мрачно улыбнулся, отер лоб и холодно произнес:
– Река вон там.
Содеянное ужаснуло священников.
– Вы совершили страшный грех, – еле выговорил отец Лоренцо. – Да простит вас Господь.
– О своих душах позаботьтесь, – сказал мэр и подозвал полицейских: – Рейнальдо, Аратильдо, заприте попов и допросите свидетелей. Мне придется доложить губернатору.
