Пилип Липень - Ограбление по-беларуски
— Что за бред, тата! Вагнер не писал симфоний! И никто у него не пляшет, это ж не балет. И вообще, не стали бы они спорить. Брукнер был учеником Вагнера и очень его уважал, чтоб вы знать хотели.
— Но смешно ведь? Смешно? — тата хохотал.
Но Рыгору сегодня было не до музыкальных споров и не до анекдотов. Он заговорил всерьёз, хотя сначала не собирался этого делать:
— Бросьте, тата, зубы мне заговаривать. Давайте расскажите лучше о вашей дочке и моей жене. И о внучках не забудьте! И о вашей старенькой маме.
Тату вопрос не удивил, он, видимо, давно приготовился к подобному разговору. Он налил себе кефира, поднял стакан, как бы призывая его в свидетели, и посмотрел на Рыгора в упор.
— Давай-ка лучше сам расскажи, где две ночи провёл, с кем.
— Тата, это пустяки. В субботу у старого друга, у Пилипа. В воскресенье в гаражах, с Лявоном. Вы его знаете. Помните, в бане знакомились? Но это всё неважно. Вы мне скажите, где все бабы?
— У Пилипа, говоришь? С Лявоном?
Тата выпил кефир и потянулся к сигаретам. Рыгор быстро терял аппетит и начинал не на шутку раздражаться. Он съел ещё несколько ложек, уже автоматически и без удовольствия.
— Трудно ответить, что ли? Простой вопрос: где все бабы?
Рыгора начал кашлять и отложил ложку. Тата зажёг сигарету, глядя в потолок, и проговорил:
— У меня тоже простой вопрос: где людская благодарность? Всю свою жизнь тратишь на кого-то, кормишь его, поишь, обстирываешь, прибираешься, душою согреваешь. А этот кто-то берёт и плюёт тебе в лицо. Ноги об тебя вытирает.
Кровь бросилась Рыгору в лицо. Он вдруг пришёл в полное бешенство, и даже кашель отпустил его. Он изо всей силы трахнул кулаком по столу, и всё на нём подпрыгнуло, а тарелка полетела на пол, обливая и его, и тату горячим рассольником. Рыгор вскочил и заревел на сидящего тату сверху вниз:
— Старый урод! Издеваешься надо мной?! Я у тебя спрашиваю — где все бабы?!
Он весь напрягся, как пружина, руки сжались в кулаки. Он видел близко перед собой толстые морщины таты и его клубничный нос. Если бы тата издал хоть один звук, то пружина сорвалась бы. Рыгору казалось, что в кулаке его столько силы, что он пройдёт голову таты насквозь. Но тата не шевелился, удивлённый таким всплеском. Через секунду Рыгор опустил руки, пнул ногой стол и выбежал из кухни. За собой он слышал грохот хлебницы, упавшей на пол.
Раскалённым метеором Рыгор пронёсся на балкон за веником, в ванную за шампунями и, наконец, в свою комнату, где сгрёб из шкафа наугад стопку одежды во всё ту же спортивную сумку. «Ещё хуже, чем в прошлый раз, — думал он, сбегая по лестнице, — Надеюсь, я сюда больше не вернусь».
У подъезда уже стояли дядя Василь и дядя Михась. За то время, которое Рыгор провёл у таты, они успели начать новый спор, на этот раз об образовании, который наверняка начался с обсуждения Толстого-педагога.
— Роль женщины в образовании может быть ничуть не меньше мужской! Не спорь со мной, об образовании я знаю не понаслышке! Ты же знаешь, кем работает мой сын, — горячился дядя Василь.
Дядя Михась степенно отвечал ему, что его сын тоже не лыком шит, и побольше будет, нежели институтский преподаватель.
— Женщина, Василь, годится только для начального воспитания ребёнка в первые годы жизни. Далее ребёнок должен переходить в руки мужчины, а роль женщины — рожать следующего.
Рыгор стоял рядом с ними, слушая всю эту чушь и наливаясь гневом. Долго он не продержался и закричал:
— Что вы несёте, старики! — он схватил дядю Михася за локоть. — Какие ещё женщины! Где? Где они?! Покажите мне хоть одну! Их же не существует!
Дядя Василь помолчал, переключая мысли в сторону, указанную Рыгором, а потом сделал на лице проницательное выражение:
— Я понимаю вас, молодой человек. Вы сейчас в том возрасте, когда задумываются над смыслом жизни, тайной бытия и прочими философемами, — он с достоинством высвободил локоть. — Объективна реальность или субъективна, мыслимо ли сущее, первично ли мыслимое. Это хорошо, это правильно, и мы через это тоже прошли. Но вы мне вот что скажите, молодёжь: можно ли настолько быть близоруким, чтобы существо, отличное от себя, нежную женщину, непременно считать низшим и вторичным? Да-да, Михась, я говорю именно о Толстом!
Дядя Василь повернулся к дяде Михасю и с вызовом смотрел на него. Рыгор с горечью плюнул, отвернулся и широким шагом поспешил в баню. Он подумал, что вспотеет от быстрой ходьбы, и футболку придётся менять, но решил, что теперь уж всё равно.
