Леонид Костюков - Великая страна
— Я хотела узнать, как вам удалось так неплохо сохраниться.
— Прекрасный вопрос! Клянусь четырьмя постоянными комиссиями при Конгрессе, великолепный вопрос! И вот тебе бледный, но честный ответ: единого рецепта не существует. Я простодушно использую достижения той эпохи и страны, где нахожусь. Например, в Индии этак… ну, все равно, сколько лет назад я сидел в позе лотоса, пока не зацвел, а в горах Кавказа предпочитал молодое вино и свежую баранину. Сегодня я отдаю предпочтение высоким технологиям. Мэгги, ты уже раскрываешь свою пасть с обложки «Космополитена», так даю тебе справку с печатью: никакой младенческой крови, никаких сердец старых дев и прочей доморощенности. К сожалению, из соображений не нравственности, а скорее диетологии.
— Я вижу, — ответила Мэгги кротко. — А не мог бы ты рассказать, чем занимаешься помимо обновления собственной шкуры.
— Ничем.
— Но… ФБР, все эти манипуляции мной…
Смит поморщился.
— Это побочные эффекты, крошка. Ты видишь, иногда, чтобы аккуратно пересадить себе свежую печень, проще всего оказаться секретным начальником средней руки. При этом ты неминуемо занимаешься еще чем-то кроме собственной печени. С другой стороны, с каждого проекта ты снимаешь сливки в собственную чашку. Ты можешь мне не поверить, но однажды для сохранения этого бросового тела мне пришлось организовать революцию. Не ту, моя сладкая, не ту; та, которую ты имеешь в виду, случилась так же естественно, как гибель «Титаника». Маленькую черножопую революцию — она быстро зажила, когда я отвалил с кассой. Часть денег пошла американскому народу, а на остаток я купил превосходного химика, который впоследствии одарил меня парой-тройкой формул, все-таки обращающих некоторые необратимые процессы в клетке. И вот ведь человеческий род! Я заплатил ему достаточно, чтобы он приобрел у меня готовый продукт собственного изобретения, а он предпочел купить лиловую тачку и разбиться в ноль на автобане в Оклахоме. В каждом из нас сидит внутренний гамлет, дорогие девочки, и смерть всегда выбирает того, кто смотрит ей в глазницы и переступает с ноги на ногу. Это как на балу: приглашает дама, приглашает кавалер, но взгляды уже сцепились до всяких формальностей. Ты готова к смерти, Мэгги?
Мэгги задумалась, не удивившись.
— Я догадываюсь, нет. Я хотела бы многих еще повидать и кое-что сделать. У меня куча незакрытых файлов. А почему ты спросил?
— Потому что ты невнимательна. Твоя красота разгорелась чересчур ярко для этого первобытного района. Любой мужчина хоть чуть-чуть моложе меня желает обладать тобой. Твоя холодность и неготовность ответить повергает их в отчаяние. Ты порываешься возразить — что ж, ты можешь ответить одному, на втором вас всех заклинит. Отчаяние… знаешь ли ты, красотка Мэгги, силу отчаяния? Дерьмовая жидкость, не находя выхода, рвет запаянный сосуд. Я показал бы тебе опыт, обладай ты временем. Допустим, трое безнадежно влюбленных дисциплинированно покончат с собой. Это их конституционное право. Но четвертый, моя милая, пальнет в тебя, и будет тоже прав, поскольку невменяем. А ты болтаешь тут на втором этаже со старой рухлядью, вместо того, чтобы делать ноги.
Глава 55. От слов к делу
Тут Смит внезапно оборвал болтовню. Наступила слегка бракованная тишина, как если бы на вселенском магнитофоне медленно вертелась пленка без записи, но со случайными шумами.
За окном бесшумно бежали тучи, подгоняемые желчной луной. Электрическая лампа, загримированная под керосиновую, стрекотала и только что не чадила. Жизнь… как бы точнее сказать… да, сама жизнь, казалось, не имела выхода из этого замкнутого пространства. Уют плавно переходил в кессонную болезнь. Вообще, отсюда можно было уйти только по винтовой лестнице, в низу которой началась невнятная возня, крики, выстрел…
— Мэгги! — крикнула Катарина. — В окно!
Мэгги в сомнении раскрыла окно и выглянула в него. Какая мелочь подчас влияет на наши решения — не будь она в этом шикарном платье, прыгнула бы не задумываясь.
Между тем, кто-то рвался вверх по лестнице, преодолевая сопротивление. Мэгги с лихорадочным любопытством ждала — кто же это будет.
— Я могу пристрелить его, — спокойно и не торопясь сказал Смит, — но лучше сразу, до выяснения.
