Гюлюш Агамамедова - Сборник рассказов
— Интересно, ты оставляешь здесь только палас или мне перечислить все, что ты, вернее мы, оставляем? Я бы начал с души.
— Я не замечала за тобой склонности к романтизму. Ты перешел очередной возрастной рубеж, становишься сентиментальным, — жена улыбнулась.
— Естественно, возрастные рубежи преодолеваю только я, ты мне в этом деле не помощник. Вернемся к паласу. Здесь можно попробовать его продать. Хоть какие-то деньги получить, — муж по старой привычке просматривал воскресные газеты, пытаясь выудить информацию из бесцветных, обтекаемых интервью чиновников и одновременно зорко следил за маневрами жены.
— Цена за баррель нефти выросла. Может останемся?
— Ты верно заметил про дураков. Эта цена может делать все, что ей заблагорассудится. Она может взлетать, падать, ползти. Я не понимаю только, какое отношение она имеет к тебе, ко мне, ко всем нам. Объясни. Может я чего-то не понимаю. На то я и женщина. Ты всегда говоришь, что объем мозга у женщин меньше, чем у мужчин. Тебе и карты в руки. Вернее газеты. Все десять лет «независимости» ты внимательно следил за ценой нефти, мне, как ты понимаешь, было чем заниматься. Я зарабатывала как могла и заботилась о детях. Теперь поделись результатами своих наблюдений. Когда заключили «нефтяной контракт века», помнишь, ты сказал, что теперь то мы заживем как в Кувейте. Чем закончился Кувейт? Пришлось продать мои серьги с бриллиантами. Они мне так нравились. Твой подарок.
Муж не отвечал. Он вспомнил как год назад приехал один из знакомых, проживающий теперь в Германии, продавать бакинскую квартиру. Он рассказывал о своей новой эмигрантской жизни. Первый год, каждый день благодарил господа за то, что не сделал неслыханной глупости и не продал свою единственную собственность, квартиру в центре Баку. Оставил за собой тыл. Чтобы было куда возвращаться.
— Представь себе, сразу по приезду в Австрию нас поместили в лагерь для перемещенных лиц. Шесть часов утра. Хочешь верь, хочешь нет. Громкоговоритель на весь лагерь вещает: Ахтунг, Ахтунг. У них порядок такой. Все по расписанию. Я решил все, капут. Немцы вспомнили о героическом прошлом и сейчас нас поведут как партизан на допрос. Обошлось. Но нужно было все пережить. Сейчас об этом можно вспоминать с улыбкой. Я нашел работу в фирме Симменсов. Что и говорить капиталисты ценят серое вещество. Сейчас, как ты понимаешь, я могу спокойно продать отцовскую квартиру и жить как человек. Увижу наконец мир.
— Ты помнишь Леню, он сейчас в Нюрнберге и неплохо устроился. — Муж отложил газету.
— Нюрнберг у меня ассоциируется с определенными вещами. Например с фильмом Ромма «Обыкновенный фашизм». Леня храбрый человек, раз после всего, что немцы сделали с евреями, живет в Нюрнберге. К тому же у Лени всегда были мозги, в отличие от некоторых, — жена выразительно посмотрела в сторону мужа.
— Твои намеки не имеют под собой основания. Мы не в Германии. А то бы я тебе показал, чего стоят мои мозги. Не забудь я женился на тебе. Разве для тебя это не доказательство моего высокого интеллектуального уровня.
— Обижаешь, ты всегда говорил, что я сексуальна. По моему у тебя ко мне влечение другого порядка, не интеллектуального. Вспомни папашу Фрейда. Я тебе расскажу другую душераздирающую историю про несостоявшегося эмигранта, может ты в ней найдешь какое-то сходство с собой. Имя Эльчин Караев, тебе ни о чем не говорит? Он заканчивал Литературный институт в Москве. Решил уехать, как все. Продал квартиру. У него была шикарная квартира. План как разбогатеть потрясающий. Лучше не придумаешь. Открыть в Новой Зеландии ресторан азербайджанской кухни.
— Почему в Новой Зеландии? Он что был наслышан о вкусах новозеландцев? Об их склонности к азербайджанской кухни?
— Не знаю, может там много овец и с бараниной не проблема.
— Овец много в Австралии, пора бы уже знать.
— Не все же такие интеллектуалы как ты, — жена поджала губы, — так ты слушаешь или нет? Ты не спросил о самом главном. Почему человек, хотя бы по диплому являющийся литератором, собирался открыть ресторан?
— Это как раз мне понятно, — муж хмыкнул.
Жене показалось, что она выяснила приблизительный план действий своего мужа на чужбине.
— Он был не силен в приготовлении национальных блюд, и других также, что совершенно естественно, учитывая его прошлую жизнь. У него было две жены, не одновременно, конечно, хотя не уверена. Они в нем души не чаяли. Так, что Эльчин специализировался на дегустации. И представления не имел как заварить чай, к примеру. Но на что мощный интеллект, такой же как у тебя, приблизительно? Он берет с собой повара, еще одного друга, ему в помощники. Все оплачивает Эльчин. Счастливая троица благополучно добирается до Зеландии. А там начинается самое интересное. Повар влюбляется в местную красотку, женится и в ус не дует. Целый день вертеться у плиты в новозеландской жаре ему уже не улыбается. Угадай, на что потратил Эльчин оставшуюся у него скромную сумму?
