Оп Олооп - Филлой Хуан
— Слова…
— Слова? Супружеская жизнь являет собой совокупность трех видов лжи: она врет ему, он врет ей, и все четверо врут остальному миру.
— Была у меня как-то двужильная женщина…
— Двужильная?
— Да, тянула жилы из мужа и любовника. Выла, что хочет ребенка. Крестилась перед соитием. Брызгала святой водой на кровать, на свою щель, на меня… И в момент оргазма замирала, устремив глаза вверх, как человек, который смотрит на проплывающего мимо омара.
— Наверное, молилась Богу, бедняжка!
— Ничего особенного. Мистическая форма эротомании. Любовь изменчива.
— Пусть будет изменчива, лично меня в коитусе более всего манит его снотворное свойство.
— Снотворное свойство коитуса?
— Да. Я вам расскажу.
Оп Олооп, близкий и далекий одновременно, придумал свой фант в этой игре. Все заинтригованно замолчали.
— «Charme de l’amourqui pourraitvous peindre?» [54]— воскликнул чистейший из любовников. И отголоски его вопроса еще звенят в нас. Констан не смог ответить на него в неспешном повествовании «Адольфа». Гёте потерялся в декадентстве в лабиринте «Вертера». Стендаль грубо набросал любовь кистью, обмакнутой в «Красное и черное». Пруст был не более чем искусным лозоходцем, ищущим болезни вместо воды. Фрейд увлекся бурением неизведанных глубин подсознательного… «Charme de l’amourqui pourraitvous peindre?»
— Никто. Любовь неуловима для реальности. Противоречит логике. Неподвластна богам, — вставил Пеньяранда.
— И все же невежество пытается подчинить ее нормам, урегулировать ее законами, свести ее к догме! Бесполезно. Огонь, вода и воздух внутренней жизни устоят и будут лучиться свободой до агонии двух последних душ…
Гастон Мариетти обозначил свое неверие. Пригубил «Grand Marnier». И возразил:
— Это, конечно, так, Оп Олооп. Но человеческий вид возвращается к бисексуальности. Мы уже прошли вершину параболы эволюции и находимся на нейтральной стадии. Уже скоро, несколько веков спустя, не будет ни мужчин, ни женщин, а лишь мужчиноженщины. Гермафродиты рождаются все чаще и чаще. Один английский хирург анализировал этот феномен в медицинском журнале «The Lancet» и указал на относительно скорое соединение животворных сил в одном человеке. Обманчивое слово «индивидуум» снова обретет свое исходное значение — «in diviso». [55] И абсурдная сегодня концепция любви к самому себе приобретет свойства жизненной необходимости, в том числе и эротического свойства. Что же до остального, так называемые дети из пробирки, коих насчитывается великое множество в развитых странах, уже заявляют, что гетеросексуальная любовь им неинтересна и выглядит неубедительно. Когда биологическое таинство разрешено, в химии душ нет необходимости. Кстати, отсрочка бракосочетания, переносимого с пубертата на взрослый возраст, подразумевает отсрочку любви как полового обязательства, ее присутствие в коллективном сознании становится менее выраженным. Все это говорит о том, что сегодняшние реки жизни пересыхают. Трансмутировав в то, чем мы были в начале, мы обретем Божественную привилегию рождаться в себе, умирать в себе и носить под своим сердцем собственное потомство.
Эти слова обескуражили всех.
Оп Олооп ограничился тем, что пробормотал:
— Гастон, каким ужасным вам видится будущее! А вот Эрик Хоэнсун совладать с собой не смог:
— То есть можно будет не мастурбировать, ха-ха… И я, значит, смогу осеменить себя и родить, ха-ха.
— Именно так.
— И это рассказываете нам вы, сутенер!
— Именно так.
— Хорошенькое же будущее ждет вашу профессию!
