Кобо Абэ - Тайное свидание
Вафельный стаканчик в руке раскис, точно намокший хлеб. Бросив его под кресло и слизывая с пальцев мороженое, я покосился украдкой на секретаршу — она, нагнувшись, как и я, следила за тем, что делалось за стеклом.
— Уж не заместитель ли это директора клиники?
— По-моему, он. Остальные — из аптеки, а может, и из отделения искусственных органов.
— Что, если они нас заметят?
Девочка откусила край вафельного стаканчика и, понизив голос, сказала:
— Меня, думаю, здорово отругают.
— Не посмеют. Какое они имеют право?
Но секретарша промолчала. Она не отрывала глаз от окна и, казалось, наподобие быстродействующего компьютера оценивала обстановку. Может быть, ей все известно — зачем собрались там эти люди и что они намерены делать? Это мне приходится строить туманные предположения, а она — секретарь заместителя директора — не может не быть в курсе дела. И молчит, лишь пока не прикинет в уме: стоит ли поделиться со мной своей тайной.
— Давайте вернемся, — испуганно сказала девочка: ей, наверно, передалось наше беспокойство.
— Куда?
— Куда хотите.
Я погладил ее по щеке и вытер ей уголки глаз. Осталось ощущение, будто к пальцам прилип крахмал.
Секретарша резко выпрямилась и, осмотревшись, сказала:
— Только б они не заметили нас, тогда все в порядке.
Неужели она решила перейти на нашу сторону? Мужчины в белых халатах вставали из-за стола. Мы укрылись вместе с коляской позади колонны, и я решил заказать по одному апельсиновому шербету.
Врачей, вместе с заместителем директора, было семеро. Провожаемые вежливым поклоном женщины, похожей на Мано, они поспешно пересекли улицу и скрылись в общественной уборной.
Скрылись, и долго ни один из них не выходит. Шербет уже наполовину съеден. Не иначе, они там по большой нужде. Все семеро — разом? Нет, это немыслимо. Да и заместителю директора из-за резинового корсета не воспользоваться обычным унитазом. Что же могло случиться? Подожду еще две минуты, нет, минуту и, если они не появятся, сам зайду в уборную.
Оставив своих спутниц, я пошел туда. У входа была приклеена бумажка «неисправна», чуть ниже — «M», a на ставнях какие-то полустершиеся иероглифы. Внутри ни души. Спрятаться в этом пропитанном запахом аммиака помещении, ярко освещенном лампами дневного света, семерым мужчинам немыслимо. На левой стене пять пожелтевших писсуаров. Справа — три кабинки. Видно, к празднику их кое-как подлатали кусками фанеры. Я не мог представить, чтобы в каждой кабинке уместилось по два или три человека. Но на всякий случай, постучав, распахнул одну за другой все двери. Никого.
Правда, последняя кабинка отличалась от остальных. Там не было унитаза. На его месте зиял четырехугольный люк, и в нем виднелись ступеньки, ведущие в полутемный подвал. И в потолке был люк, к которому вела металлическая лесенка. Прямо как вход в трюм грузового судна. Вся эта компания, несомненно, скрылась через один из люков. Но нигде никаких следов. Да, семерым потребовалось немало времени, чтобы выбраться отсюда. Почему же я не зашел сюда следом за ними? — с запоздалым сожалением подумал я. Войти в общественную уборную может каждый — даже извиняться бы не пришлось.
Я уже выходил из уборной, когда на меня обрушился сердитый окрик:
— Написано же «неисправна». Вы что, читать не умеете?
Женщина из справочного бюро. Она окинула меня оценивающим взглядом. Точно так же смотрел на нее и я. Что еще за неисправность? Она на моих глазах проводила сюда семерых врачей. Но ссориться с ней не стоит. Надо выведать у нее, куда они скрылись.
— Мано-сан?
Вопрос мой не усыпил ее бдительности, напротив, складки над переносицей стали еще глубже.
— Я где-то вас видел. Не в конторе ли рядом с клиникой?
Толкая перед собой кресло-каталку, подошла секретарша:
— Кстати, этот господин — новый главный охранник, все вопросы охраны…
Реакция была мгновенной. Помнится, мне говорили, что посредники, имеющие конторы рядом с клиникой, находятся в ведении главного охранника. Женщина из справочного бюро кисло улыбнулась, но не оробела.
— Хорошо, я такая оборотистая; процент-то мне платят мизерный, а билеты я все-таки сбыла. Ах, значит, вы и есть новый главный охранник? Поздравляю. Только что господин заместитель директора клиники и вместе с ним шестеро молодых врачей взяли последние билеты…
— Куда они ушли?
