Кира Буренина - Буду завтра. Встречай (сборник)
Соня молчала. А молодой человек, уже стоя на пороге кабинета, произнес:
– Американский поэт Буковский как– то сказал: «Не раздевайте мою любовь, там может оказаться манекен. Не раздевайте манекен, а вдруг там моя любовь».
Соня осталась одна. Жгучий стыд разливался внутри. За окнами синел московский вечер, кофе остыл в нарядной кружке: она их лично выбирала в маленьком магазинчике – одну для Виктора, другую для себя. Когда-то это казалось интересным – поездки, сувениры, новые впечатления и мысль: не забыть рассказать обо всем Виктору. Все сузилось до одного крошечного, словно пуговица, кружочка света. Имя этому свету – Виктор. Но оказалось, что его нет и не было… Она сама придумала себе красивый сюжет. Как он там сказал, – мыслей было так много, что они почти распирали голову, и так сложно было ухватиться за конец одной, самой важной – не раздевайте мою любовь, там может оказаться манекен… Словно острая иголка пронзила сердце да так и осталась там. Теперь каждое утро Соня будет смотреть на свою «невозможность» и соображать, как бы поскорее свернуть разговор, чтобы совсем не задохнуться от боли и стыда.
– Ни за что! Никогда! – словно заклинание, твердила она бессмысленные слова, пока из глаз наконец не потекли обжигающие слезы, принося горькое облегчение.
С тех пор отношения наставницы и ученика изменились. Соня стала строже, суше, задушевных бесед с Виктором больше не вела. А если случалась необходимость переговорить с Фроловым, то она приглашала еще пару сотрудников. Излагала факты, получала необходимые ответы и выпроваживала всех из кабинета. Виктор был удивлен. Первое время он пытался остаться с Соней наедине, что-то прояснял относительно нового проекта, даже по мейлу прислал ей пару писем. Но в сердце Сони крепко сидела острая иголка, которая лишила жизни ее любовь, а ее. Соню Родионову, лишила сил. Скоро Виктор понял, что чем-то не угодил начальству. Его визиты стали реже, деловые разговоры короче, а в голубых глазах больше не загорались лукавые серебристые искорки. Он был огорчен, но, как все молодые люди, верил, что все как-то уладится и снова будет хорошо. Даже безнадежная влюбленность, о которой он, словно печальный Пьеро, повествовал Софье, наконец поблекла, полиняла и больше не причиняла неудобства. Его снова радовала работа, все больше привлекала Софья, к которой он испытывал странные чувства. Восхищение, удивление, благодарность? И еще что-то… Почему она стала избегать его?
Ему так не хватало прежних задушевных разговоров. Может, он снова влюблен? Нет, убеждал он себя, это очередная невозможность, о которой надо молчать. «Соня, я люблю тебя!» – как-то написал он в блокноте на скучном совещании и медленно заштриховал эти строки. И потом на каждом еженедельном совещании, которые проводила Родионова, он тщательно рисовал то пронзенное стрелой сердце с подписью «To Sonya with love», то «Соня + Виктор = любовь», то еще что-то. А после с удовольствием заштриховывал свои пылкие озорные признания. Он сам уже не понимал, где правда, а где вымысел, влюблен ли он в Соню, или это только игра. И в своем щенячьем восторге не замечал недоброго взгляда, который зорко подмечал любую запись в его блокноте. Да и как можно было ожидать чего-то недоброго от той, которую он недавно боготворил…
В бюро переводов готовились отметить пятилетие со дня основания. Собирались статистические данные. Уже поступали поздравительные адреса от заказчиков и конкурентов.
– Сонька, что там у тебя за каша заваривается? – прошамкал однажды в телефонную трубку ее учитель и наставник Яков Яковлевич Бернштейн. – Говорят, какой-то молодой парнишка открыл свою частную фирму, а вывеску использует твою! И материалы твоих исследований по древнегерманским диалектам, что в стадии лицензирования, чуть ли не в открытом доступе в Интернете плавают. Фролов его зовут, что ли?
– Есть такой, – сквозь зубы процедила Соня и сильно прижала телефонную трубку к уху.
– Так разберись! Накануне юбилея сотрудники воровством из-под носа занимаются! Соображать надо! И еще: ты фильм «Служебный роман» смотрела?
– Да, – упавшим голосом отозвалась Родионова.
– Еще раз посмотри!
И Бернштейн дал отбой.
