Монго Бети - Перпетуя, или Привычка к несчастью
В конце концов родственники уехали и увезли с собой Софи. Анна-Мария сказала Перпетуе, что они приезжали получить выкуп за свою сестру, причем их семейство потребовало огромную сумму. Эдуард заявил, что у него нет денег, и тогда они попросили его дать хотя бы платежное обязательство, но Эдуард ответил, что ему и впредь нечем будет платить. Волей-неволей им пришлось уехать и забрать с собой сестру.
— А ведь у него есть деньги, — смеялась Анна-Мария. — Всем известно, что этот скупец давно собирает по грошику. К тому же, если бы Эдуард очень хотел, чтобы Софи осталась, он добился бы, чтобы ты отдала ему свои деньги. А ведь он даже не попросил у тебя. Не так ли?
— Мои деньги? Да я все равно не дала бы их ему!
— Послушай-ка, Перпетуя, девочка моя, с твоим мужем другого выбора нет: либо ты во всем подчиняешься ему — и тогда все будет хорошо, либо ты начинаешь артачиться — и тогда он отравит тебе жизнь, превратит ее в сущий ад. Запомни хорошенько: твоему мужу ничего не стоит превратить твою жизнь в ад.
— Выходит, я и свои деньги обязана ему отдать!
— Если он потребует, конечно, моя девочка, лучше отдать. Заметь, ты ведь можешь сделать это, не уронив своего достоинства, например сказать ему: «Даю тебе деньги в долг, вернешь мне их через год…» или еще что-нибудь в таком же духе. Поняла, Перпетуя?
— А есть ли хоть что-нибудь, в чем я могу отказать мужу?
— Нет, Перпетуя, такого быть не может, если, конечно, он и в самом деле чего-нибудь потребует. Во всяком случае, на этот раз ты вышла победительницей. Ведь говорила же я тебе: ты самая красивая. А Софи ему надоела, не то, уверяю тебя, он нашел бы деньги или хотя бы пообещал потом заплатить выкуп — ведь для деревенских это одно и то же. Им и липовый выкуп подошел бы. Ну и дурочка же эта Софи! Вообразила, будто добилась своего. Порядочной женщине никогда не следует связываться с отцом семейства. Только разве что-нибудь втолкуешь этим безмозглым дурочкам!
В тот же день Эдуард вместе со своим другом полицейским, который даже во время еды не расставался с темными очками, обедал в тесной хибарке. За все время обеда он ни словом не обмолвился с Перпетуей, подававшей на стол.
Был уже поздний час, когда мужчины ушли. Не успела Перпетуя вымыть посуду и расставить ее по местам в маленьком закутке, служившем ей кухней, как полицейский вернулся один, сам открыв дверь ключом, который мог дать ему только Эдуард, и бесцеремонно уселся за стол. Впервые Перпетуя почувствовала, что он не следит за ней из-под темных очков, напротив, взгляд его был устремлен куда-то вдаль, было похоже, что он не знает, как начать разговор, и подбирает нужные слова. Целую вечность, как показалось Перпетуе, он курил сигарету за сигаретой, не произнося при этом ни единого слова. Потом наконец сказал:
— Мадам, неужели вы так ничего и не предложите мне выпить?
Перпетуя, ничего не смыслившая в напитках, поискала наугад в разных уголках — не осталось ли там какого-нибудь питья — и, найдя в конце концов бутылку пива «Бофор», небрежно поставила ее на стол перед М’Барг Онаной, положила рядом открывалку и отошла в темный угол.
— Мадам, а стакан у вас можно попросить? — произнес, открыв бутылку, полицейский.
Послышался звон посуды, затем появилась Перпетуя. Она поставила стакан на край стола и подтолкнула его — стакан заскользил к полицейскому в темных очках.
— Многие люди в нашем квартале, даже самые почтенные, пьют пиво прямо из горлышка, — заметила молодая женщина, отвернувшись. — Некоторые утверждают, что только так и надо его пить.
Губы мужчины скривились, изображая скорее насмешливую гримасу, чем улыбку, он налил себе пива и залпом выпил.
— А знаешь, Перпетуя, зачем я здесь? — начал он неуверенно (во всяком случае, так показалось молодой женщине).
— Конечно, знаю. Ждешь моего мужа.
— Пожалуй, — согласился мужчина в темных очках. — Но я не хочу мешать тебе спать. Почему ты не ложишься?
Выждав некоторое время, полицейский заговорил о другом.
— Вот видишь, Перпетуя, какова воля случая, — начал он, сияв наконец свои очки и положив их на стол. — Ты ведь меня сразу узнала, к чему ломать комедию! Помнишь Нгва-Экелё? В конце концов, это было не так уж давно, хотя время бежит… Как поживает твоя подруга Кресченция? — Перпетуя не отвечала. — Перпетуя, — снова заговорил полицейский после некоторого молчания, — твоему мужу до сих пор не везло, а невезенье — это своего рода болезнь, и ее можно вылечить, стоит только найти хорошего врача. Я сам займусь этим делом — и сегодня же, не откладывая. В такой стране, как наша, да еще в первые годы после провозглашения независимости, вакансии так и сыплются, и будь я проклят, если не подыщу для твоего мужа что-нибудь подходящее. Надеюсь, против этого ты не станешь возражать?
