Джумпа Лахири - Низина
Но у него имелась и своя подлинная мотивация. Ему не хотелось увидеться с ними, ведь только они на всем белом свете знали, что Бела не его дочь. Они бы ему напомнили его место, относились бы к нему как к дяде девочки и ни за что не захотели бы воспринять его другую, гораздо более важную роль.
Его исследовательская практика в Нью-Бедфорде подходила к концу. По вечерам он подрабатывал — преподавал химию в общественном колледже в Провиденсе.
Сначала он подумывал о том, чтобы переехать в Южный Массачусетс, поближе к работе. Но работа там вскоре должна была закончиться, и он уже подыскал себе в Род-Айленде более просторную квартиру, откуда дойти до университетского городка можно было пешком. Тем более здесь ему обещали место в лаборатории в Наррагансете, и Бела посещала здесь университетский детский садик.
Дорога от работы до дома занимала у него около часа. Когда он по вечерам видел Белу, ему казалось, что она опять немножечко изменилась — подрастала и крепла прямо на глазах, и ее хриплый басовитый голосок становился еще сочнее за время его отсутствия.
Бела уже умела писать свое имя и сама намазывала масло на хлеб. Ножки у нее заметно вытянулись в длину, хотя животик все еще оставался по-детски кругленьким и выпяченным. Красивые волнистые волосы закрывали всю ее спину. Они вились еще больше мокрыми, когда Субхаш каждый вечер купал Белу перед сном.
Она уже научилась самостоятельно завязывать шнурки, но при этом не знала пока, где левая нога, а где правая. У нее еще сохранились и другие младенческие жесты — например, когда она хотела что-нибудь, то вытягивала руку и сжимала-разжимала кулачок — так просила попить.
Она ужасно боялась грозы и, даже когда грозы не было, могла проснуться среди ночи и прийти к ним с Гори в постель. Спала она, особенно ближе к утру, на животе, поджав под себя ноги, как лягушечка.
Каждый вечер Бела просила, чтобы Субхаш полежал с ней рядом, пока она не уснет. Это было напоминанием об их связи — связи одновременно фальшивой и подлинной. И вот каждый вечер он сначала помогал ей почистить зубки и переодеться в пижамку, а потом выключал свет и лежал рядом с ней. Причем Бела просила его повернуться к ней лицом и приблизиться, чтобы их дыхание смешивалось.
— Смотри на меня, папочка! — шептала она со всем чувством и невинностью, которые не могли не тронуть за душу.
Иногда она обхватывала его лицо ладошками.
— Ты любишь меня?
— Да, Бела.
— А я люблю тебя больше.
— Больше, чем что?
— Больше, чем ты любишь меня.
— Это невозможно.
— Значит, я люблю тебя больше, чем могут любить люди.
Он удивлялся, как такие мощные эмоции, такая сильная страсть, могут рождаться в душе у такого маленького ребенка. Он терпеливо ждал, когда глазки ее закроются и она заснет. Тельце ее всегда чуть подергивалось, и это означало — через несколько секунд сон ее будет крепким.
Это не переставало поражать его, хотя повторялось каждый вечер. Казалось бы, только что Бела непослушно выпрыгивала из постели и носилась по комнате, но стоило ее глазкам закрыться, как она почти сразу же затихала, погружаясь в сон.
Иногда он и сам засыпал ненадолго рядом с Белой. Потом, очнувшись, он осторожно отцеплял ее ручки от ворота своей рубашки и бережно укрывал ее одеялом. Во сне личико девочки сохраняло выражение гордости и умиротворения. Такие близкие и трогательные отношения у Субхаша до сих пор были только с одним человеком. С Удаяном. Каждый вечер он оставлял ее в постельке и чувствовал, как сердце на миг замирало — когда пытался представить себе, что она скажет в один прекрасный день, когда узнает правду о нем.
По субботам они с Белой ездили в супермаркет — это была их единственная возможность провести время вместе вне квартиры, и этих моментов он ждал с нетерпением всю неделю. Она больше уже не умещалась на детском сиденьице перед тележкой, поэтому цеплялась за нее сзади и ехала стоя, то и дело спрыгивала, чтобы помочь Субхашу выбрать яблоки или взять с полки коробку овсяных хлопьев, баночку джема.
Она заставляла его разгонять тележку с силой, особенно если проход впереди был свободен. Эта тяга к озорству явно досталась ей от Удаяна, и Субхаш еще больше любил ее за это.
В отделе деликатесов она с удовольствием пробовала рекламные образцы всякой вкусной продукции — кубики сыра, насаженные на шпажки из зубочисток, картофельный салат на ложечке с подноса, тонко нарезанные ломтики розовой ветчины. За кассами супермаркета был кафетерий, и там Субхаш угощал Белу хот-догами, хрустящими луковыми колечками и чашечкой безалкогольного пунша.