Как в замедленной съемке. Соня вспоминала только что состоявшийся телефонный разговор. Что ее зацепило? Ага, частная фирма Фролова… Что еще, что повернуло острую иголку в сердце? Нет, не вспомнить. Частная фирма… Он ее просто использовал… Это наглость, – замкнула она круг мыслей. Каков! Украсть ее идеи! Создать свою фирму, используя ее знания!
Она попросила секретаря срочно разыскать Фролова. Но в голове никак не укладывалось, что «ее» Виктор способен на подлость. И все-таки! Не зря говорят, что нет дыма без огня. Значит, все-таки она ослепла, раз ее так легко обвели вокруг пальца.
В дверь постучали. В кабинет вошел Виктор. Он улыбался, а в его глазах вновь плясали серебряные искорки. Это было невыносимо. Соня отвернулась к окну.
– До меня дошли сведения о вашей частной фирме, – неживым, стеклянным голосом произнесла она.
– О чем? – тихо воскликнули за ее спиной.
– Не притворяйся! – Соня развернулась и пристукнула ладонью по столешнице. – Как ты смел! Думаешь, что провел меня?
– Я не понимаю, Софья, клянусь!
– Не прикидывайся! – крикнула Родионова. – Кто тебя пригрел, дал проекты? Тебя, как бездомного щенка, внесли во дворец на пуховых подушках, а ты что?!
Растерянно моргая, Виктор стоял перед Соней, теребя в руках пластиковую папку.
– Объясните же мне, в чем дело!
– Сам знаешь! Единственное, что я могу для тебя сделать – не разглашать подробностей твоего увольнения и дать тебе возможность уйти по собственному желанию. Все. Уходи.
Виктор подошел к ней, заглянул в глаза и увидел в них такую боль и такую ненависть, что только покачал головой. Однажды он видел загнанную в угол бродячую собаку. Она уже почти умирала и из последних сил сопротивлялась людям, которые пытались ей помочь.
Она не верила им, она ненавидела их, и ей было больно. Точно такие же глаза были у Сони. У двери он остановился и тихо произнес:
– Я ни в чем не виноват. Нет никаких фирм, нет ничего, в чем меня можно обвинить. Я благодарен вам за все. Завтра меня здесь не будет.
Прозвенел торжественными фанфарами юбилей. Прошелестела за окном золотая осень. Задул зимний ветер, не приносящий долгожданного снега. После увольнения Виктора в фирме озвучили суровые приказы о повышении дисциплины труда, о внутреннем распорядке и прочее.
– Озверела начальница, – гудел свободолюбивый народ, – и какая муха ее укусила?
Сама Софья изменилась. Она старательно обходила улицы, где они часто гуляли с Виктором. Разлюбила театры и концерты в консерватории. Избегала старых друзей. Не подходила к домашнему телефону. Стала много курить. Ее шутки стали колкими и походили на язвительные высказывания.
– Меня не интересуют сантименты, – жестко повторяла она, – сантименты порождают невозможность. А это уже из области… – И она делала жест рукой, словно разгоняла густой сигаретный дым над головой.
Тем самым вечером, когда в Москве наконец выпал поздний декабрьский снег. Соня, как обычно, сидела в своем кабинете, перелистывая старые материалы. Время от времени она бросала взгляд в окно, на огромные снежинки, которые, словно тяжелые ватные шары, падали и падали с неба на землю. «Снежком все прикроет, чисто будет, как новая жизнь начнется», – вдруг вспомнились слова бабушки из деревни, у которой Соня проводила каждое лето до школы.
Вдруг Софья наткнулась на листок из обычной школьной тетрадки, забытый кем-то в папке. Вчитавшись, Соня почувствовала, как кровь прилила к голове. На простой бумаге в клетку чьей-то беглой рукой был записан номер мобильного телефона Бернштейна и краткие тезисы: создание Фроловым частной фирмы, несанкционированное размещение в Интернете материалов Сониных исследований, служебный роман, который позорит ее доброе имя и имя ее компании… Это был план устранения Виктора Фролова из лаборатории, вернее, краткий сценарий! Всплыли события недавнего прошлого – как кричала она, раздираемая обидой, как стоял он перед ней, пытаясь что-то возразить… «Кому же ты помешал, Виктор?» – с раскаянием спросила себя Соня. Что же, значит, есть среди ее коллег кто-то, кому слишком смешным показался этот эпизод. Ага, вспомнилось ей, Бернштейн в том памятном разговоре что-то еще говорил о служебном романе… Неужели это было так заметно? Но все равно, этот кто-то просчитался… Виктор ушел. И уже ничего не вернуть. «Моя молчаливая невозможность», – вспомнила она давние слова Виктора. «Не раздевайте манекен, а вдруг там моя любовь».
