Марианна Грубер - Промежуточная станция
— В данный момент вас, очевидно, охраняют, — сказал он, — но не надо строить иллюзий. В конце концов рука Учреждения станет еще длиннее. Вы не сумасшедшая. У вас хорошая подготовка, вы неробкого десятка и долго водили меня за нос.
— Я и сейчас вас вожу.
Бежать уже не имеет смысла. Вообще ничто уже не имеет смысла. Мария села в машину рядом с обербригадефюрером.
— Так будет легче беседовать, — сказала она.
— И о чем же будет беседа?
— Спрашивайте. Возможно, я сумею ответить.
Он кивнул и взялся за сигареты.
— Не составите компанию?
Она отрицательно покачала головой и откинулась на спинку.
— Я хотел найти вас. Я хотел знать, что вы делаете. Я нашел вас и знаю теперь, что вы делаете. Вы устали или?..
У Марии возникло вдруг чувство, что все это она уже пережила однажды, такое чувство возникает иногда в кошмарных снах, когда все повторяется сначала. Какая-то женщина приближалась к машине.
— Моя секретарша, — сказал обербригадефюрер. — Я хотел захватить ее с собой.
— Хорошенькая. Хорошенькая и молодая.
Женщина подошла к окну машины.
— Можете идти, госпожа Мертенс, — сказал обербригадефюрер. — Вы опоздали на десять минут.
Секретарша начала бормотать извинения.
— Завтра, — оборвал ее шеф и завел мотор.
— Куда? — спросила Мария.
— Куда пожелаете.
— О! — она задумалась. — Я бы хотела посмотреть барачный лагерь.
— Что-что?
— Хотелось бы посмотреть на изобилие, в котором там купаются люди. Должно быть, это — неописуемое зрелище. Ведь если продукты не высшего качества, их скорее выбросят в реку, чем отдадут людям.
Обербригадефюрер заглушил мотор.
— Детали, условия, — сказал он. — Может быть, удастся договориться.
— О чем? Комендант обмолвился, что вы уже заключили соглашение с Роландом.
— Благодарю. Я прослушал ленту.
Мария не ответила.
— Госпожа Савари, я могу добиться любой информации.
— Вы угрожаете? — Мария плотнее прижала к себе сумку. — Это, знаете ли, не пугает меня. Полжизни я слышу одни угрозы. Выжить либо дано, либо нет. Это как детская болезнь. Что вы на это скажете?
Обербригадефюрер повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Она принадлежала к третьему разряду людей, к тем, что не вписываются в установленный порядок и не измеряются общей меркой. Она устала и отчаялась и скорее даст убить себя, чем покорится. Ему претили пытки и душегубство, все, что влекло за собой кровь и грязь, вызывало у него отвращение.
— Ну хорошо, — сказал он, — пойдемте в кафе, а потом я готов отвезти вас, куда вам будет угодно.
Они вышли из машины и направились к ресторанчику Маноласа, что как раз за Соборной площадью. Обербригадефюрер был сама учтивость, он заказал кофе и легкую закуску.
— Я думала, вы никогда не выходите наверх, в город, — проговорила Мария.
— Меня это не привлекает. Не привык сворачивать с колеи. Но иногда случается. Я искал вас.
— Ну еще бы. Если вы меня не прихватите, я стану вашим первым поражением.
— Громко сказано. — Обербригадефюрер подозвал Маноласа, который по вечерам сам обслуживал посетителей, и спросил Марию, не желает ли она чего-нибудь сладкого.
Мария замотала головой. Стойкая неприязнь.
— Не надо воспринимать это так лично. Подобный подход уводит от истины.
— Это можно воспринимать только лично, — сказала Мария.
— Да, это в вашем духе.
Они услышали чеканный шаг многочисленной группы юнцов, марширующих по площади возле кафе. Чуть пригнувшись, Мария сумела разглядеть их. Они шли колонной и пели. Была уже почти полночь.
— Давайте уйдем отсюда, — предложила Мария.
Он расплатился и помог ей встать. Они вернулись к машине.
— Куда?
— Я же сказала: в лагерь.
— Не передумали?
Обербригадефюрер запустил двигатель и действительно поехал в восточном направлении. Миновав две улицы, он вынужден был остановиться: шла демонстрация.
— Они идут к собору, — сказал обербригадефюрер.
Было уже за полночь. Он скривился и повернул в сторону. Ближайший переулок тоже был забит народом. Опять толпа горланящих парней. Обербригадефюрер выругался.
— Весь город, что ли, вышел маршировать?
