Светлана Борминская - Люблю. Ненавижу. Люблю
Сандрин покачала головой.
– Пожалуй, из всех гаданий больше всего у меня сбывались гадания на ромашках, – проворчала Остальская, перебирая в руках затертые карты с обтрепанными краешками. – Ромашки не врут, в отличие от карт, – убежденно заявила она. – Вот у меня сбылась любовь с пожилым королем!
– У вас?...
– Да, это был мой муж, – пани Остальская отодвинула от себя чужие карты. – Как у тебя дела?... Холерный вибрион пригодился?
– Секретарша с радиостанции – его любовница. – Сандрин проигнорировала вопрос про холерный вибрион. – Он уединяется с ней в кабинете.
– Так поссорь их! – Пани Остальская фыркнула.
– Я его уже поссорила с одной, теперь у него другая, – пожаловалась Сандрин.
– Ну и что?... Поссорь и с этой и попроси прощения у самой себя, ведь что бы ни случилось – не стоит горевать!.. Ты забыла о себе, Саша, знай: мертвое мертвым, а живое – живым!
Сказав это, пани Остальская встала, улыбнулась напоследок, потянула поводок и ушла вместе с упирающимся котом...
Визит
«Хотел бы я сейчас оказаться где-нибудь в пустыне, и чтобы ни одного человека в радиусе тысячи миль», – думал Рейтель, сворачивая к городскому кладбищу.
Вытащив из багажника можжевеловый венок, перевитый черной шелковой лентой, он прошел на территорию через боковые ворота и, оглядевшись, свернул к могиле деда.
Прикрепив венок к большому гранитному кресту, Рейтель достал из кармана пакет для мусора и стал аккуратно собирать с могилы сухие ветки и листья.
«Не видала горя – полюби меня», – внезапно вспомнил он присказку деда, с которой тот шел по жизни. Дед Валдис был тем ещеходоком в Тапе.
Рейтель вздрогнул и оглянулся... Ему показалось, что в склепе неподалеку кто-то надсадно кашляет... Он прислушался, – нет, вроде было тихо...
– Я, кажется, встретил ее, дед... То есть пока я не уверен, она это или нет... Алмаз твердый, необычный... Я отвратительный кавалер, к тому же женат, поэтому, видимо, не судьба... К тому же я циник, ну и позволяю себя любить, сам-то не по этой части, хотя не помню, чтобы кто-нибудь меня любил последние десять лет!.. Нелюбовь в моей жизни, нелюбовь, дед. – Рейтель снова покосился на склеп. – А она держит дистанцию... Нет, ты не думай, я не строю никаких планов!.. – Валду Рейтель перевел дыхание и оглянулся.
Из склепа высунулась лохматая голова, и через минуту кто-то прошмыгнул мимо. «Пожилой мужчина, не титульной национальности... Скорей всего, бомж», – автоматом отметил Рейтель и с облегчением вздохнул.
Он сидел на корточках, перебирая в руках песок и гальку на могиле деда. Потом отер рукой дату смерти на кресте, – по ней выходило, что старику Рейтелю стукнул сто один год, когда он принял решение больше не коптить небо.
– Как быть, дед?... – бормотал Валду, завязывая пакет с собранным мусором. – Чувствую, что люблю, но умом понимаю, что не ту!..
Что-то заставило его вздрогнуть, это с креста упал венок. Прикрепив его, Рейтель засобирался домой.
– Ларошфуко дал маху, когда написал, что все о любви говорят, только мало кто ее видел, – проворчал он. – Вот я вижу свою любовь... И что?! Мне от этого только хуже.
На кладбище поднялся ветер...
– Дед, – Валду Рейтель наклонился, потрогав крест у основания, – пусть она тоже полюбит меня! – и, не оборачиваясь, ушел.
Весточка от Ильи
Я в последний раз пошла к Растаману, а по пути заглянула к фотографу, чтобы распечатать фото с флэшки, которую отдал мне Лев Сенобабин. Я так и не смогла найти цифровик среди узлов и вещей, чтобы самой посмотреть запоздалую весточку от Ильи.
– Ну? – устало зевнул Растаман, открыв дверь. – Я же сказал: не приходи больше.
– Что меня ждет?... – быстро спросила я. – Я должна это знать, говори... И не вздумай тянуть!..
– Старость и смерть, – развел руками Растаман и вдруг расплылся в улыбке: – Вон идет мой кусочек торта!..
Я вгляделась: к дому стремительно приближалась нарядная Колпастикова с хозяйственной сумкой.
– Я пошутил, – повернулся Растаман. – У тебя все путем. Ты просто плыви по течению, Саш...
– Что это значит? – удивилась я. – Как понимать: «плыви по течению»?...
– Я все сказал, – резко оборвал меня Растаман. – Иди!..
Я встала и вышла, столкнувшись в подъезде с Колпастиковой. Мы поздоровались и разошлись.