— Разве бедная женщина имеет право вмешиваться в такие дела?
— А ты не хочешь, чтобы твой муж стал большим человеком — big massa?
— Я желаю ему всего того, чего он сам себе желает.
— Браво, Перпетуя! Другого ответа я и не жда от тебя. И раз уж мы достигли во всем такого согласия, поди ко мне на колени, иди же, Перпетуя, я хочу прижать тебя к сердцу. Так ты идешь ко мне или нет? — Она молчала. — Не хочешь? — снова заговорил мужчина после продолжительной паузы. — Значит, ты ничуть не изменилась. А может, ты боишься своего мужа? Ну что ж, я все тебе скажу. Так вот. мы с Эдуардом не просто друзья, мы братья. Да, да, настоящие братья. А тебе должно быть известно, что у братьев все общее, решительно все. Вот сейчас, например, он у меня, в моем доме. Неужели ты думаешь, я стану выяснять, что там происходит сейчас между ним и моей женой? Что за мелочность! Неужели ты не веришь, когда я говорю, что мы с ним настоящие братья? А что ты скажешь, если я тебе пообещаю, что не пройдет и трех месяцев, как Эдуард благодаря мне получит хорошую должность? Что ты на это скажешь? Может ли быть лучшее доказательство братских чувств? Отвечай, Перпетуя! — Женщина по-прежнему молчала. — Ты меня презираешь? Считаешь меня недостойным твоей любви? Как и в Нгва-Экелё, когда ты была еще ребенком. Что я такое тебе сделал, что ты так упрямо отвергаешь меня? Ведь я не какой-нибудь прощелыга, Перпетуя. Если хочешь знать, я человек необычный Помнишь, как тебя привели ко мне вместе с Анной-Марией после того, как вас поймали на месте преступления: вы занимались торговлей, не имея лицензии? Ты узнала меня? Представь себе, в настоящий момент я единственный в Ойоло комиссар-африканец. Первый — самый главный комиссар, тубаб, а сразу за ним иду я. Третий — комиссар из второго округа, то есть из другой половины города, не полицейский, а представитель Африканского союза, единой партии. Одним словом, это человек с Севера. А все эти типы с Севера могут получить любой пост, какой только пожелают, им не обязательно быть профессионалами, они представляют партию — достаточно только попросить Баба Туру. Лично я ничего не имею против: ведь на место тубаба все равно назначат меня. А он как раз собирается уезжать. Слышишь, Перпетуя? Скоро я буду главным комиссаром Ойоло, самого большого после столицы города нашей страны.
Перпетуя молчала, спрятавшись в полутьме. Этому научила ее Катри — так удобнее было наблюдать за мужчинами, этими странными существами. Ее упорство могло довести до отчаяния всех комиссаров мира. Полицейскому хотелось увидеть лицо молодой женщины, он надеялся прочесть на нем чувства, в которых она не хотела признаться ему; он поднял над столом лампу, но, сколько ни размахивал ею, Перпетую он все равно не видел. Наконец он догадался поставить лампу на земляной пол и только тогда увидел молодую женщину, которая сидела, прислонясь спиной к стене и отвернувшись от него. Усевшись на старый упаковочный ящик, стоявший у входа в кухню, она глядела куда-то вдаль, и ее неподвижная поза, казалось, выражала непреклонность.
Полицейский, видно, был плохим психологом, он встал, подошел к Перпетуе и коснулся губами шеи молодой женщины, бормоча какие-то нежные, ласковые слова. Перпетуя сразу вся как-то съежилась, обхватив голову руками, словно желая заткнуть уши. Она согнулась пополам, превратившись в маленький комочек.
— Нет! — в ярости крикнула она. — Нет! Только не ты! Не прикасайся ко мне! Я буду кричать!
Эта угроза возымела немедленное действие на полицейского комиссара: его порыв угас. Он со вздохом распрямился, вернулся к столу, выпил один за другим два стакана пива и молча закурил.
Несмотря на то что она едва не падала от изнеможения, Перпетуя не ложилась спать и по-прежнему сидела у входа в кухню, не сводя глаз с этого чужого человека, который снова надел свои темные очки. Вероятно, около часа ночи она услышала, как завозился сынишка в спальне, куда после отъезда Софи была перенесена его колыбель; она хотела подойти к нему, но для этого надо было проскользнуть мимо мужчины в темных очках. Перпетуя встала и, не спуская глаз с полицейского, словно это был хищный зверь, медлен но направилась к двери в спальню, где ребенок звал ее, испугавшись темноты. Убежденная в том, что мужчина протянет руку и схватит ее, как только она приблизится, Перпетуя дрожала всем телом, похолодев от ужаса. Но в тот самый миг, когда она уже открыла было рот, собираясь закричать, Перпетуя вдруг остановилась пораженная — она заметила, что полицейский сонно покачивает головой и что с его отвисшей губы тонкой струйкой стекает слюна. Перпетуя тихонько проскользнула мимо него и, войдя в свою спальню, заперлась там. Она так и не узнала, когда он ушел, мужа она увидела только на другой день к вечеру, они обменялись при встрече самыми обыденными фразами.