— Нанял громилу, чтобы тот выудил деньги у повара и его помощника, — муж казался заинтересованным.
— Какой ты кровожадный, я даже не подозревала, — жена кокетливо улыбнулась, — вовсе нет. Эльчин, как благородный человек, делает повару подарок на свадьбу, вместо того, чтобы дать в глаз и потребовать хоть часть потраченных на него денег, как ты предполагал. После долгих мытарств он устраивается в Новой Зеландии гидом переводчиком, возит на экскурсии новых русских. Я думаю, что он рассказывал русским про крокодилов и других тварей, то есть то, что он почерпнул из передачи «В мире животных». Потому, что не представляю, чтобы такое он мог рассказать об истории Зеландии. Но это не важно. Скопил денег на обратный билет. Приехал в родные пенаты. Старый друг приютил. Мир не без добрых людей. Сейчас все ему ищут невесту с квартирой. Здесь, на родине.
— Я не сомневаюсь, что для Эльчина все окончится благополучно и уже до конца своих дней, живя счастливо и долго с третьей женой, он так и не научится готовить бозбаш.
— Я не так уверена как ты и не исключаю того, что его в очередной раз посетит гениальная идея и он захочет ее реализовать, например, вернуться в Новую Зеландию и начать разводить кроликов, или змей, какая разница.
— Отличие женской психологии от мужской в том и заключается. Вам не под силу гениальные прозрения.
— Я не спорю, что на подобного рода прозрения способны только мужчины. Все, диспут окончен, ты оседлал своего любимого конька. Я не хочу пререкаться с тобой, тем более ты знаешь, что счет будет не в твою пользу.
Муж встал с кресла, чтобы скрыть раздражение вышел на балкон и взглянул на открывающуюся перед ним панораму. Центральная площадь города, предмет вожделения всех оппозиционеров, расстилалась перед ним. Ярко светило солнышко. Чирикали невесть откуда взявшиеся птички. В скверике напротив, рядом с памятником Физули гуляли взрослые с детьми. Те старались подойти поближе к брызгам фонтана. Нервные мамочки уводили их подальше от фонтана, чтобы не запачкали нарядную одежду и от торговцев, в изобилии населявших сквер. Площадь менялась несколько раз уже на памяти мужа. Убрали трамвайную линию. Снесли много маленьких домишек, в которых располагались парикмахерская, баня, была даже лавка, где продавали керосин. Как всегда пришлось преодолевать сопротивление и инерцию людей. Им казалось, что было лучше. С трамвайной линией и старыми покосившимися домишками ушла их молодость. А площадь похорошела, как и весь город. Расцвели цветочные клумбы, зажурчали фонтаны. Появились современные башни. Одна из них, в которой размещается Национальный банк, поражает воображение массивной золотой дверью, открывающей вход в сокровищницу Али-бабы. Сорок разбойников не пройдут мимо, обнаружив такое великолепие.
Многие уехавшие вспоминали свой город, свою площадь и при случае интересовались у вновь прибывших эмигрантов, а как там, у нас. Они продолжали говорить у нас, наш город. Осталась ли цела наша знаменитая баня или любимое кафе? Искренне расстраивались, если выяснялось, что нет. В Нью-Йорке мелькают машины со старыми бакинскими сериями номеров АЗИ, АГУ. По номерам можно определять причастность их владельцев к Баку и не сомневаться в ностальгии по родному городу. Быть уверенным, что они иногда вспоминают родной город, отдаленно схожий с сегодняшним.
Всю неделю жена продолжала собираться, а муж становился все задумчивее и молчаливее. В воздухе пахло скандалом. Когда в очередной раз жена запричитала над подсвечниками, подаренными им на свадьбу, муж не выдержал:
— Я никуда не еду. И тебе не советую. Я остаюсь здесь у себя, где плохо, голодно, проблемы с водой, электричеством. Все берут взятки, врут тебе в лицо, попрошайничают. Согласен, так жить нельзя. Я ненавижу себя и других, живущих этой жизнью. Я не могу объяснить почему, но знаю точно, что там мне будет еще хуже. От сознания, что я не смог изменить к лучшему существование у себя дома, я все время буду тосковать и думать о том, какое я ничтожество. Я буду возвращаться мысленно в прошлое и представлять, как бы я мог поступить, чтобы избежать сделанных ошибок. Я стану сравнивать отношения между людьми там и здесь. Я знаю, что здесь много лицемерия, половина высказанных в мой адрес добрых чувств, сплошной обман. Там никто не будет щадить моего самолюбия и ждать от меня выгоды и может я узнаю чего стою. Я не хочу знать себе цену. Мне довольно того, что ты любишь меня или делаешь вид, что любишь. У меня есть родные. Ты скажешь, что они заинтересованы во мне, только когда есть что урвать? Это правда, но мне все равно, слышишь, все равно. Я согласен умереть здесь, у себя последним нищим, но я никуда не уеду.
