Марина Бонч-Осмоловская - "Золотое руно"
Сюзи, стиснув руль, спросила:
- Где ты был в Европе?
- Во Франции, - ответил Саша машинально.
Он в свою очередь спросил, бывала ли она там, а зачем спросил?.. Ведь он помнил, что не бывала. Интуитивно он понимал, почему, и спрашивать в этой ситуации не принято, и какое его дело? - но вопрос вертелся у него на языке.
- А почему?
Она промолчала.
Саша быстро открыл окно, выглянул наружу, даже назад зачем-то посмотрел, но было жарко, он окно закрыл и стал ногтем отдирать на стекле какую-то черную точку. Давно он не слышал этих невозмутимых интонаций!
- Франция - необычная страна, - объявил он и вопросительно посмотрел на нее. Со стороны могло показаться, что ничего особенного собеседники не говорят, - в действительности, между ними начался диалог длиною в два года.
- Что там необычного? - спросила она своим бархатным голосом с едва уловимым оттенком иронии.
Он так и думал!
- Слава Богу, они не похожи на нас!
Сюзи вильнула рулем. У него ёкнуло сердце, потому что он раньше только намечал с ней такой разговор, но никогда на него не решался.
- Можно провести отпуск и в других местах, - она как будто приоткрыла дверь, и Саша с нетерпением устремился в эту щелку, успев отметить, что за два месяца она переменилась: раньше она просто ушла бы от такого разговора.
- А где ты бывала за границей? - невинно спросил он - в его глазах прыгали чертики.
- Я нигде не была и не вижу смысла тратить на это деньги.
Сквозь нарастающее возбуждение он заметил, что в ее первоклассной сдержанности начало проступать раздражение. Он возликовал - ему удалось хоть немного вывести из себя эту женщину! Ему все еще многое нравилось в ней, но это была только часть правды. А полная правда состояла в том, что он был привязан к ней мучительной связью и за два года не сумел даже отчасти ее преодолеть. Он замолчал, стараясь взять себя в руки. Его понесло слишком быстро вперед, голос его выдавал, он сам не знал, как будет себя вести, он не успел подготовиться.
Глава 24
Саша откинулся к окну... У него и до Сюзи были женщины, но с ней все сразу пошло по-другому.
Он думал, что на женщине лежит ответственность за семью и род, она зависит от биологии напрямую - поэтому ее устремления нацелены на любовь. Он считал, что из-за этого женщина в любви и сексе предсказуема: в общем, понятно, как она сядет, как повернется, как будет на него смотреть, потому что это должно ее привести к цели, к созданию семьи. "Приемы и сама цель у женщин тотальны и занимают огромную работу мозга, - думал он. - Женщина живет, как будто на подиуме, никогда не забывает о главном. Поэтому за своими заколками следит... - он потрогал щетину. - А мужик лохматый ходит, не мыться и не бриться может хоть месяц".
Вот этой предсказуемости он не нашел в Сюзи, мелькнуло у него в голове. Ее поведение, реакции были вообще ни на что непохожи. Никаких ожиданий от него и связанных с ним надежд. Мысли об этом вызвали в нем неостывающее кипение, он никак не мог успокоиться, потому что в качестве подспорья и другие обиды подошли очень вовремя и встали перед его взором в полный рост. Тогда, во время их романа, он должен был признать, что у них дальше физиологии дело не идет. Что у них и романа-то никакого нет! В первые недели Саша весьма легкомысленно преувеличил свое значение для Сюзи, а реальность состояла в том, что в бюро он выглядел единственным мужчиной и адюльтер был неизбежен. Задетый, он пытался понять, что случилось с ее чувствами, потому что не верил, что женщина может быть такой, бился около нее без всякого толку, стараясь разгадать этого сфинкса, и не мог. И вот перед ним открылась история Сюзиного владычества.
