Близости (СИ) - Китамура Кэти
На той же неделе я сообщила Беттине, что не смогу принять ее предложение о работе в Суде. Она не особенно удивилась, словно ждала чего-то в таком духе, — мои раздумья говорили сами за себя, или ей попросту было не до меня с учетом невзгод, захлестнувших Суд, или она догадывалась о том, что я уже знала твердо: я не гожусь для этой работы. И все же она мягко спросила меня: есть ли какая-то особая причина у вашего отказа? Я ей честно ответила, что, по-моему, не гожусь для этой работы. Лицо у Беттины было участливое, и я попыталась объясниться, сказала ей, что в конечном итоге решила, будто моей квалификации недостаточно для такой должности.
Ваша квалификация выше всяких похвал, возразила Беттина, недоуменно нахмурившись. Вы неизменно выдавали результат самого высокого уровня. Мы не сделали бы вам такого предложения, имей мы хоть малейшие сомнения в вашей квалификации. Она умолкла. Но есть также вопрос характера. У некоторых людей характер не подходит для такой работы, возможно, вы как раз из них. Если так, то чем раньше это выяснится, тем лучше — для вас, да и для нас тоже.
Я кивнула. Я видела, что в мыслях она уже отпускает меня. Возникло ощущение, что я ее зря задерживаю. Она права: это вопрос характера, и у меня характер действительно не тот. Хладнокровие — не такое уж надежное и желанное качество, вот в чем я убедилась. Оно разъедает душу. Бывший президент — вот кто чемпион мира по хладнокровию. И все они примерно такие: и обвинение, и защита, и судьи, и даже другие переводчики. Они все профпригодны. У них подходящий для работы характер. Но какой внутренней ценой?
В тот вечер я отважилась поужинать не дома, отправилась в ближайший китайский ресторан. Я вошла, и девушка за стойкой обратилась ко мне по-китайски, явно с воодушевлением. Но я покачала головой, и девушка сразу помрачнела, с той минуты она общалась с откровенно презрительной миной. И я подумала: хочу домой. Хочу быть в месте, где я буду дома. Но где это место, я не знала.
С Адрианом мы встретились в кафе неподалеку от его дома. В это кафе мы часто захаживали вдвоем, и я, пока жила в его квартире, тоже несколько раз туда наведывалась. А сейчас оно показалось чужим, словно я вернулась из долгого изгнания. Ожидание Адриана переменило для меня это место. Я села за столик в углу, тело будто налилось свинцом, мне и на ноги будет не встать, подумала я. Уже неделя прошла, как Адриан вернулся в Гаагу, но мы пока не виделись, только разговаривали по телефону несколькими днями раньше.
Я ответила на звонок — короткое молчание, потом он произнес: я рад, что ты ответила. Ты уехала из квартиры. Он говорил мягко, но голос обнаруживал нечто резкое, тяжелое, и я поняла, что молчание между нами — для него оно тоже не просто так. Тебя не было дольше, чем я ожидала, проговорила я. Я старалась удерживать слова, чтобы они не сказали слишком много, но об ожидании, о том, на что я некогда смела надеяться, — об этом всем я говорить не могла без того, чтобы внутри меня разверзалось нечто. Адриан притих, потом сказал, что там, в Лиссабоне, все было очень сложно, но теперь он вернулся и лучше бы нам встретиться и поговорить.
Вот мы и назначили встречу в кафе. Адриан появился ненамного позже меня, я встала, завидев его у входа. Он направился через кафе прямо ко мне. В его присутствии мое тело вдруг переполошилось, ну надо же, мысленно изумилась я, а я-то почти забыла, как оно бывает. Прошло два месяца с тех пор, как мы виделись. Мы чмокнули друг друга в щеку как просто знакомые, потом сели за столик. Адриан казался каким-то другим, но с ходу я не могла уловить, в чем перемена, его новая версия точно проступала из привычной внешности.
Я видел новости о процессе, сказал он.
Я кивнула.
Все, наверное, переживают.
Вряд ли это напрямую угрожает самому существованию Суда, как многие утверждают. Но в любом случае ничего хорошего, радоваться тут нечему.
А ты для него переводила?
До чего долго его тут не было.
Да.
И как он?
Мелкотравчатый и заносчивый, но умеет шарить в потемках человеческих душ. В тех местах, куда обычные люди не суются. И это дает ему кучу власти, даже когда он заперт в камере.
Я видел какие-то репортажи в Лиссабоне по телевизору.
