Тонино Бенаквиста - Кто-то другой
Озадаченный Николя напрягся, пытаясь вспомнить, на что похожа эта история про множество имен. Снова появилась Лорен, чтобы освежить его память и послать ободряющую улыбку. Маркеши наверняка почувствовал, что этот невыносимый Гредзински сейчас опять что-нибудь ляпнет, и посмотрел на него в упор, словно бросая вызов.
Николя поднял перчатку:
— В 1658 году некий полемист по имени Луи де Монтальт горячо спорил с иезуитами и много раз переправлял издание своего текста, который потом был признан лучшим произведением того времени, «Письма к провинциалу». В то же самое время юный Амос Деттонвиль придумал то, что сейчас мы называем счетной машиной. Параллельно философ Саломон де Тюльти делает записи для гигантского полотна о предназначении человека и его отношениях с Богом — «Мысли». Все трое оказались одним и тем же человеком, который больше известен нам под именем Блеза Паскаля. Все три его псевдонима — анаграммы изречения «Человек, здесь твой бог». Он считал, что любой текст, любая идея, любой закон принадлежат всему миру, а потому и помыслить не мог издать их под своим именем, таким образом претендуя на авторство. И он предпочитал скрыться за фальшивыми именами. Вот таким он был человеком, этот Паскаль.
Николя замолчал.
Вдалеке появилась тень Лорен — она гордилась им и подавала ему знаки, требуя скорейшей встречи.
Если они не ехали в отель, Лорен исчезала из «Линна» так, что Николя не удавалось даже понять, в каком направлении она испарилась. Она даже не произносила банального «Мне пора», которое ничего не объясняет, но всем становится как-то неловко. И ему приходилось ждать, чтобы снова оказаться в номере 318, где они вытворяли невесть что, все возможное и невозможное, и никто не мог представить себе такой свободы в столь ограниченном пространстве. Они учились ласкам, которые не знал или не решался другой, развлекались тем, что катали бутылки по полу, прежде чем выпить, играли в карты, бросая их как можно ближе к стене, придумывали небывалые фантазмы, расшифровывали хайку, облизывали стекающие по коже друг друга самые немыслимые алкогольные напитки, вспоминали тысячи гениев или просто спали часами, мирно обнявшись, упав в самые глубины забвения.
— Передай мне чипсы.
— Как ты низко пала, бедняжка моя.
— Мне не давали их в детстве.
И снова он не знал, как понять эту реакцию, не окрашенную никакими эмоциями. Было ли у нее детство Козетты или она была дочерью несгибаемого диетолога?
Было половина второго ночи, на ней остались только трусики и бюстгальтер абрикосового цвета. Поужинать они не успели и теперь хрустели всякой дрянью.
— Хочешь знать, в какой конкретно момент я в тебя влюбилась?
— ?…
— Все произошло в этом самом номере, на третью или четвертую ночь.
— Должно быть, я довел тебя до небывалого оргазма.
— А вот и нет. Мы смотрели телевизор. Было три часа ночи, и мы попали на прямую трансляцию из Америки чемпионата по фигурному катанию.
— Не помню.
— В какой-то момент одна из фигуристок неловко прыгнула и смешно так упала. Бедняжка выпрямилась, как будто ничего не произошло, и продолжала до конца, как они все поступают в таких ситуациях. В эту самую секунду телезрители делятся на три типа. Первые — самая распространенная категория — ждут замедленного повтора. Они видели, как она упала, и их снедает какое-то невероятное возбуждение, они жаждут увидеть еще раз этот ужасный момент. Такие обычно ждут низких оценок, лица отчаявшейся девушки крупным планом. Чаще всего они удовлетворяются несколькими слезинками.
Покрывало валялось на полу, в комнате царил полумрак, а одежда была в беспорядке разбросана вокруг огромной кровати, покрытой еще свежими простынями. Лорен неподвижно лежала на животе, свесив руки, чтобы успокоить боль в спине, которая мучила ее целый день. Николя сидел на кровати в серых трусах, одной рукой он держал запотевший стакан, другой — лодыжку своей красавицы.
— Ко второму типу относятся люди, которым искренне жаль эту несчастную. Они ахают и в первый, и во второй раз, когда видят ее падение: «Ох, бедняжка…» В их взгляде сквозит сострадание, но в глубине и нечто другое — сладостное чувство, в котором они никогда не признаются, может даже, они и сами об этом не подозревают.
Он склонился и поцеловал ее лодыжку, потом, не мешая ей разглагольствовать, стал покусывать большие пальцы ног.
