Кадзии Мотодзиро - ЛИМОН
Один из молодых людей был уже порядком пьян. Не обращая внимания на лужу пива под кружкой, он поставил локти на стол и болтал без умолку. В углу комнаты стоял старый патефон, и играли заезженные пластинки для танцев, отчего в воздухе висело знойное напряжение.
— Правду сказать, как-то раз один приятель предсказал мне судьбу, говорил, что мне на роду написано: скиталец, и не будет у меня ни кола, ни двора. Он умел гадать по руке, как это делают за границей: посмотрев на мою ладонь, он обнаружил на ней крест Соломона. Это пересечение линий означает, что у меня никогда не будет ни дома, ни семьи. Я вообще не верю во всякие гадания, но, когда услышал это, у меня все внутри перевернулось. Так грустно стало.
Выражение лица захмелевшего молодого человека на какое-то мгновение стало сентиментальным. Сделав глоток пива, он продолжил.
— Когда я стою на той скале и смотрю в открытые окна, я всегда вспоминаю об этом предсказании. Лишившись всего, что связывало меня с этим миром, я в одиночестве плыву по течению, словно морская трава. Мне остается только стоять на той скале и смотреть в окна чужих людей. Такова моя судьба. Так мне думается. — Да, хочу вот что сказать. В наблюдении за чужими окнами есть нечто, для многих привлекательное. Ведь так? Любого из нас может посетить подобное желание. А вы разве никогда об этом не думали?
Второй молодой человек не выглядел пьяным. Рассказ его собеседника, казалось, не особенно занимал его, однако нельзя сказать, что он внимал ему совсем без интереса. Он молча слушал собеседника. Когда новый знакомый попытался навязать своё мнение, он немного подумал и сказал:
— Я могу припомнить лишь случай, когда у меня возникло совершенно противоположное ощущение. Не могу отрицать, что ваше ощущение мне тоже понятно. Но когда я увидел чужих людей в окне, то подумал: какая же у них несчастная судьба — жить в этом бренном мире… Так мне это представилось.
— Да, так и есть. Скорее всего, это правда. Мне приходилось испытывать то же самое.
Захмелевший молодой человек залпом осушил кружку, как будто сказанное собеседником произвело на него сильное впечатление.
— А вы, судя по всему, тоже разбираетесь в окнах. Мне-то, на самом деле, ужасно нравятся окна. Я всегда думал, как было бы здорово, если бы из моего окна всё время были видны другие окна. А если бы кто-нибудь мог видеть меня через открытое окно, было бы тоже неплохо. Только представьте, сидишь где-нибудь в ресторанчике на берегу реки, потягиваешь сакэ, а в это время с противоположного берега или с моста кто-то наблюдает за тобой, тоже пьёт. «И могу лишь думать я о грустной прелести вещей». Моё настроение можно выразить только этой строчкой стихотворения.
— Может быть, это и здорово. Однако довольно странное развлечение.
— Ха-ха. Я только что сказал, что со скалы видно моё окно. Собственно говоря, из моего окна кроме этой скалы ничего и не видно. Я часто слежу за тем, не идёт ли кто мимо. Однако если кто и бывает на этой безлюдной дорожке, я никогда не замечал, чтобы он, как и я, долгими часами наблюдал оттуда за городом. Ведь люди моего типа — абсолютные бездельники.
— Эй, девушка. Сними эту пластинку, — сказал молодой человек, обернувшись к официантке, которая во второй раз поставила «Караван» Эллингтона, — я не люблю джаз. Настолько не люблю, что терпеть больше невозможно.
Официантка молча выключила патефон. Несмотря на короткую стрижку и тонкое летнее платье от неё нисколько не веяло свежестью. Наоборот, была в ней какая-то грязная экзотичность, и даже пахло мышами. Пожалуй, это подтверждает пересуды о том, что в кафе часто наведываются падкие до экзотики иностранцы, множество которых жило поблизости.
— Эй, Юри-тян, Юри-тян. Ещё два разливного, — сказал молодой человек, рассказывавший об окнах, повернувшись к официантке, словно решил помочь своей знакомой избавиться от капризного посетителя. Вслед за тем он добавил:
— Знаете что? Я испытываю страсть к подсматриванию в окна. Об этом не принято рассказывать. Но меня так и тянет подсматривать за чужими секретами. И не только. Хотелось бы увидеть постельную сцену, ведь, в сущности, весь мой интерес сводится именно к этому. Честно признаться, пока что мне не довелось увидеть это.
— Конечно, может, это и так. Я слышал, что в электрички, проходящие высоко над землёй, часто садятся люди, охваченные подобной манией.
— Вот как? Значит, это своего рода заболевание? Любопытно! — А вам разве не приходилось испытывать такого интереса к окнам? Ни разу? — спросил он и пристально посмотрел на собеседника в ожидании ответа.
