Билл Брайсон - Путешествия по Европе
Я посмотрел им вслед, а потом повернул за угол и с чутьем, которое редко меня обманывает, зарегистрировался в самом скучном и неприветливом отеле в Женеве с удачным названием «Терминус» — «Конечная станция».
Ничто меня там не удерживало, и я пошел прямо в офис швейцарского банка потребовать мою компенсацию по «Визе». Меня направили в маленькую комнатку на первом этаже, где совершались международные банковские операции. Я думал, что все пройдет так же быстро, как в «Американ Экспресс», но национальный девиз швейцарцев — «Никому не доверяй».
Сначала мне пришлось выстоять длинную очередь, состоящую из женщин в чадрах и мужчин в ночных рубашках, занятых переводом денег из одного арабского песчаного карьера в другой. Они требовали, чтобы документы были на пергаменте, тщательно пересчитывали огромные пачки ярко раскрашенных денег и делали перерывы, чтобы помолиться и зарезать барашка. Все это происходило под управлением блондинки, которая люто ненавидела свою работу и все живое на свете. У меня ушел час на то, чтобы добраться до окошка, где от меня потребовали доказать, что я есть я и назвать шепотом, чтобы никто не подслушал, тайный код, который мне дали по телефону во Флоренции. После этого женщина приказала мне сесть.
— Спасибо, но мне не хочется сидеть, — возразил я с самой любезной улыбкой. — Могу я просто получить мои чеки?
— Вы должны сесть и ждать. Следующий!
Я просидел три четверти часа, пока меня вызвали, дали бланк заявления и отправили его заполнять. Эта бумага вызвала у меня крайнее раздражение. Требовалось не только подробно объяснить, почему я оказался настолько глуп, что потерял дорожные чеки, которые «Виза» мне столь доверчиво выдала, но и сообщить кучу мельчайших подробностей, включая номер полицейского протокола и адрес полицейского участка, где он был составлен. Кроме того, там содержался целый перечень не относящихся к делу вопросов о моем росте, весе и цвете лица. «Какое, на хрен, отношение имеет цвет моего лица к дорожным чекам?» — воскликнул я в сердцах, отчего миловидная матрона, сидевшая рядом со мной, отодвинулась подальше. В заключение от меня требовалось привести фамилии двух моих финансовых поручителей и одного личного.
Я не поверил своим глазам. По какой идиотской логике я должен ссылаться на поручительства, чтобы получить то, что принадлежит мне? «Американ Экспресс» не требует ничего подобного, заметил я, адресуясь к миловидной матроне, которая посмотрела на меня с опаской и отодвинула задницу еще на два дюйма подальше.
Я дал лживые ответы на все вопросы. Указал, что рост у меня метр тридцать, вес 180 килограмм , что родился я в Абиссинии и зарабатываю на жизнь укрощением мустангов. В графе «цвет лица» написал «янтарный», а в качестве финансовых поручителей указал Микки Мауса и Ивана Грозного. Личным поручителем я, конечно, записал самого себя. Кто мог быть лучше? Я брызгал слюной от ярости, когда снова встал в очередь, которая стала в два раза длиннее, поскольку к ней добавилась делегация торговцев бриллиантами из Уганды и два молодых человека с верблюдами.
«Почему я должен отвечать на все эти глупости? — вопросил я, подавая заполненный бланк. — Это самая большая глупость, которую я когда-либо видел. Это просто э… глупость». — Я становлюсь очень красноречив, когда злюсь. Женщина сказала, что она тут ни при чем, что она просто выполняет инструкции. «То же самое говорил Гиммлер!» — закричал я, подпрыгнув. Потом понял, что возражать бесполезно — меня только заставят снова сесть и ждать до второго пришествия, если не буду вести себя по-швейцарски спокойно. В итоге, получив дорожные чеки, я постарался выразить свое негодование молча.
Но впредь решил пользоваться только чеками «Американ Экспресс», и если компания захочет отблагодарить меня путевкой на горнолыжный курорт, то я готов ее принять.
Я провел два дня в Женеве, шатаясь по городу с томительным, назойливым желанием оказаться где-нибудь в другом месте. Не знаю точно, откуда оно взялось, потому что Женева — достаточно приятное место: компактное, безупречно чистое, с очаровательными парками и огромным голубым озером. Но это также и очень скучное место: дорогое, деловое, застегнутое на все пуговицы. Здесь все ходят быстро, ссутулившись. На улице стояла весна, но на лицах людей был февраль. Казалось, в Женеве вообще перевелась молодежь, так оживлявшая кафе в Амстердаме и Копенгагене. Здесь не было жизни, не было искорки, не было души. Лучшее, что можно сказать о городе — в нем чисто.
