Михаил Кречмар - Насельники с Вороньей реки (сборник)
– Девица твоя, Света…
– Лена. Ждёт в Магадане. Работала в Энурмино и Лорино в этом году.
– На побережье? И как ей?
– Конечно, странно. Чего ещё ждать от человека из Москвы с иняза…
– Я тут вот про что подумал, – капитан поднял недопитую бутылку и посмотрел сквозь неё в окно. – А какого хрена ей надо – вот с этими местными возиться, буквари им читать, учебники…
– Себя вспомни, старый чёрт. Лет двадцать пять назад. Небось в мусарню шёл со злодеями бороться. Человеку хочется делать мир лучше. Как он это понимает…
– Да. В молодости это выглядит совсем иначе, чем на пятом десятке.
Я рассмеялся. Мне что-то стало легко и свободно. Водка.
– Не стоит казаться циничнее, чем мы есть на самом деле. Любой из нас.
– Ага.
Мы замолчали. Поднялся ветер с Колымы и понёс тополиные листья по улицам Хихичана. Они тихо шуршали о раму, как странные небесные щенки, которые так обозначают своё присутствие, но не хотят докучать хозяевам.
– Ты эта… Возьми меня с собой, – Свиридов наконец поставил бутылку обратно на стол и разлил остатки, – поваром.
– Поваром? А что, это мысль. Я пятьсот евро плачу.
– Угу. Деньги лишними не бывают. Но я просто там ещё раз полазить хочу. Не всё мне там нравится. А когда не всё нравится – лучше лишний раз оглядеться.
Эпилог
Работа на лосином сафари – дело тяжёлое, требующее полной отдачи, всего твоего времени и ещё часов шести в придачу, которых, как вы понимаете, господь бог или сила, обращающая Землю вокруг оси, нам не дали. И потому я был бесконечно благодарен Свиридову, который согласился поехать со мной и поработать на охотничьей базе поваром и лагерным рабочим одновременно.
Мы охотились на нижней границе участка семьи Дьячковых. И когда в воздух взмыл последний «железный птиц», уносящий от нас довольных и не очень довольных клиентов, я оставил лагерь на капитана Свиридова и решил немного пробежаться по окрестностям.
Интересовало же меня вот что. В начале гона сохатые старались двигаться вверх по реке, совершая иногда довольно значительные переходы. Но вот сейчас, когда мягкая поверхность тундры уже схватилась ледяной корочкой, неумолимо растущей вниз, навстречу вечной мерзлоте, а с неба то и дело пробрасывало снежной крупой, лоси один за другим начали выходить в открытую тундру, иногда стояли там группами – по два, по три рогача. Мне стало интересно, что кроме бушующих гормонов гонит этого по сути таёжного зверя на открытые пространства и заставляет там проводить многие часы. Вот я и решил прогуляться по тундре вдоль заросшей лесом реки и попытаться установить какую-нибудь закономерность в поведении животных. Если бы мне это удалось, то здорово помогло бы в поисках трофеев.
Установилась самая комфортная температура для длинных пеших походов – где-то от нуля до минус десяти. Мелкие лужи и болота уже подмёрзли, да так, что выдерживали вес среднего человека. То, что я называю здесь тундрой, на самом деле таковой не является. Это была неровная, холмистая поверхность, вся усыпанная мириадами невысоких осоковых кочек, похожих на головы закопанных по шею в мерзлоту викингов. Сходство усиливалось ещё и тем, что сама кочка торчит из поверхности на более тонком основании – вроде шеи или ножки, что усиливает впечатление от хождения по этому явлению природы: травянистые головы то и дело выворачиваются из-под ноги, и сапоги погружаются в бурую торфянистую жижу… Поверх этого кочкарника здесь растёт кедровый стланик – нечто вроде стелющейся над землёй сосны. Некоторые кусты его могут быть высотой около двух-трёх метров. Стланик этот растёт по тундре не очень равномерно, иногда образуя почти непроходимые сплошные заросли (знавал я геодезиста, который по таким кустам шёл со скоростью пятьсот метров в час), где-то чередуясь с огромными, совершенно пустыми открытыми участками, а кое-где образуя отдельные куртины – тёмно-зелёные плоские блямбы, усеивающие жёлто-красно-коричневое пространство.
Вот я и лавировал между этими блямбами, иногда останавливаясь и внимательно оглядывая окрестности в бинокль. Тусклый октябрьский день был в самом разгаре, сохатые, даже если и находились сегодня в тундре, уже легли между кустов. На одном из увалов я разглядел небольшого медведя, собирающего мороженую голубику. Медведь был мелкий, ногастый и шустрый, но я понадеялся, что он ещё вырастет, наберёт, как принято говорить у охотников за трофеями, «размер» и в конце концов принесёт мне как минимум тысячу евро прибыли. Я опустил бинокль и осмотрелся снова: теперь меня интересовали уже ближайшие окрестности. А конкретнее – то, что находилось прямо у меня под ногами.