Однажды, направляясь с полной тележкой продуктов к своей машине, он увидел Холли.
Бела, как всегда, ехала, прицепившись к тележке сзади, лицом к нему. Это был погожий, но прохладный и ветреный осенний день.
Все эти годы он старательно обходил стороной места, где они могли бы случайно встретиться. Больше не ездил к тому соленому лиману, где поблизости стоял ее дом, и всегда смотрел, чтобы на парковке пляжа, где они познакомились, не стояла ее машина.
Но сейчас он неожиданно встретил ее там, где бывал каждую неделю. Она была не одна, но не с Джошуа, а с мужчиной. Мужчина обнимал ее рукой за талию.
Это был ее муж — Субхаш узнал его по фотографии в комнате Джошуа. Теперь он, правда, выглядел значительно старше, волосы поредели, появилась проседь.
Она явно чувствовала себя легко рядом с этим мужчиной, который когда-то бросил ее одну с ребенком. Субхаша она не заметила. Он издалека слышал ее веселый смех и видел, как она игриво откидывала назад голову. Ему еще не было тридцати, когда они познакомились. Сейчас ей должно было быть уже за сорок, а Джошуа — четырнадцать, и он теперь уже мог оставаться дома один, пока мама с папой ходят за покупками.
Их разница в возрасте для Субхаша не значила ровным счетом ничего, но он пытался понять, не из-за этой ли разницы в годах она порвала с ним отношения. Не из-за того ли, что она считала его еще молодым и незрелым и неспособным заменить ей мужчину, который теперь был снова рядом с ней.
Потом Холли заметила Субхаша, махнула ему рукой, продолжая идти навстречу. У нее теперь была другая прическа — короткая неровная стрижка. Сабо, брюки клеш, водолазка. Ее лицо и фигура ничуть не изменились.
— Ты куда смотришь, папа?
— Да никуда.
— Ну, тогда пошли!
Но Холли шла им навстречу, и деваться ему было некуда.
Бела спрыгнула с подножки тележки и встала рядом, прижавшись к его бедру. Он гладил ее рукой по волосам.
— Субхаш! — сказала Холли. — У тебя маленькая девочка?
— Да.
— А я и не знала. Познакомься: это Кит.
— А это Бела.
Они с Китом пожали друг другу руки, при этом Субхаш мог только гадать, знает ли Кит про их былые отношения с Холли. Холли разглядывала Белу, восхищаясь.
— И давно ты женат?
— Около пяти лет.
— Значит, решил все-таки здесь остаться?
— Да, решил. А как Джошуа? Нормально?
— Да. Он теперь уже вот такого роста, — показала она на себе.
Холли потянулась к нему, дотронулась рукой. Она, похоже, была искренне рада этой встрече и ее знакомству с Белой. Субхаш тогда много рассказывал о своем детстве, о Калькутте. Интересно, что она помнит из того? Например, о смерти Удаяна ей точно неизвестно.
— Ну, очень рада была повидаться, Субхаш. Пока!
Они пошли дальше, а Субхаш почему-то вдруг почувствовал укол ревности. Он теперь видел — Холли сошлась опять с мужем не только ради Джошуа. Они до сих пор любят друг друга.
Субхаш и Гори спали в одной постели по ночам, у них была Бела. Уже почти пять лет прошло с тех пор, как они официально расписались, но он все еще ждал, когда их отношения потеплеют. Придут к такому состоянию, когда ему не придется сомневаться в правильности того решения.
Гори никогда не показывала, что несчастна, никогда не жаловалась. Но улыбающейся беззаботной девушки с фотографии, когда-то присланной ему Удаяном, больше не было.
И ей недоставало еще одной вещи — и это беспокоило его даже больше, чем он хотел бы признать. Ему неприятно было вспоминать то ужасное пророчество его матери.
Но мать откуда-то знала! Как-то предвидела, что Гори не будет испытывать к Беле материнской нежности. Такой безграничной, необузданной нежности, с какой относился к девочке Субхаш.
Да, она всячески заботилась о Беле — купала ее, причесывала, кормила, — но при этом чувствовалась какая-то ее отстраненность. Субхаш редко видел, чтобы она улыбнулась Беле или вдруг просто так, ни с того ни с сего, взяла да и поцеловала дочку. Наоборот, как-то с самого начала повелось, что они будто бы поменялись ролями — будто Бела была ей просто родственницей, а не родной дочерью.
Он ходил на пляж с Белой и видел там счастливые семьи, приезжавшие на побережье издалека не только отдохнуть, но и еще больше объединить членов семьи. Он видел, что этот процесс был для многих из них почти священным обрядом.