Лицо Гастона Мариетти омрачилось горечью:
— Не беспокойтесь. Пока любовь остается табу под гнетом попирающей ее морали, пока она покоится недоступной пробуждающимся и ищущим удовлетворения в самих себе инстинктах, мы, торговцы белыми рабынями, будем и дальше нести свою ношу мессии…
— Мессии?! Вы?! Ха-ха…
— Да, капитан, мессии. В каждой куртизанке живет разочаровавшаяся женщина. Ее продажность есть следствие разочарования в несостоявшейся чистой любви. Мы, сутенеры, всегда играем на потерянной вере обманутых женщин. И они любят нас за это. Любят нас Магдалиновой любовью. Иисус в некотором роде был предшественником…
Оп Олооп чувствовал себя невесомым и веселым, его безмерно смешило раздражение его соотечественника. Чтобы еще больше поддеть его, он добавил:
— Да, Эрик. Иисус был предшественником Гастона. Да-да, этого самого Гастона, пронырливого корсара, учившегося у Coco-le-coiffeu на улице Канебьер близ Henrilamusique. Тысячи разочарованных женщин, пораженных Магдалиновой любовью, стояли у него на пути, и он, чтобы искупить их грехи, отсылал их на кораблях в Каир, Бангкок, Джибути и Батавию. Его апостолы — вербовщики, торговцы людьми, сводники — доделывали за него остальную работу, разбавляя болью страстное раскаяние и не забывая о наживе. И вот рука судьбы привела Гастона в Буэнос-Айрес. Понимаешь? Это международное признание. В отличие от наших предков, викингов, принесших миру непригляднейший пуританизм, он подарил просторам пампы — пустынной и засушливой земли — женскую красоту из самой Франции. Магдалины из Дюнкерка с глазами цвета синей воды для засушливого Сан-Луиса, сочные и сладкие магдалины из Лурда для пустынной и ветреной Патагонии, стройные и грозные магдалины из Лилля для бедных равнин Ла-Риохи… И так далее. Ну а для остановившегося двигателя Буэнос-Айреса он приберег чувственное магнето из Парижа. Тысячи городов благодарны ему за его труд знакомить нас с необычными женщинами. И даже самые неприкаянные из нас могут прикоснуться к своей мечте, найти утешение в недоступной иным образом благодати. И я не могу не отдать ему должное. Любовь по таксе, которую подарил мне этот великий банкир мира секса, стала непенфом для тысяч горьких часов. Выпьем же за Гастона, блистательного благодетеля нашей страны.
Тост не был воспринят единодушно.
— Мне не представляется уместным, — начал комиссар путей воздушного сообщения, — пить за такого рода вещи. Проституция — это гангрена…
— А мадам Noélie Maynard? Ик. И ее салон Massage-Curiosités? Ик. А наши оргии в Confort Moderne? Ик-ик-икто бы еще говорил о морали?!
— …Проституция — гангрена любви. Если бы не проституция, семьдесят процентов нашей молодежи не отбраковывалось бы на медосмотре для военной службы.
— Вот и славно! Даже тут она дает благотворный эффект! Проституция отдаляет войны, выкашивая ряды военнообязанных. «Чем слабее нация, тем она миролюбивее».
— Мне противны твои слова, Оп Олооп. Предпочесть больной народ народу воинственному!
— Да. Разумеется. Болезнь перенести легче. Она привлекает щедрых и мудрых друзей, которые не скупятся на утешения и заботу. Воинственность же пробуждает лишь ненависть и стремление уничтожать.
— Ты меня уже бесишь! Славить порок, подобно какому-то ничтожеству. Где твоя честь?
— У меня была собачка, которую звали Честь.
Реплика студента, отпущенная им, просто чтобы сказать хоть что-нибудь, оказалась неожиданно смешной. Все расхохотались, и каждый по-своему прокомментировал его слова:
— У меня была собачка, которую звали Честь!
— У меня была собачка, ик, которую звали Честь…
— У меня была собачка, которую звали Честь, и она мочилась на двери кафедрального собора, Дома правительства, жокей-клуба и Национального банка…
— Простите, Оп Олооп, я никогда не видел вас в жокей-клубе.
— И правда. Не припомню, чтобы вы были его членом.
— Сутенер, вы член жокей-клуба?!
— Да, Эрик. И не нужно так удивляться. Я стал им по праву. Моя профессиональная родословная не хуже прочих. Точно такая же. Я — один из лучиков света в этом кругу… профессионалов в банковском деле, политике и взяточничестве. Продажная любовь — не преступление, а бизнес. Торговля женщинами, согласно определению Лиги Наций, связана с élevage. [56] Моя собственная статистика показывает, что от сорока до шестидесяти процентов шлюх — представительницы простых профессий: горничные, швеи, хористки, которые мечтают «подняться» за счет общения с галантными и вежливыми кавалерами и последующей гигиеничной будуарной дружбы, они жаждут роскоши и удовольствий. Таким образом, дорогой друг, те блага, которые мои коллеги по клубу получают за счет ввоза породистых лошадей, я обретаю, импортируя красивых кобылок.