Я уже довольно давно заметил, что двигаюсь по какой-то утоптанной тропе.
Само по себе наличие троп в этих местах никогда никаких вопросов не вызывало. В северных условиях, когда нарушенная растительность и почвенный слой восстанавливаются десятилетиями, тропы возникают даже там, где всего по разу в год проходят пять-шесть животных. Тропы здесь оставляют все, от леммингов и полёвок – между кочками и кустами – до зайцев (в годы их изобилия), лосей и медведей (ну этим, как говорится, сам бог велел). А какие тропы оставляют в, казалось бы, неприступных горах снежные бараны – до полутора метров шириной! По ним, кажется, можно ездить на мотоцикле.
Я снова поглядел себе под ноги, потому как именно эта тропа наводила на мысль, что она оставлена человеком. И вот это уже было не очень обычно.
Пешком в тёплое время в этих местах местные жители обычно не ходят. И не делают этого по целому ряду вполне серьёзных причин. Во-первых, потому что ходить по здешней тундре чертовски неудобно. Во-вторых, тундра летом – это царство бесчисленных кровососов, сводящих с ума даже человека, пользующегося накомарниками и реппелентами. Ну и главное – в этих местах человеку просто нечего делать в непромысловый сезон. А здесь…
Я прошёл ещё метров триста и вдруг упёрся в глубоко врезанное в тундру русло небольшой реки. Прямо под моими ногами небольшой ручеёк уходил под мох, а затем снова вытекал на поверхность. Я опять повёл глазами вокруг.
Здесь уже следов человеческой деятельности было побольше.
Мой глаз безошибочно обнаружил срезанные ножом несколько лет назад пеньки веток. Некоторые смотрелись посвежее, некоторые – постарше. Борта долины выглядели вытоптанными. И вытоптаны они были отнюдь не оленями. Прямо под ногами лежала щепка, и это была щепка от строганной фабричным способом доски.
А прямо впереди расстилался кусок очень характерного ландшафта, который на Севере принято называть лунным. Лежащий выше по течению кусок речного русла был полностью перепахан поперечными серыми валами – словно огородными грядками, только высотой почти в рост человека. И на этих грядках ничего не росло. Они просто сверкали под блёклым северным солнцем мириадами серых обкатанных голышей.
Стало быть, в пятидесятые-шестидесятые годы здесь добывали золото.
Полигон по колымским масштабам был совсем небольшим. Когда-то здесь вынули какой-нибудь кубический километр грунта, чтобы добыть из него ведро золота. Дорога на него шла с другой стороны хребта, через перевал с Вороньей реки на Чанувеем, на самой реке старателям было нечего делать, и поэтому они туда даже не пустили тракторного пути. С учётом временного характера существования приезжего населения на Севере становилось понятно, что практически никто из постоянных обитателей окрестных посёлков не помнил о его существовании.
Но кое-кто из насельников Вороньей реки, судя по всему, никогда не забывал…
Немного подумав, я нагнулся и приподнял край дёрна прямо перед сапогами.
Там, внизу, русло ручья представляло собой дощатый жёлоб, устланный резиновыми рифлёными ковриками. Сверху это сооружение было прикрыто сеткой, умело выложенной кусками дёрна, мхом и всякой растительной ветошью. Маскировка была сделана довольно искусно, так что обнаружить эту конструкцию с вертолёта или с расстояния в сто метров уже не представлялось возможным.
Я стоял возле простейшей ловушки для добывания золота.
И, к сожалению, не один. В двадцати метрах от меня в кустах стланика стоял охотник Чохов с СКС, висевшим на груди. В таком положении достаточно только тронуть приклад, чтобы ствол оружия взглянул мне в лицо.
– Не успел, – он улыбнулся. – Увидел, как ты тундрой идёшь, пошёл наперехват. Думал, встречу, поболтаем, ты бы мимо и проскочил.
– Да, неудачная у тебя проходнушка, – согласился я. – Несчастливая, я бы так сказал. Тундра хрен знает какая огромная, а тут – всего одна проходнушка и два трупа… Сейчас-то тебе уезжать придётся.
– Придётся, – Чохов тяжело вздохнул. – Теперь точно. Ты ж этого мента старого ещё с собой взял поваром. Так что времени у меня в обрез. Мне за три дня придётся фуй знает куда укатиться.
Да, если Чохов хочет, застрелив меня, скрыться, ему действительно придётся проявить чудеса прыти и оказаться чёрт знает где. В Черском или Певеке. Но и это не даст никаких гарантий. Потому как Свиридов хватится меня сразу же поутру. И, зная некоторые события, происходившие в этих местах, будет действовать предельно оперативно и решительно.