Их социологическое бюро было основано Сюзиным бывшим мужем при университетской кафедре, где они оба преподавали социологию. Бюро началось как маленький бизнес, выполняющий социальные заказы: готовили обзоры, брались за работу от заказчиков и ведомств. Под благодатной крышей университета дело стремительно разбогатело: кафедра, как млечная корова, питала свое дитя заказами, а сотрудники кафедры радостно зарабатывали вторую зарплату в несвободное от работы время. Из теперешнего состава сотрудников никто достоверно не знал, почему Сюзи развелась, ходили темные слухи. Известно только, что бизнес этот, бюро, она получила через суд в виде отступного и стала полноправной хозяйкой. В момент ее воцарения сотрудниками в бюро оказались почти сплошь мужчины. Все шло хорошо, пока она не решила наладить лучший контакт с подчиненными - это должно работать на сплочение группы. Пошли вечеринки, пикники, даже вместе посещали Сюзину церковь. Но из пособий и методичек было известно о пользе глубокого личного контакта: за полгода Сюзи последовательно переспала с каждым из сотрудников. Бюро превратилось в муравейник или осятник с маткой во главе и каким-нибудь любимым трутнем. Выдвинутые, а затем брошенные индивидуумы начали раздражаться на свое двусмысленное положение, ссориться, сводить счеты. Со временем, мужики, повоевав, разбежались. Саша застал конец этого пиршества: концепция управления по типу матки провалилась, а Сюзи, оскорбленная мужскими склоками, примкнула к феминистическому движению; там ей объяснили, что так и должно было случиться. Теперь бюро пополнялось ее соратницами. Кроме Саши, в бюро остался один мужчина, заместитель Сюзи, немец Кох - бывший музыкант, а ныне лизоблюд, явно сексуально неинтересный начальнице; так что на заре своей карьеры Саша естественно превратился в ее любовника, ибо сексуальные потребности в ней временами давали о себе знать.
Саша признавал Сюзину своеобразную цельность, но, думая о ней, он трепетал: впервые сойдясь интимно, он не только не ощутил близость с женщиной, но, напротив, совершенно лишился и близости, и понимания ее души. Вот как однажды, после обеда, начался их роман.
Сюзи вошла к нему в кабинет с бумагами и между делом сообщила, что завтра в половине седьмого придет к нему на свидание. Саша ничего не сказал, но она и не спрашивала: разговор, собственно, шел о делах. Когда она вышла, он поймал себя на том, что сидит над принесенными бумагами, покрывая их закорючками, и те уподобились древнему манускрипту, испещренными значками плотно запечатанной тайны. Не обратив внимания на урон, нанесенный начальственным бумагам, он вперился в свои кудрявые письмена, ожидая увидеть в них разгадку Сюзиного поступка. После чего постоял у окна, что-то туманно объяснил пролетающим облакам и отправился немного погулять.
С этого дня дело пошло так, как будто Саша был женщиной, а ему назначал свидание любовник. Два раза в неделю. Когда он искал встречи, она оказывалась занята, а сама звонила, когда ей было удобно, и всегда получалось, что они встречались по ее воле. Сюзи целиком определяла их отношения. Прошел месяц - Саша думал о ней неотступно. Была ли в его чувствах любовь? - он и сам не знал. Но он ждал ее звонка, всегда недовольный, в скомканных чувствах. Кружил у телефонов, поставленных теперь во всех комнатах, поочередно прожигая их взглядом, как будто оттуда мог появиться ответ, что такое Сюзи и они вместе.
Стоило ей позвонить, у него камень спадал с души. Взволнованный, он собирался к ней, но скоро мрачнел, колебался, не желая ехать, и тут же, чувствуя, что не ехать не может, впервые в жизни впадал в состояние отчаяния и ярости одновременно. Мало того, он помнил, что он зависимый от нее сотрудник! Это было уже трудно. Но их двусмысленные отношения накалились так стремительно, что он быстро забыл хотя бы об этой проблеме.
Сюзи не старалась быть с ним чужой и холодной, а, напротив, внимательной и теплой, но это получалось у нее, как у немецких стюардесс, улыбку которых Саша запомнил на всю жизнь. Она выпивала с ним бутылку вина в интимной обстановке, звала его в постель, а после, дав время одеться, отправляла домой. Вся процедура занимала не больше часа. И не то, чтобы Сюзи была занята, обязанности звали ее куда-то бежать, чем-то руководить. Она отводила Саше два часа в неделю, а затем предлагала исчезнуть из ее жизни, ничего не объясняя и никогда не оправдываясь. Это была та совершенная форма любви между двумя свободными людьми, к которой в нешуточной борьбе, изломав друг об друга арсеналы оружия, наконец добралось современное поколение. Саша и раньше был знаком с этими исканиями - они не казались ему оскорбительными. Но от Сюзиной комфортабельной, цивилизованной любви он чувствовал поднимающийся изнутри холод, напряжение и испуг. Захватывая его, они мешались с его беспомощными попытками что-то ей доказать, все-таки что-то отстоять... Ее любовь вызывала у него содрогание. Что из того, что он оставил ее ради Кэти? Она и бровью не повела. А просто выгребала из него все самое лучшее - столько, сколько хотела, - рассматривала на ладони, а потом спокойно разжимала пальцы. Тогда он почувствовал, что она не просто его не любила, она, к тому же, что-то сделала с ним...