— Он марширует и горит, — отозвалась Мария. — Вы разве не видите, как он горит? Они думали, что, если даже все обратится в руины и пепел, им еще послужат подвалы Учреждения. Но этот огонь проникнет всюду, заползет в шахты. Вас зовут Тимо Брук, не так ли?
Обербригадефюрер резко нажал на тормоз.
— Откуда вы знаете?
— Мне довелось прочитать список, под которым стояло это имя. Вы руководили акцией в Садовом переулке. Вы знали, что юнцов уже не было в живых, а их отец все еще ждал сигнала от их мнимого похитителя.
— Кто вас информирует?
Мария немного помолчала, потом начала смеяться.
— Прекратите.
— С какой стати? Неужели вам никогда не приходило в голову, что над Учреждением со всеми его филиалами может стоять еще одно Учреждение? Оно создано для того, чтобы выяснить, выживут ли люди, если им внушить, что никакие они не люди. Учреждение, которому надлежит установить, до какой степени можно калечить город. Но надо еще знать, что на уме у беженцев, которые появляются здесь время от времени.
Перед ними снова была свободная улица, и обербригадефюрер прибавил газу. Они ехали в направлении гавани. На поперечной улице перед самым мостом он остановил машину.
— Вот и приехали, — сказал он. — На той стороне лагерь. Выходите.
— Бросок через мост?
— Там будет видно.
Он вылез, запер за собой дверцу и, обойдя вокруг, открыл дверцу с той стороны, где сидела Мария.
— Прошу вас, — сказал он.
Мария посмотрела ему в лицо.
— Что вы замышляете?
— Этой ночью вас подмывает покончить со мной, а я должен посмотреть, как могу этому воспрепятствовать. Сидя в кабинете, я думал что знаю вас. У Маноласа я продолжал так думать. А сейчас спрашиваю себя, кто же вы?
— Тот, кто спрашивает, отдает нас во власть другим людям.
— Ваш муж? Он действительно может повредить нам. Но он также мог бы быть полезен для нас. В этом я все еще заинтересован.
Мария вышла из автомобиля.
— Давайте поступать так, будто каждый понимает слова другого. Ночь ясна, от реки веет прохладой, и если мы захотим, можем увидеть звезды.
Они прошли немного по набережной в сторону доков, здания портовой полиции, не проронив ни слова.
— У меня к вам одно предложение, — нарушил молчание обербригадефюрер, когда они удалились на такое расстояние от моста, что остались видны только световые пятна прожекторов. — Я достану вам документы на другое имя. Обеспечу свободу передвижения. Возобновите контакт со своим мужем. На современной стадии Учреждение в состоянии гарантировать любую амнистию. Мне бы хотелось поговорить с ним.
— А Джон Мальбот?
— Амнистия распространится и на него. На каждого, кто станет с нами заодно.
Мария не ответила.
— Вы мне не верите.
— Не верю.
— Ваше право, хотя это довольно глупо.
— Почему вы не убиваете меня?
— Учреждение не убивает. Оно ждет.
— Чего?
— Пока люди не станут виновны. Вам тоже не миновать этого.
Они стояли на набережной и смотрели на реку, мерцающую осколками лунного света. Пахло мазутом, рыбой, далью и пустыми комнатами.
— Я, можно сказать, у вас в руках, — признался обербригадефюрер.
— Все мы в чьих-то руках. Иногда они повернуты к нам ладонями, тогда мы танцуем. А потом снова сжимаются в кулак, никто не знает, почему.
— Для начала мне будет достаточно, если вас никто не перетянет на свою сторону. Итак, если желаете, ступайте в лагерь. Вон там запретная зона. Я покажу вам, как надо действовать.
Он протянул Марии ключ.
— Этим ключом вы откроете дверь лодочного сарая портовой полиции. Среди чиновников бывают и женщины. Патрульные катера отчаливают каждые два часа. Один из них всегда на реке. Обычно полицейские приходят в сарай за четверть часа до отправления. А до этого торчат в караульном помещении. В сараях стоят шкафчики. Там вы можете найти униформу. С лодкой управиться легко. Кроме того, я уверен, что обращение с подобными плавсредствами для вас дело не новое. Держите ключ.
— Почему я должна это делать?
— Я знаю, что вы не жалуете Учреждение. Возможно, вы ненавидите меня, но в данный момент я единственная ваша защита.
— Пока не получите то, что хотите.
— На будущее никаких гарантий. А сейчас я хочу, чтоб вы были живы.
Мария взяла ключ. Обербригадефюрер подхватил ее под руку, и они прошли мимо главного входа здания полиции к лодочным сараям. У третьего он остановился.
— Здесь, — сказал он.