— Вам это прекрасно известно.
— Отвечайте на вопрос.
— Спрашивайте…
— Вверх или вниз?..
— Внизу только машинное отделение. Вряд ли…
— Благодарю.
Но секретарша вдруг проявила странную нерешительность. Ей, сказала она, претит заходить в мужскую уборную. Моими доводами, что, мол, уборная на ремонте, она пренебрегла. Тогда я обрезком трубы, который носил при себе, содрал букву «М» и лишь после этого уговорил ее.
Первой по лесенке поднялась секретарша, я передал ей девочку, потом стал подниматься сам с креслом-каталкой на плечах. Будь кресло просто тяжелым — полбеды; хуже, что люк оказался мал — вместе с креслом в него не пролезть; пришлось поднять кресло к самому люку и, с трудом сохраняя равновесие, вталкивать его туда головой.
Тем временем девочка расплакалась. Это были судорожные рыдания человека, превозмогающего боль. Секретарша пыталась успокоить ее. Установить, что, собственно, произошло, я не мог, поскольку сражался с креслом. Я решил никого не ругать. Хорошо бы они больше не давали мне повода браниться.
Мы оказались в пропахшем сыростью коридоре. Двери по обе его стороны были заколочены досками, вокруг — ни души. Примерно через каждые десять метров с потолка свешивалась двадцативаттная лампочка без абажура. На каждом углу — стрелка из красной клейкой ленты, если идти, следуя им, куда-нибудь да доберемся. К тому же после четырехдневного пребывания в тайнике я познакомился немного с планировкой этого здания.
Пол, словно рассыпавшаяся в пыль глина, поглощал шум тагов — казалось, уши заткнуты резиновыми пробками. Поэтому даже крик здесь, будто долетев из колодца, превратится в шепот.
— Вам, конечно, известно, что происходит?..
— В самых общих чертах.
— А что происходит? — спросила вполголоса девочка.
— Отстань, — нервно одернула ее секретарша. — Скоро сама все узнаешь.
Мы шли довольно долго, пока наконец, повернув за угол, не очутились в другой части здания. Здесь было шумно и светло. В шести комнатах, выходивших во внутренний двор, царило оживление. Посреди двора стояли башенные часы, вокруг них, как посетители на выставке, расхаживали люди. По пути сюда мы никого не встретили — наверно, этот ход предназначен только для служащих клиники. Вдруг послышался тусклый, монотонный голос — казалось, это научный обозреватель комментирует некий эксперимент:
— Итак, число прошедших предварительные испытания равно шести. Лучшие показатели по-прежнему у двоих… соревнующиеся заняли двадцать девятую позицию… Только что… шестой… средняя продолжительность более девяти… не констатируется… постоянный контроль врачей… согласно рассчитанной на компьютере специальной программе, интервал…
* * *Мы решили присоединиться к зрителям и сделать вместе с ними полный круг. Зрителей было немного, среди них попадались и женщины. Но я не заметил, чтобы кто-нибудь пришел с детьми. У каждой из шести комнат стоял щит с фотографией (в рост) обнаженной женщины — вероятно, участницы конкурса. Рядом с фотографией — таблица, испещренная цифрами. Время от времени цифры менялись. Что они означают, я не знал. Над дверью — выведенные большими цветными иероглифами броские надписи: «Кукольный дом», «Женщина-цунами», «Магма», «Лебединое озеро». Должно быть — девизы, под которыми выступают соискательницы. В руках у многих зрителей программы форматом в половину газетного листа, где они делают какие-то пометки, сопоставляя девизы и цифры, — в общем, атмосфера вполне спортивная, как на велодроме.
Миновав «Женщину-цунами», мы оказались у «Магмы», напротив была комната отдыха, где торговали напитками и легкой закуской. Здесь толпился народ. За стоявшим посредине столиком сидели шестеро в белых халатах — с виду врачи. Они пили виски с содовой, закусывая хрустящим картофелем. Другой компании из шести человек, да еще в белых халатах, не было — значит, это скорее всего спутники заместителя директора. Сам он из-за корсета не мог даже присесть и потому смешался с толпившимися у стойки.
В толчее мы, никем не замеченные, быстро прошли мимо комнаты отдыха.
Следующей была «Женщина-маска». В соответствии с девизом лицо, покрытое белилами, казалось маской. Белая маска отсвечивала и переливалась, как жемчужина, и это лишало лицо всякого выражения. «Женщина-маска» пользовалась особенной популярностью, или, возможно, подошли новые зрители…
