Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2006)
…а кремль сначала был деревянным, и он горел. Построили каменный, я оттуда камень. И Раздерихинский овраг так зовут не потому, что была драка. Эта легенда красивая, на самом деле история тёмная. Как будто своих побили, но я не помню. Взбираться на овраг трудно, пойди попробуй, и оттого… Вздерихинский-Раздерихинский, Луковицкий, Засора, онже Ананасный овраг. Александр II кинул туда ананас.
…а про клады и подземные длинные я не скажу, устал говорить…
(курсив не нужен). И замолчит. Рядом камни не говорят, только он. Вот другой камень, которовый всегда холодный и влажный. Его подставил под ноги синий чекист Власов, когда задумал повеситься. Он специально принёс его из подвала ЧК, дома купца изначально Булычёва, строенного для дочери. Камень вспоминает своё прежнее жильё, вспоминает, что видел, вспоминает расстрелы, покрывается холодным потом и плачет. А ещё говорят, будто бы под лежачий камень вода не течёт, да она с него ручьями стекает!
Этот камень часто пинали, и он стал круглым, он стал шар, как Земля, и такой же стал мудрый, и такой же несчастный, как земляшар, и сам прикатился сюда. И с тех пор его не сдвинешь отсюда. Пробовали толкать — не толкается. Пробовали поднять — никто не может. Александр II и чекисты писали указы, чтобы убрали камень, ничего не вышло, только участились аресты, зато потом Гагарин видел его из космоса, посылал приветы.
жёлуди. Жёлуди уже упали, уже нападали. Нападали жёлуди на асфальт, тот не отбивается, а что ему остаётся, прямо скажем. Он знай себе тихонько посмеивается, знает: прибегут ребята, дети, наберут желудей, смастерят поделки в школе, некуда девать. Ночью придёт старая-старая уже Аннушка, но не та, с вечным пакетом, в которовом тухнет рыба стерлёдка, с котами, выпрашивающими эту рыбу. Она придёт, на ощупь наберёт желудей, натолкает полные карманы и унесёт к себе на свой второй этаж в квартиру, чтобы играли свои коты, количеством восемь. Но коты не играют, воротят носы, они-то знают коварство желудей, не доверяют предателям, правильно. Желудям верить нельзя, почему, потому (дальше курсив):
Аннушка, но не та, Аннушка идёт в парк Аполло, каждую ночь, пока синий чекист Власов трудится в подвалах ЧК, и спустя годы, когда он уже повесился, Аннушка идёт в парк Аполло. Она берёт в руку пакетик с рыбой стерлёдкой и идёт смотреть на жёлуди, каждый день, целое лето. Она несёт рыбу стерлёдку, и все коты выскакивают из помоек, из баков с отходами и несутся за ней, страдая. А она идёт, как будто не замечая этого, идёт неторопливо и молча, кутая руки в рукава брезентовой штормовки. В парке Аполло она плюёт в сторону одного дуба, идёт мимо него, всегда идёт мимо него к другому. Она шарит под ним руками, шарит руками по темноте, ищет упавшие жёлуди, падшие жёлуди, их нет в начале лета, и в середине нет, только потом падают зелёные жёлуди. Аннушка, но не та, Аннушка пробует их на вкус, на зуб кладёт и кусает, закрывая левый глаз. Нет, зелёные жёлуди нам не нужны, разве только один, говорит она вслух, и коты поднимают дикий вой, будто наступил март. Но Аннушка не обращается к ним, не говорит им ничего, это она себе, нет, только один возьмём, унесём в квартиру на своём втором этаже, и коты ещё сильнее кричат. Но рыба стерлёдка им не достанется. Коты обманываются каждую ночь, всякий раз они бегут за Аннушкой, на запах стерлёдки, покидая насиженные помойки. Собаки в это же самое время занимают их и съедают то, что осталось, а осталось немало. Оттого коты в городе В всегда худые и злые, а собаки добрые, толстые, не лают и не кусают, впускают и выпускают, их держать бесполезно, сами плодятся. Аннушка кладёт жёлудь в карман и идёт обратно, теперь её цель — квартира на своём втором этаже, идёт по тихому городу, преследуемая котами. Никто не станет нападать на Аннушку, но не ту, когда она движется, преследуемая котами, никто не отважится. Идёт мимо ЧК, щели окон в подвале светятся. Что касается времени, то оно тут постоянное, потому что даже когда синий чекист Власов повесился, в подвале стали работать другие, а вот нет незаменимых у нас. И если они сейчас и не убивают никого (а нам об этом достоверно неизвестно), то вынашивают страшные планы, сами не знают, какие. И Аннушка, но не та, Аннушка проходит мимо, идёт в свой двор и заходит в подъезд, чтобы подняться на второй этаж, в квартиру. В это время голоса котов на улице сливаются с воем котов в квартире, потому что эти и те понимают, что стерлёдка опять никому не досталась.