— Не надо, — машинально отозвались Катарина и Мэгги. Если бы это был Мак Бишоп…
Мужчина, пыхтя, добрался до бара. Это был не Мак Бишоп. Я скажу вам больше: этого мужчину никто толком не знал. То есть, он родился, вырос и опустился в Новом Гренобле, у него когда-то давно мелькнула смутная жена, Катарина, поморщившись, могла бы вспомнить его имя, да и Смит… вот только Мэгги видела его впервые, а если сказать точнее, впервые отличила от фона.
— В сторону, — выдавил из себя мужчина сквозь одышку, неопределенно поводя стволом. Никто не двинулся с места. — Да что же это?! — взвизгнул мужчина по-бабьи. — В сторону, я сказал!
— Не мог бы уважаемый джентльмен, — оскорбительно хладнокровно спросил Смит, — пояснить, кому именно и в какую сторону. Это не значит, что мы заранее принимаем ваше предложение. Это значит, что мы хотим его уточнить.
— Ты самый умный? — поинтересовался гость, наводя на Смита ствол.
Тут раздался выстрел — и мужчина медленно, винтом, осел на пол. Его ладонь вопросительно раскрылась, и ствол выпал из нее.
— Не надо благодарностей, — добродушно сказал Смит. — Мне надо было, чтобы он навел свое чуть теплое оружие на меня, после чего любой суд присяжных меня оправдает. Видит Бог, мне столько раз приходилось стрелять сквозь карман, что мой портной на всякий случай наклепал их целый ящик. Вот через задний карман — Мэгги, тебе как специалисту это было бы любопытно… ну да ладно. Катарина, найдутся ли в доме врач, священник, нотариус? Мэгги, можешь спуститься, заодно разведаешь историю этого любительского десанта.
— А скажи, Смит, тебе его совсем не жалко?
— Нет. А тебе?
Мэгги ушла, не ответив.
Катарина кратко взглянула на Смита.
— Да ладно, девочка, — сказал тот, — думаешь, я все еще дуюсь на тебя за то, что ты предпочла мальчишку-сверстника старому бодряку? Да я почти забыл.
— Дело не в этом, Говард. Девочка ушла одна, а кто всерьез ее защитит, кроме тебя и меня?
— Господь.
Катарина посмотрела на Смита, словно стараясь понять, шутит он или говорит всерьез, — и тут раздался сухой выстрел снизу, потом еще и еще.
Глава 57. Больничная койка
Мэгги лежала. Жесткий крахмал царапал ей подбородок. Перед ее глазами находился потолок, мазанный светло-зеленой краской. По потолку проходила трещина, похожая на Миссури. Пахло капустой и чем-то еще — слабо, но неприятно.
Мэгги осторожно потянулась, пробуя понять, куда именно она ранена. Немедленно закопошились несколько точек; Мэгги, испугавшись, прекратила эксперимент и непонятно сколько времени приводила себя к небытию. Боль утихла. Трещина уютно расположилась на потолке. Лампа не горела, но было светло, получается, это день. Мэгги прикинула — вероятно, ее свезли в окружной госпиталь милях в тридцати от Нового Гренобля.
Ей отчего-то стала интересна судьба ее платья. Перебрав в уме несколько вариантов, Мэгги остановилась на самом лучезарном: платье в кладовке, и ей выдадут его при выписке.
Вошла сестра и сказала несколько неуловимо странных фраз. Напрягшись, Мэгги сформулировала их странность: сестра говорила по-русски.
— Можете говорить по-английски, — прохрипела Мэгги. Ей самой очень не понравился ее собственный голос. Сестра посмотрела на нее, как на идиотку, прыснула и ушла.
Мэгги тревожно вздремнула, а когда проснулась, увидела трех мужчин, обсевших ее с трех сторон. Она подумала было, что время сделало сальто назад и вернуло ей Горли Томсона с парой ассистентов, но потом узнала гостей. Это были Фил, Билл и Серый — кореша Давида Гуренко.
— Очухался, — сказал Фил по-русски. — Живучий, бл…дь, народ.
— Не говори, бл…дь, — поддакнул ему Серый.
— Здравствуйте, мальчики, — сказала Мэгги. — Рада вас видеть. Надолго в Америку? Как там Давид?
Эти вполне светские слова вызвали неопрятный смех. Фил хихикал, словно икая, на вдохе; Билл ржал, роняя куски слюны; Серый словно подтявкивал. Отсмеявшись и утерев слезы, посетители окружного госпиталя совершенно отвлеклись от Мэгги и заговорили между собой.
— Башкой треснулся?
— Не видишь, бл…дь?
— Так ровно чешет. Я тут позавчера был в одной фирме, ну, у Макса, ты помнишь Макса? так вот, у него теперь кабинет, а перед кабинетом телка с табличкой, а на табличке написано секретарь-референт, и она меня вот в этой же манере спрашивает, как доложить о вас Максиму Эдуардовичу?
— И ты что?
— Растерялся, бл…дь. Как обо мне доложить?