Полагаю, швейцарцами можно восхищаться за их трудолюбие. Эта маленькая горная страна, не имеющая никаких природных ископаемых, тем не менее сумела сделаться самой богатой в мире (по доходам на душу населения на четверть превосходит Японию и в два раза — Великобританию). Деньги в Швейцарии — это все: в стране больше банков, чем зубных врачей. Тихая страсть к деньгам делает ее жителей хитрыми оппортунистами. Швейцария находится в трехстах милях от ближайшего моря, но является крупнейшим в мире производителем судовых двигателей. Не счесть достоинств швейцарцев: они аккуратны, дисциплинированны, законопослушны и прилежны — настолько прилежны, что в национальном референдуме в конце 70-х годов проголосовали против укороченной рабочей недели.
Но в этом же, конечно, заключается и проблема. Они безумно скучны и неисправимо консервативны. Мой друг, живший в Женеве в 1968 году, когда студенческие выступления буквально взорвали Европу, однажды рассказал, что женевские студенты тоже решили провести демонстрацию. И отменили ее, потому что полиция не дала разрешения. Мой друг клянется, что это правда. Как правда и то, что женщины в Швейцарии получили избирательное право только в 1971 году, на полвека позже, чем в остальных странах мира. Швейцарцы приглашают сотни тысяч иностранных рабочих (каждый пятый житель Швейцарии — иностранец), но отказываются предоставить им гражданство. Когда наступают трудные времена, они отсылают рабочих восвояси, как это было в 1973 году, заставляя оставлять свои дома, забирать детей из школы и лишаться всего нажитого. Таким образом, швейцарцы пользуются преимуществами дешевой рабочей силы во время экономических бумов, но не предоставляют рабочим социальных льгот и медицинского обслуживания в плохие времена. Таким способом они сдерживают инфляцию и сохраняют для себя высокий уровень жизни. Я могу это понять, но не могу этим восхищаться.
На следующий день я отправился пройтись вокруг озера и дошел до ворот огромного Дворца Наций (если верить путеводителям, он больше Версаля), где теперь помещается филиал Организации Объединенных Наций. Я постоял у входа, подумал — стоит ли платить так много за скучную экскурсию? Решил не платить.
Вместо этого я зашел в Международный Музей Красного Креста и Красного Полумесяца. Место оказалось на удивление приятное, если можно применить такое слово к музею, посвященному человеческим страданиям во всем их поразительном разнообразии. Они продуманно демонстрировались средствами мульти-медиа. Музей был практически пуст, хотя сотрудники проделали огромную работу, учитывая, что все объяснения звучали на четырех языках, а материалы подавались так, чтобы ужасные картины природных катастроф и человеческой жестокости не слишком травмировали психику молодых посетителей.
Кроме того, руки у них были связаны политическими соображениями. Одним из экспонатов музея была точная копия тюремной камеры размерами не больше кухонного буфета, в котором сотрудники Красного Креста обнаружили семнадцать заключенных. Их держали там только потому, что их политические взгляды не совпадали с взглядами правителей. Но не было даже намека на то, в какой стране была эта тюремная камера. Сначала я посчитал такую осторожность трусостью, но, поразмыслив, заключил, что это необходимо и благоразумно. Назвать страну значило бы поставить крест на деятельности там Красного Креста, где бы она ни находилась. Вместе с тем страшно представить, в каком количестве стран могла бы быть эта тюрьма.
Вечером, соскоблив раздавленный инжир с моей последней чистой рубашки, я отправился выпить пива в бар за углом, где прождал целый час, пока меня обслужат, а следующий час провел, изумленно переводя взгляд с маленькой кружки пива на огромный счет, для сравнения поместив их рядом. Вежливо отклонив предложение единственной женевской проститутки («Спасибо, меня только что трахнули в баре»), я двинулся к другому не слишком приятному бару, но там было такое же обслуживание, и вернулся в отель мрачным и усталым.
В ванной, где сушилась моя рубашка, я увидел, что пятна от инжира ни хрена не отстирались, и выбросил ее в мусорную корзину. Вернувшись в спальню, включил телевизор, упал на кровать и стал смотреть фильм 1954 года, в котором известный американский актер убивал японцев, говоря по-французски чужим голосом. Никак не ожидал от него таких способностей.
