Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания
«1. В чем состоит проблема?
2. В чем причина возникновения проблемы?
3. Каковы пути возможного решения проблемы?
4. Какое решение вы предлагаете?
5. Направьте все силы на выполнение принятого решения — и не беспокойтесь о результате!» — старательно, как школьник, выписывал он.
Из текста явствовало, что нельзя терять равновесие из-за мелочей; что надо уметь вовремя остановиться и примириться с неизбежным; что активная работа — лучшее лекарство от тоски; что всегда надо бодриться и думать о светлом; что мстить кому-то за причиненные неприятности обходится себе дороже; что не следует ждать благодарности, а уметь находить радость в собственном добром поступке; что считать надо не свои несчастья, а свои удачи, ведь всегда есть люди, которым гораздо хуже, чем вам.
Прагматичный автор проводил свою линию с последовательностью роторного канавокопателя. «Помните, что несправедливая критика зачастую есть скрытый комплимент: ведь никто не пинает дохлую собаку. Ведите счет своим глупостям и ошибкам, чтоб не совершать их впредь. Делайте дела в порядке их важности. Отдыхайте раньше, чем пришла усталость. Умейте расслабляться».
— Вычитал что-нибудь для себя полезное? — спросил Звягин в той же шашлычной под тентом.
— По-моему, Владимир Леви пишет в общем не хуже. — Володя посыпал мясо кинзой. — Зачем ты меня тогда разыграл?
— Не понравился ты мне.
— А теперь?
— А теперь интересно.
— Что — интересно?
— Интересно, что именно в жизни тебя не устраивает. Работа?
— Работа. Разве я инженер? Так, помесь чертежника с чиновником…
— Друзья?
— «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты…» Не осталось у меня друзей, на которых всегда можно положиться…
— Здоровье?
— А, разваливаться уже начал, я ж тебе рассказывал…
— Зарплата?
— Конечно хотелось бы больше. А кому не хочется?
— Место жительства?
— Хренново мне на этом месте жительства.
— Про Америку мы уже слышали. Едем дальше. Жена?
— Ну знаешь… Это вопрос сложный, — безрадостно констатировал допрашиваемый.
— Так за что же ты держишься? — спросил Звягин. — Когда утром не хочется идти на работу, а вечером не хочется идти домой, жизнь надо менять.
— А дети?.. — Володя следил, как чайка скользит над теплоходом, высматривая что-то в пенной кильватерной струе.
Звягин сдвинул ему шляпу на затылок. Спросил негромко:
— А если бы ты полюбил другую женщину? Ушел бы?
— Я задавал себе этот вопрос… Десять лет назад выбор так и встал. Любил я тогда, Леня, хорошую женщину. И она меня. Долго тянулось. И сейчас, наверно, не до конца еще прошло… да поздно уже. Не хватило духу уйти! А надо было… Дурак я был, и никогда себе этого не прощу. Боялся, а чего — не знаю…
— А если бы ушел?
— Было бы в этом мое счастье. Часто так думаю… Радостно мне с ней было, понимаешь, радостно. По мне она была. Мы друг друга понимали и чувствовали — не поверишь, как. — Он с грустным удивлением повел головой. — Даже когда ссорились, понимали. Каждый жест понимали! Всегда было о чем говорить, да, никогда не было скучно.
— А дети? — с новой интонацией спросил Звягин.
— Многие разводятся — и живут. Жизнь есть жизнь… Ведь не бросил бы совсем, помогал бы чем мог, одевал-обувал. Посмотришь по сторонам: берут детей на выходные, проводят вместе отпуск, и хоть не идеальный это вариант, а ничего уж такого ужасного…
Они расстались молча. Растравленный воспоминаниями Володя угрюмо ссутулился и пошагал к троллейбусной остановке. Звягин смотрел ему вслед с задумчивостью шахматиста, просчитывающего партию на десять ходов вперед. Потом отвернулся и засвистал «Турецкий марш», немилосердно фальшивя.
Людям чаще нужны слушатели, чем советчики, подумал он. Нехитрая истина. Человеку надо, чтоб его выслушали и поняли. И подтвердили ему его собственные мысли и желания.
И что тогда, спросил он себя? Тогда человек начинает сопротивляться собеседнику и спорить. Почему? Потому что ему хочется выслушивать все новые доказательства собственной правоты. И вот когда он уже не сможет опровергать их — то есть не сможет опровергать себя самого, — он начинает верить себе всерьез.