Я опять кивнула и отвела взгляд. У меня перед глазами был Адриан в незнакомом мне городе, он был в квартире с Габи и с детьми, возможно, они смотрели репортаж одного из тех журналистов, которых я видела творящими историю процесса. Эта другая жизнь расцвела перед моим взором, и созерцание ее причинило мне неожиданно острую боль.
Я ни разу не была в Лиссабоне.
Красивый город, отозвался Адриан — как будто не смог удержаться от честности. Но на наш совсем не похож. Габи хотела, чтобы дети остались в Лиссабоне, но это трудно. Они скучают по здешней школе, у них тут друзья, они не могут жить в Португалии лишь потому, что их мать так пожелала. Но мать им, конечно, нужна.
Адриан замялся, он не хотел слишком распространяться о случившемся в Лиссабоне или не мог подобрать нужных слов. Он вдруг сделался такой усталый, и я поняла: для него эти месяцы тоже даром не прошли, как и для меня, в том же смысле, и мне вдруг стало предельно очевидно: спустя много лет в одной из достижимых реальностей мы способны жить вдвоем в устойчивой гармонии и вопреки всему встретить старость вместе. Потенциально мы — одна из тех пар, чье взаимопонимание обладает такой глубиной, такой давностью, что больше не надо ничего объяснять, наш быт устоялся сто лет назад, знание друг друга и наших отношений — абсолютно. И есть вероятность, что ни один из нас не расскажет второму, что произошло за эти два месяца. Они так и останутся слепым пятном в боковом зеркале наших отношений, и вокруг пятна мы будем искусно лавировать, пока это не войдет в привычку, пока мы не научимся вовсе этого не замечать.
То есть Габи остается в Лиссабоне? — спросила я. Да, тихо ответил он. Дети будут жить тут, со мной, а в Лиссабон ездить на каникулы. Как ни поверни, неидеальный вариант, и я очень много сил потратил, убеждая в этом Габи. Но она оставалась непреклонной как скала. В итоге я забрал детей, и вот мы здесь. Во многих смыслах это облегчение. Мне полегчало. Не совсем то, чего я хотел для детей, но я даже не понимал, пока не вернулся в Гаагу, до чего меня гнетет эта ситуация. При всем несовершенстве исхода хорошо, что возникла ясность.
Он помолчал чуть-чуть и прибавил: надеюсь, ты скоро с ними познакомишься. С моими детьми.
Мне предложили постоянную должность в Суде.
Замечательные новости.
Я отказалась.
Понятно.
Мне-то было понятно, что ничего ему не понятно или он сомневался насчет значения моих слов: я сообщила ему, что отказалась от работы в Суде, означает ли это, что я больше не буду жить в Гааге, что я никогда не познакомлюсь с его детьми, что для нас с ним не существует никакого будущего. Я вынуждена была принять решение без него, одна. Через мгновение Адриан поднял глаза.
Это из-за самой работы? Или из-за меня?
Прозвучало немного в лоб, но я понимала, что ему требуется ответ, у него на лице была отчетливо написана эта потребность. Я сидела и изучала стол, и наконец до меня дошло, что он имел в виду, сказав, что Габи остается в Лиссабоне, а он вернулся в Гаагу, вернулся назад. Чересчур сложно, чтобы охватить за раз. Адриан снова заговорил, не дав мне вставить ни слова.
Прости, что не звонил тебе чаще, пока был в Португалии. Прости за долгое молчание. Он покачал головой. Все оказалось труднее, чем я ожидал. На самом деле мне надо было лучше подготовиться, все-таки я был женат на Габи пятнадцать лет. Но я не сознавал, насколько между нами все испортилось. Он посмотрел на меня и понизил голос. Прости, что так вышло с Габи. Я понятия не имел, что она собирается зайти ко мне, я вообще понятия не имел, что она будет в Гааге. Я бы никогда не подверг тебя такому умышленно.
В его голосе, в том, как он все это проговорил, звучала настойчивость, значит, он понял или хотя бы начал понимать, каково мне было здесь без него все эти недели. Я намеревалась сказать ему многое, сто раз прокручивала в голове слова, которые, как мне казалось, должны быть произнесены вслух между нами, но сказала я только одно: я понимаю. Я иногда способна понять вообще все — в определенных обстоятельствах, про определенных людей. В этом моя сила и слабость. Я смотрела Адриану в глаза и думала, что, как бы то ни было, вполне возможно, именно Адриан и есть для меня тот самый человек.