Понедельничные посетители бани были ему совсем незнакомы, он не узнавал ни одного лица. Раздеваясь, он обнаружил, что забыл и шапку, и рукавицы. Начался приступ кашля, и люди сочувственно смотрели на него. Могучий дядька с животом раза в три больше, чем у Рыгора, подошёл, шлёпая красными резиновыми сандалиями, и предложил попарить его: все хворобы как рукой снимет! Рыгор и сам на это надеялся. Они вошли в парилку, и Рыгор полез на самую верхнюю полку, отмечая, как скверно натоплено. Он растянулся на досках, горячих, но не обжигающих.
— Что, брат, в понедельник всегда так слабо топят? — спросил он дядьку.
— С утра, говорят, хорошо было. А теперь выдохлось уже. Пятый час как ни крути.
Дядька начал хлестать Рыгора веником, и он на несколько минут расслабился. Но постепенно всё ему становилось не так: и лежать было неудобно, и в горле першило, и хотелось пить, и веник был недостаточно горячий и слишком мокрый.
— Ты женат, брат? — спросил Рыгор у пузатого.
— Да уж пятнадцать лет как! — охотно отозвался тот. — И, знаешь, доволен. Многие жалуются, мол, второй раз бы ни за что на свете, а я доволен! Или им не повезло, или я такой везун, но ни слова против моей супруги не скажу. Пятнадцать лет душа в душу. А ты что спрашиваешь? Жениться надумал?
— Ты жену свою когда последний раз видел? — спросил Рыгор прямо.
— Советовать не стану, чтоб потом не пенял на советчиков, — отвечал дядька точь-в-точь как тата, продолжая о своём и игнорируя провокационный вопрос. — Одно скажу: присмотрись к невесте получше. Проверь её. Можешь даже по роже дать разок, поглядишь на реакцию.
Рыгор резко повернулся и сел. Он схватил дядьку повыше локтя и стал сильно трясти:
— Ты что, не слышишь? Когда ты последний раз жену видел, спрашиваю?
— Убери руки! Ты что, одурел? — дядька вырвался и сердито смотрел на Рыгора. — Если болеешь, так дома сиди! На маму с папой кричи.
Он сунул Рыгору его веник и пошёл прочь из парной, ворча на ходу. Рыгора трясло, и он сам не понимал, почему, то ли из-за болезни, то ли от злости. Он тоже встал, спустился по ступеням и вышел. В моечном отделении ему показалось очень холодно, он стал под душ, включил воду погорячее и несколько минут не двигался, впитывая в себя тепло водяных струй.
И вдруг на Рыгора накатило: мощный порыв вытолкнул его в центр зала, он расставил ноги и вытянул в стороны руки, в правой сжимая веник.
— Мужики! — крикнул Рыгор.
Все, кто был в эту минуту в моечном, оставили свои дела и повернулись к нему. Рыгор хотел было взлезть на каменную скамью, чтобы его видели получше и чтобы слова его имели с высоты больший вес, но вода и пена, разлитые по ней скамье, отпугнули его. Поскользнувшись, можно было упасть и самое меньшее крепко удариться. С криком «Мужики!» Рыгор выбежал в раздевалку и взобрался на длинную деревянную скамейку. Она была пониже, чем в моечном, но не скользкая.
Все смотрели на него. Из моечного тоже выходили люди и останавливались, глядя на него с недоумением и тревогой.
— Мужики! Откройте ваши глаза! Оглянитесь вокруг! Случилось ужасное!
Люди замерли в ожидании. Банщик скрипнул стулом. Рыгор почувствовал ответственность момента и сказал особенно отчётливо и громко:
— Все женщины исчезли.
Поднялся ропот, мужики задвигались. Стоявший близко к Рыгору молодой плечистый парень с зелёным полотенцем через плечо взял его за запястье и, морщась, потянул вниз.
— Братан, слазь давай, не выступай.
Раздался смех. Весёлый голос крикнул: «Ты что пил?», ему ответил другой голос: «Он не пил, он курил».
— Мужики! Да что же это! Вы что, ослепли? Ни одной бабы кругом, а вы молчите!!
Рыгора уже стаскивали за обе руки. Он вырывал руки, но потерял равновесие и был вынужден спрыгнуть на пол.
— Да что же вы такие тупые! Пойдёмте в женское отделение, проверим!
Никто его уже не слушал. Люди, улыбались, кто возвращался в моечное, кто продолжал одеваться. От досады Рыгор толкнул в плечо парня с зелёным полотенцем и получил в ответ ещё более сильный пинок.
— Успокойся, браток, — сказал парень серьёзно, — Или разворочу тебе сейчас всё рыло. Мать родная не узнает.
Рыгор дёрнулся было, но кто-то схватил его сзади за локти. У банщика выяснили номер шкафчика Рыгора, достали оттуда одежду и вещи, сунули ему в руки и вытолкали в коридор.
