Сергей Саканский - Наблюдатели
9
Где я? Откуда я здесь?
В голове шумит. Помню, пришел домой, стал пить. Жонка заперлась в ванной.
Когда я успел допиться до потери памяти? Почему я оказался на улице?
Сижу на лавочке, внутри темно, снаружи холодно… Почему-то при мне мой портфель. И эта дурацкая роза, которую я купил у цветочницы Лизы…
Но я же ее подарил жонке, я притянул ей розу, высоко подняв ее над головой, и Лена поставила розу в уродливую красную вазу, красное в красное: роза окрасила вазу, ваза окрасила розу… Мне показалось, будто оба предмета вспыхнули…
Зачем-то я снова взял портфель, взял эту розу и пошел куда-то…
Куда можно идти с этой розой? К какой-нибудь женщине. Но у меня нет никакой женщины! Последняя попытка была три года назад – история с одной молодой лаборанткой.
Я очень хотел ее. А ей, полагаю, столь же очень нужна была прибавка в зарплате.
Она была умной девочкой: не стала говорить о любви, сказала, что просто хочет попробовать с папиком: никогда у нее папика не было.
Это, конечно, ложь: были у нее папики – слухами-то земля полнится…
– Иван Сергеич, если хотите, то можно было бы сомкнуть жалюзи и запереть дверь на ключ.
Я молча поднялся, подошел к окну… Помню, меня сильно возбудило слово сомкнуть… Маленький Микров, будь он неладен, встал в этот миг, где-то в виртуальном пространстве второго слоя бытия, в позицию высокого старта перед стометровкой.
– Иван Сергеич, надо еще бумаги убрать со стола: запачкаем.
От этих слов меня уже просто затрясло. А она так и продолжала сидеть за столом, за тем самым столом, на котором, спустя минуту или две предполагалось…
– Иван Сергеич, дверь!
Это она вскрикнула, потому что я, взяв было какую-то папку, ринулся к ней через стол, вытянул шею, словно злобный лебедь…
И я бросился к этой двери… Но замок не работал. Помню, пришла мысль, что это был какой-то специальный офисный замок, который не запирается изнутри, именно для того, чтобы сотрудники не трахались в кабинетах…
Ну, не в туалет же бежать?
И как-то все у меня опало, скукожилось, стало скучно. Я строго сказал:
– Полагаю, что наша шутка зашла слишком далеко.
Девушка вдруг густо покраснела, как эта роза в вазе… Так у нас с ней ничего и не произошло. Наверное, вся моя жизнь пошла бы по-другому, если бы я позволил окунуть себя в эту грязь.
10
Я просидел на лавочке минут десять, пока окончательно не замерз. Естественно, мне захотелось водочки. Расплачиваясь в ближайшем магазине и стараясь не смотреть в глаза очередной сексуашке, я заметил еще один странный феномен.
Дело в том, что я прекрасно помню, как, покупая водку у метро, обратил внимание на одну надорванную и запачканную купюру достоинством в десять рублей. Я прекрасно помню, как десятка утянулась из моих пальцев пухлой рукой продавщицы… Но сейчас купюра опять оказалась в моих руках! Как будто я переместился во времени на несколько часов назад.
О таких вещах интересно читать, ни капли в них не веря. За всю мою жизнь со мной не произошло ничего, что выходило бы за рамки законов физики – как известных, так и предполагаемых.
Нет, этому должно быть какое-то другое объяснение. Ведь случаются же у человека кратковременные провалы памяти?
Дело может быть, к примеру, в следующем. Допустим, я перенес приступ стенокардии, присел на лавочку, потерял сознание… В забытьи мне привиделось то, что я и собирался сделать: прийти домой и выпить. На пороге дома я будто бы встретил жонку, картинным жестом подарил ей розу… В этой воображаемой сцене отразился мой страх быть застуканным… Потом Лена якобы залезла в ванную. Последнее время она вообще стала чаще мыться: часами плещется в ванной, как утка. Наверное, сказывается возрастная перестройка организма…
Подхожу к своему дому, ловя себя на том, что озираюсь по сторонам. Нет, на сей раз, жонка не ждет меня у порога…
В дверях сталкиваюсь с соседкой сверху, Санечкой Майской, она протискивает в дверь коляску со своим ребенком. Я придерживаю дверь. Санечка, благодарно улыбаясь, опустив глаза… На улице ненастье, но ребеночку все равно нужен воздух. Так, постоят здесь, под козырьком…
11
Жонка дома: в ванной горит свет.
– Привет! – кричу ей через дверь.