— Есть еще и третий тип людей, они встречаются невероятно редко, и ты один из них. Когда показывали замедленный повтор, я видела, как ты резко отвернулся от экрана. Ты ни за что не хотел увидеть это снова. Слишком тяжело. Не знаю, о чем ты подумал, может, о настоящей трагедии этой девушки, о месяцах и годах упорных тренировок — и что? Дурацкая ошибка на глазах у миллионов зрителей. И ты не хотел быть одним из них. Секундой позже я влюбилась.
Он растерянно улыбнулся, пожал плечами, словно подчеркивая свое смущение, и снова отвел глаза. Ничего не всплыло у него в памяти в связи с этой историей, он никогда не думал, что принадлежит к какому-то определенному типу зрителей фигурного катания, в лучшем случае он считал, что он из той категории мужчин, которые внимательно смотрят, как юбочки фигуристок колышутся при прыжках, но он совершенно ничего не помнил именно об этом прыжке и падении. В одном, однако, Лорен была права — Николя был не хуже и не лучше остальных, но он избегал изучать смятение других.
— Эти пакеты с чипсами чудовищно маленькие, — заметила Лорен.
— Как и рюмки водки, все в масштабе.
— Приласкай меня.
— Я обожаю это белье абрикосового цвета… оно очень…
Новый неистовый круговорот быстро обернулся очередным приступом каннибализма.
Лорен произнесла слово «влюблена».
Он сжимал в объятиях «влюбленную» в него женщину.
Он попытался осознать значение этого слова, что оно скрывало, подразумевало, подобрать для него нежнейшие синонимы, и выпил еще немного водки. Все еще лежа на животе, Лорен взяла пульт, включила телевизор, выключила звук и нашла достойную картинку — утки, косяком летящие над огромным озером. Николя попытался вспомнить, когда женщина в последний раз признавалась ему в любви. Ему пришлось сильно напрячься, так давно это было. И тогда все было так ужасно, что он оборвал свои воспоминания и набросился на бедро Лорен, чтобы спровоцировать новые военные действия. Заниматься любовью с Лорен было самым естественным делом в мире. Непосредственность их движений, полная отдача, способность приноровиться друг к другу не требовали ни размышлений, ни комментариев. Если он мечтал о чем-то, то она тут же подхватывала, ни разу он не пожалел о положении, которого хотел только он, не продолжил ласки, которую она остановила. Фантазия плелась в хвосте. В другие ночи, как, например, сегодня, она шла впереди них и до зари не давала им уснуть.
Он взял свой черный блокнот и записал:
«Остерегайся мудрости других. Ничего не имеет смысла. Все противоречит само себе, даже основные истины. Никто не может знать, куда ты идешь, потому что ты сам этого не знаешь. Твоя извилистая дорожка может показаться темной, такая она и есть, но смотри, чтобы никто тебя с нее не сбил».
ПОЛЬ ВЕРМЕРЕН
Как каждое утро за последний год, Поль Вермерен зашел в подъезд дома номер восемь-бис по улице Благовещенья, скользнув взглядом по золоченой табличке своего агентства. В тот самый день, когда он еще только осматривал это помещение, название само собой пришло в голову: «Агентство Благая весть». Он не ошибся — намек на иронию в названии вызывал доверие, многим клиентам это пришлось по душе. Поль пересек мощеный двор, поднялся по лестнице А и вошел в помещение на третьем этаже, которое не было даже закрыто на ключ. Расположение комнат было идеально: небольшая прихожая, служившая комнатой ожидания для клиентов, куда выходили двери двух независимых друг от друга комнат — его кабинет и закуток его компаньона Жюльена Грийе. Третья клетушка, оборудованная кухонькой и душевой кабиной, служила Полю убежищем в те дни, когда слежка мешала ему вернуться в деревню, примерно два раза в неделю. Он кинул кожаную куртку на спинку кресла и направился в кухню, где Жюльен уже готовил кофе.
— Ну как Сен-Мало?
— У меня не было времени для экскурсий, — ответил Поль.
— А как твое дело?
— Все прошло удачно, но к концу слишком затянулось.
Жюльен рассказал, как в полной праздности прошли его выходные, одновременно прослушивая сообщения на автоответчике. Полю не терпелось приступить к работе, и он решил допить кофе в своем кабинете. Ему надо было написать отчет о поездке в Сен-Мало, так как клиент непременно хотел получить его сегодня же вечером. Пришло время обратиться к своим записям, разобрать некоторые, уже не поддающиеся расшифровке и переделать их в нечто более понятное. Он включил компьютер, создал новый документ в папке «Отчеты», назвав его именем клиента — Летеррье.