«Не мы, видите ли, выбирали свою судьбу. Наоборот, видите ли: это она нас выбрала, накинула петлю, затянула на глотке — и осталось кислорода самая малость, чтоб кое-как дышать можно было». Обожаю пристрастие бездельников к глубокомыслию. Еще бы. Такому Володе хочется, чтобы все у него было хорошо, и еще ему хочется, чтобы для этого не нужно было совершать никаких поступков. Принять решение, совершить поступок и нести за него ответственность — этого мы не любим. Наш любимый вид спорта — плавание по течению. Вид искусства — пение жалоб. Вид работы — околачивание груш.
На следующую встречу он вызвал Володю, не застав по телефону на работе, местной телеграммой. (Отправка подобных внутригородских телеграмм всегда развлекала его каким-то мальчишеским озорством.)
— Бюллетеню, — вяло объяснил Володя. — Грипп. — Кашлянул.
— Почему у меня нет гриппа? — озлился Звягин.
— Не знаю.
— Потому что мне некогда болеть! Потому что мои полторы ставки — это работа, а не отбывание повинности, потому что я не скорблю мировой скорбью, потому что я живу, а не существую! И голова моя занята кучей дел. В том числе и твоих.
— Каких еще моих? — Володя поднял брови, собрав лоб в морщины.
— Болезный мой, — сказал Звягин. Помолчал примирительно. — Я хотел задать тебе один вопрос. Предположим, ты бы вдруг узнал, что жить тебе осталось один год. Что бы ты тогда сделал?
Володя опустил вилку с наколотым куском.
— Уехал бы, — проговорил он.
— Куда? В Америку?
— Ага. Куда глаза глядят. Лежишь ночью, смотришь в темноту, и думаешь, представляешь себе в подробностях. Уволился бы с работы. Те пару тысяч, что накоплены на машину, положил бы на имя жены. В портфель — только бритву и смену белья, денег себе — самый минимум. И утром, солнечным, ясным, едешь на такси в аэропорт. Суешь руки в карманы, читаешь расписание рейсов — и берешь билет в любую страну, в любой город, какой душа пожелает. Понимаешь — любой!.. И летишь, чтобы прожить там вторую жизнь. Потому что от первой — сил уже нет, ничего не хочется. Когда есть уже опыт и есть еще силы — все начать с нуля, увидеть то, чего не видел, оказаться свободным от всего, что тебя повязало тут по рукам и ногам.
— А работа?
— Работа всегда везде найдется для того, кто не лентяй. Причем — р-работа, а не какой-то мартышкин труд, когда никому ничего не надо!
— А семья?
— А если бы я уехал на год в командировку? В Антарктиду на зимовку? А если бы у меня вдруг и года не оказалось?..
— Плохо живешь, но трезво мыслишь, — сказал Звягин. — Позволь привести в назидание одну байку. Женатый мужчина за шестьдесят долго любил одну женщину, а она его. Но она не могла оставить больного мужа, а ее друг жалел жену. И вот он угодил в онкологию, исход операции вызывал сомнение. И тут только, ужаснувшись скоротечности жизни, они поклялись: если он останется жив — они соединятся навсегда. Все оказалось так просто: из больницы она привезла его к себе, мгновенно разменяв квартиру и наняв сиделку бывшему мужу.
— Агитируешь? — вздохнул Володя. — Историю сейчас придумал?
Звягин усмехнулся жестко.
— История подлинная. И не столь редкая. Да через год он помер, запоздала операция. И до самого конца они не могли толком понять: почему раньше не сделали то, о чем мечтали полжизни?
А теперь скажи: что для тебя труднее — оторваться отсюда или прорваться туда?
Вздох и пожатие плеч — типичный ответ советского интеллигента на призыв к действию.
— Прорваться — это уже трудности конкретные… хотя все это практически невозможно… — меланхолически тянул интеллигент. — А оторваться… есть ведь совесть, душа, привязанности… долг, наконец.
— Ты в школе биологию учил?
— А что?
— Есть такое животное — гигантский ленивец.
— Это в мой адрес?
— Льстишь себе. Ты экземпляр средненький… ленивец советикус вульгарис.
После ужина, расхаживая по комнате и твердо ввинчивая каблуки в ковер, Звягин ни с того ни с сего обрушился на жену:
— Из всех литературных шедевров, которыми ты меня потчуешь уже двадцать лет, я особенно не переношу чеховских «Трех сестер»! Меня еще в школе трясло: «В Москву, в Москву!» — а сами сидят на месте. Купить билеты и ехать в Москву!
— Ты варвар, — горестно сказала жена. — Ты неспособен понять, что художественная литература и практическое руководство по реанимации — это разные жанры.
— Я знаю, что это разные жанры. А все равно трясет: хочешь ехать — сядь и езжай! Не то проплачешь всю жизнь. Вот и он пусть едет!