Я не видела, как она заходит в квартиру, садится к нему на колени, берет у него со стола деньги, которые я только что туда положила, и спрашивает:
– Что ты наплел ей, черненький?...
– А я почем знаю?... Так, говорил, – ухмыляется он. – Она меня чуть с ума не свела.
– Чем?...
– Своими фиалковыми глазами...
– А-а-а...
...
На обратном пути я забежала к фотографу. Он с непонятной жалостью взглянул на меня, вручив запечатанный конверт со снимками. Я поблагодарила и, сунув конверт в сумку, решила распечатать его дома.
Я поставила чайник, заварила чай и распечатала конверт...
До этого дня я думала, что в моей жизни не было измен и предательства. Я не знала, что Илья изменял мне... И дело не в моей законченной наивности, а в ощущении счастья, которое было.
Но я его не виню...
Был бы ты только жив, я простила бы тебя!.. Спой мне еще с облака песенку – про мышей, пожалуйста!!!
Да, сидя на кровати и разглядывая снимки, я припомнила – моя память немного подвела меня – их бригада работала на улице Маринеску, но то, что они строили бассейн у Рейтеля, я не знала... И того, что мой муж Илья был недолгим обладателем Хелин Рейтель, я тоже не знала, – откуда? Я даже не догадывалась...
И что?...
Мои мысли замерзли, и всю ночь я оплакивала свою жизнь... Клянусь, я не думала больше ни о чем.
Версия – version
Туристский фаэтон едва не задел следователя, Тайво Рунно как раз сворачивал на улицу Портовую, где жила сестра Моны Грапс. Было жарко, несмотря на вечернее время.
Старый доходный дом с двумя подъездами в середине улицы, у которого он остановился, был зеркальным близнецом дома с другой стороны улицы. Следователь, отдуваясь, поднялся на второй этаж и нажал на звонок.
Дверь распахнулась неожиданно.
– Здравствуйте, я Тайво Рунно, – приподнял шляпу следователь. – Я вам звонил, мадам.
– Ну что вы мне все звоните и звоните, а?... – оглушительно спросила Гражина Грапс, но все-таки пригласила следователя в квартиру. Рунно переобулся в предложенные хозяйкой тапки и огляделся.
В гостиной было тихо и пахло накрахмаленным бельем. Гражина Грапс, сестра массажистки Моны Грапс, села напротив следователя и без особых экивоков начала рассказывать какие-то малозначительные подробности из жизни своей сестры.
– Она была очень-очень хорошая!.. Просто очень, – Гражина развела руками и всхлипнула. – Вот только...
Тут следователь осторожно ввернул:
– С мужчинами не везло?...
У Гражины Грапс загорелись глаза; похоже, он абсолютно точно нашел слабое место. Рунно с пониманием вздохнул.
Перед ним сидела разочарованная жизнью женщина... Очень разочарованная жизнью!.. Перепаханность ее лица говорила о многом – эта дама все еще находилась в поиске своего второго я,а проще говоря, мужа.
– Вы женаты? – вдруг спросила Гражина.
– Женат, – соврал следователь.
Гражина вздохнула:
– Ну, вот... Я ведь старше сестры на восемь лет, а никогда не была замужем! И Мона тоже...
– Но она ведь была разведена?... – тихо напомнил следователь.
– Вот именно. Этот тип сперва ей сделал ребенка, а затем сделал ноги! – фыркнула Гражина. Дверь отворилась, и в комнату заглянуло заспанное девичье личико.
– Тетя Гра, – улыбнулась девочка.
– Сейчас, – отмахнулась Гражина Грапс. – Следователь уйдет – и мы спустимся...
Девочка затворила дверь, и Гражина вздохнула, поправив кудри.
– Мы собирались пойти есть мороженое в кафе, – сообщила Гражина Грапс следователю.
– Хорошая девочка, – счел нужным сказать Тайво Рунно.
– Но что ее ждет? – перебила его Гражина Грапс. – У моей сестры было высшее филологическое образование, а зарабатывала она на жизнь простой массажисткой.
– Я в курсе, что она была очень дорогой массажисткой, – улыбнулся следователь. – К ней записывались за две недели.
– Ах, бросьте! – Гражина Грапс покачала головой и передразнила: – Дорогой массажисткой...
– Но разве не так?... Мона Грапс делала массаж всей городской элите, – напомнил Тайво Рунно.
– Она так много знала про эту элиту, – вырвалось у Гражины, – что теперь лежит в могиле!..
– Что же такого знала ваша сестра? – с улыбкой поинтересовался Тайво Рунно. – Про кого, например?...
У Гражины Грапс вытянулось лицо, она о чем-то напряженно думала.
– Скажите хотя бы, у кого Мона работала перед смертью?
– Хорошо, я скажу. – Гражина Грапс положила руки на стол. – Последние полгода, в числе прочих, она массажировала эту шлюху Рейтель!.. Сестра ежедневно ездила к ней, потому что та ей очень хорошо платила. Ведь у этой шлюхи денег куры не клюют!