— Я полагаю, что более или менее знаком с такой манией.
На лице второго молодого человека промелькнула лёгкая тень недовольства, однако, ответив на вопрос, он вновь вернул своему лицу невозмутимость.
— Знаете, с вершины скалы я часто посматриваю на одно окошко… Но ни разу ничего подобного не видел. Часто обманывался. Вот так. Ха-ха-ха. — Я расскажу вам, как это бывает. Я внимательно, не отрывая глаз, наблюдаю за этим окном. Я долго стою и смотрю, пока не почувствую, что теряю почву под ногами. Перед глазами всё плывет, я вот-вот упаду с обрыва. Ха-ха. В такие моменты всё происходящее выглядит полусном-полуявью. А потом, так странно, мне слышатся шаги человека, идущего по тропинке вдоль обрыва. Если там действительно идёт человек, что мне с того, — говорю я себе. Однако звуки шагов приближаются, я слышу их уже за своей спиной, и вдруг всё стихает. Это напоминает безумие. Однако я не могу отделаться от ощущения, что подкравшийся ко мне человек знает мою тайну. Сейчас он схватит меня за воротник. Сбросит с обрыва. От страха перехватывает дыхание. Но я по-прежнему не отрываю взгляда от окна. В этот момент мне всё равно, что произойдёт дальше. Я прекрасно знаю, что это плод моего воображения, но в то же время меня не оставляет мысль: а что если, — с вероятностью один к ста, — это настоящий человек? Странно, не правда ли? Ха-ха-ха.
Смотря в лицо собеседнику, он говорил с нескрываемым волнением, в его взгляде была и насмешка над собой, и в то же время что-то зловещее.
— Ну что? Какова история?… Мои ощущения в этот момент куда острее, чем при наблюдении за реальной постельной сценой. Почему? Потому что я смутно предчувствую, что полутёмное окно, за которым я наблюдаю, скорее всего, не скрывает того, о чём я думаю. Но я смотрю туда, призывая всё своё воображение, и картина отчётливо предстаёт передо мной. В такие минуты моё сердце наполняется неописуемым восторгом. Вот так всё и происходит. Ну что, у вас не появилось желания пойти туда вместе со мной?
— Я подумаю; а ваша история тем времени подошла к интересной развязке, — сказал молодой человек и заказал ещё пива.
— И правда. Я подошёл к самому захватывающему. Сказать почему? Сначала меня просто заинтересовали окна. Потом я осознал свое желание взглянуть на человеческие тайны. А вслед за тем среди всех этих тайн я выбрал тайну постели. Видеть и думать, как оказалось, разные вещи. Однако возникающее возбуждение содержит и то, и другое. Да, так и есть. И это совершенно захватывающе, друг мой. Ха-ха-ха. Да здравствует мой пустой восторг. Давайте выпьем за весёлую жизнь!
Он был уже порядком пьян. Резко чокнулся кружкой со своим новым знакомым, который промолчал в ответ на провозглашенный тост, и залпом выпил.
Во время их разговора дверь в кафе открылась, и вошли двое иностранцев. Сев за соседний столик, они принялись бесцеремонно разглядывать официантку. Они ни разу не посмотрели на молодых людей, ни разу не переглянулись; непрестанно ухмыляясь, они смотрели только на женщину.
В ответ на такое внимание официантка сразу же оживилась.
— А, господин Полин, господин Шиманов, добро пожаловать.
Они стали болтать и громко смеяться, а, заговорив легко понятным для иностранцев языком, она приобрела удивительную обольстительность, которой не было прежде, когда она обсуживала молодых людей.
Молодой человек, выступавший до этого в роли слушателя, после прихода новых посетителей вернул разговор в прежнее русло.
— Я как-то читал повесть о том, как один японец отправился путешествовать по Европе.[78] Его поездка длилась довольно долго, он побывал в Англии, Франции, Германии и под конец приехал в Вену. Он остановился в одном отеле. Проснувшись посреди ночи, он никак не мог вновь заснуть. Почувствовав себя одиноким в этих чужих местах, он выглянул из окна. Под небом, усеянным прекрасными звёздами, спала Вена. Какое-то время он любовался ночным пейзажем, и вдруг в этой темноте он увидел распахнутое окно. В комнате, освещенной лампой, белело что-то, напоминающее смятую простыню, и оттуда вверх поднималась тонкая струйка дыма. Картина стала вырисовываться всё более чётко и, наконец, этот человек разглядел обнажённых мужчину и женщину, которые лежали на кровати. Именно их он принял сначала за белую простыню. От сигареты мужчины, курившего в постели, медленно поднимались кольца дыма. И о чём же думал путешественник в эту минуту? Он думал о старой Вене. О старом городе, ставшем финалом его путешествия. Именно эти мысли охватили его.