дуб в парке Аполло. Пойдём скорее глядеть, пока он не упал. Это тот самый дуб, спросишь ты, как спросила меня моя сестра, которовой передали дар знать. Но не всё, про дуб знать дар передала ей я, если это непонятно, я сказала, да, это тот самый дуб, на которовом повесился синий чекист Власов, через которовый он умер, слышишь, умер, теперь уже окончательно, потому что вот тебе дар знать, синий чекист Власов был всё это время мёртв. Мёртв. Мёртвым он ходил по городу, мёртвым работал по ночам, мёртвым хотел свою тёплую женщину, Аннушку, но не ту, от которовой вечно воняло гречишной стерлёдкой, хотел, но его мужской половойх тоже был мёртв, мёртвым он воспитывал Игнашку, своего живого сына (живого жирным, а мёртвого всё время курсив), мёртвым глядел в глаза живых детей (курсив и жирным), ненавидел их, любил стариков. Но зачем же, зачем он повесился, зачем убил себя окончательно, спросит меня сестра, а также ты, кого я хотела вести в парк Аполло, ибо сестра получила от меня дар знать о чекисте Власове, а ты попросту любопытствуешь. И я скажу, но прежде узнаю, действительно ли каждому из вас нужно знать это, так вот, в тот день всем было не до того. Проснувшись привычно в семь вечера пополудни, синий чекист Власов первым делом отодрал веки свои от глаз, посмотрел на бывший с ним мужской половойх и, обнаружив его без движения и возраста, ущипнул жену за бывшую с ней грудь. Отчего жена не как бывало проснулась чужим громким голосом, а, повернувшись на бок, сказала своими словами (своими словами курсивом): ах, до того ли мне? И мгновенно заснула вновь. Оставаясь на протяжении сего времени удивлённым, синий чекист Власов ушёл на кухню глотать холодные кулинарные изделия пельмени. Съев [пельмени], Власов пошёл к двери, у которовой уже провожала его жена, из квартиры на втором этаже. Онже, не веря [себе], наклонился головой поцеловать [её] губами в шею. Но она отклонилась, произнося снова своим голосом: не до того. Сойдя из подъезда, синий чекист Власов пошёл двором и детьми. Детям явно было не до того, они отворачивались, а вслед громко смеялись, наравне с лающими собаками. Старики бодро бежали навстречу синему чекисту Власову, [ни один] не снимая шляпу пред ним и не выпрашивая освобожденья от жизни. Войдя в тёмное помещение дворца с грифонами, синий чекист Власов не мог заснуть, как бывало всегда. Промаявшись до 12 ночи пополуночи, [он] ушёл поглядеть на бывших с ним. Бывшие тутже не спали, а играли в шахматы и не тянулись больше к свету знаний. Сколько ни хотел рассказать синий чекист Власов, ни соблазнял [их] даром знать об устройстве рыбы стерлёдки, [они] не соглашались. На все побуждения отвечали уклончиво: не до того. Синий чекист Власов постоял у входа, соображая про себя, и вышел вон. В то же время Аннушка, но не та, говоря в своей квартире на втором этаже: не то, говоря своими словами (курсив снова) идёт в сад Аполло. Прогуливаясь возле парка, три литератора, обнаруживая на своём пути в перспективе ста восьмидесяти шагов женщину последних лет с запахом стерлёдки, сворачивая в глубь тени парка, предаваясь вспоминаниям ряби воды. Войдя в парк, три литератора женского пола, увидя на дереве синее тело чекиста Власова, бросаясь врассыпную, запрятывая себя в кусты возле забора. В то же время Аннушка, но не та, женщина последних лет с стерлёдкой в пакете вошла в парк. Подняв веки свои от глаз, обнаружила в них вид своего висящего мужа. Плюнув под дерево дуб, Аннушка, но не та, стала шарить руками под соседними деревами, бормоча под нос его старые слова: я живу в одиночестве. Приди и будь мне сиротой. Мы будем вместе пить чай, жди меня с моей работы, из подвала меня жди. Выйди встречать во всём беленьком, ни разу не испачканном стерлёдкой, и по прошествии достаточно времени получишь у времени дар, как знать. Забрось свой подлёдный лов, подлёдную ловлю рыбы, приди и приди ко мне. Своим орущим укором коты расстроят тебя. Своей молчаливой радостью рыбы успокоят тебя. Я живу в молчании. Приди и живи со мной. Приди, и сделаю тебе табурет. На нём будешь ты сидеть у окна и глядеть в окно глазами своими, пока орущие коты смотрят на тебя с улицы. Приди и ступи своей босой ногой на мой холодный пол. Приди, молчаливая женщина. Приди, женщина, которовая плакала два в жизни раза: когда без сознанья стонала от боли и когда не дали знать. Приди и готовь мне цыплячью кашу на ужин, никогда не гречку, и по прошествии достаточно времени получишь у времени дар знать. Приди и живи ко мне.