Она не отвечает, наверное, обиделась на что-то. А в руке моей тоже – холодненький, запотевший «Привет».
Однако!
Почему сейчас день, почему я так рано ушел с работы? Еще провалы? Какие провалы?
Звоню.
Подходит та самая Оксана, с которой не получилось на столе.
– Иван Сергеич! Как же вы вовремя!
Из ее невразумительного лепета понимаю, что в институте случилось ЧП. Через полчаса после того, как я ушел, сказавшись больным (что ж, это знакомо: обрыдло все, захотелось выпить в одиночестве…) случился пожар в секретных лабораториях С-14, погиб доктор Бранин и еще несколько сотрудников другого ведомства. Там же сгорел один любопытный живой экспонат и те-де.
Ну, мне нет никакого дела до их секретов, до их экспонатов. Только, боюсь, что теперь, из-за Бранина, из-за того, что он сгорел, я уже больше никогда не увижу мою «Юлию».
Что ж! Это не могло длиться вечно. Для ее матери «Юлия» давно умерла. Пусть наши реальности соединятся в одну…
Кстати… Иду по коридору, подхожу к двери ванной, спотыкаюсь о свой портфель. Пьян уже…
Дергаю ручку двери, кричу:
– Сколько же можно сидеть в ванной, черт бы тебя побрал!
12
Мне кажется, что я схожу с ума. Я не верю своим ощущениям. Может быть, то, что я вижу – нереально, у меня спуталось представление о времени?
Это же совершенно немыслимо! Нет, этому должно быть какое-то объяснение!
Здругдглягль профессора появился на свет на несколько лет раньше, чем я сам вселился не только в профессора, но и вообще появился на Земле.
Кто же тогда отец здругдглягля? Или, может быть, дело вовсе не в отце, а в матери?
13
Дверь ванны заперта на тряпку. Распахиваю дверь. Ленка лежит в ванной, глаза ее закрыты.
– Что-то ты стала часто мыться, дорогая! Уж не завела ли себе любовничка?
Ленка раскрывает глаза, улыбается. Хлопая глазами – как это мило…
– Это просто возрастное, – говорит.
Я подхожу и склоняюсь над ней.
Она лежит в ванной. Из-под воды торчат ее пальчики с аккуратным педикюром, они шевелятся, будто печатают какие-то слова на некой карикатурной клавиатуре для ног…
ФВА… ОДЖ…
Дальше, за клочьями пены, словно земля в разрывах облаков, слабо мерцает ее далекое тело…
Мне всегда хотелось лизать эти пальцы, да и вообще делать с ее телом гораздо больше… Но что-то мешало… Какой-то лицемерный стыд…
Она улыбается. Видит траекторию моего взгляда и понимает его…
– Хочешь сейчас?
С чего бы это вдруг? Когда в последний раз она сама предлагала, тем более – в ванной?
Она смотрит на меня, сощурившись, проводит ладонями по ляжкам, по животу, останавливается на грудях и ласкает их круговыми движениями. Соски мелькают меж ее пальцев, видно, что они набухли. Она закусывает губу и закатывает глаза.
И говорит:
– Мамочка!
Я нагибаюсь, трогаю руки ее и груди, груди трогаю сквозь руки… Она картинно высовывает язычок и смотрит на меня с блеском в глазах. Я улыбаюсь, осматриваю ее всю, наклоняюсь и крепко целую, и медленно прижимаю ко дну. Она улыбается под водой, из ноздрей выскакивают два маленьких пузырька…
Она смотрит из-под воды, очень уже далекая за облаками. Интересно, как я выгляжу из ее глубины?
Я отпускаю тело, тело всплывает. Срываю с себя халат и залезаю в эту теплую воду, к этой женщине, к этой далекой русалочке…
Которая любит и хочет меня, как прежде.
14
Находясь на этой дальней командировке, я, подобно тому, как писатель выбирает своих героев, выбрал произвольную пару особей и решил провести с ними ровно один земной год, каким и являлось типичное задание для типичного наблюдателя, путешествующего по казенной надобности.
О других наблюдателях, работавших параллельно со мной, мне ничего известно не было.
Теперь оказывается, что за несколько лет до меня на той же самой площадке работал другой наблюдатель. Или – что еще хуже – он работал тут одновременно со мной, и я наблюдал не человека, а здругдглягля…
Если же здругдглягль родился не от семени Микрова, а от ее семени, и другой наблюдатель был подключен к ее сознанию, то это можно доказать только непосредственной проверкой данного здругдглягля, чья электронная копия уже лежит на столе в вашей лаборатории, далекие мои друзья.
