Григорий Ряжский - Нет кармана у Бога
— Ладно, сын, убедил. Курнём, раз такое дело, по чуть-чуть. Только впредь давай договоримся, что все твои полёты будут контролироваться мной самым пристальным образом. Тут и там. Договорились? И в доме — ни-ни. Нику нам волновать необязательно. Она и так мечется, вижу, только понять не могу, что за дела такие.
Сын подошёл ко мне и поцеловал в щёку.
— Да, папа. Именно так и будет всё, как ты сказал. Спасибо за то, что понял меня. Я тебя не подведу, вот увидишь.
После этого мы скоренько, пока не вернулись девочки, заперев за собой дверь в гардеробную лабораторию, перешли в мой кабинет и, деля по-братски, дёрнули борзую папироску, одну на двоих, из тех, что держались на крайний быстрый случай, рядом с презервативами. И я видел, что Джазу хорошо. И мне было хорошо. Нам обоим в этот момент было хорошо и замечательно, особенно когда мы перепускали дым изо рта в рот, обретая дополнительный джамп. Потому что запас счастья небеспределен, а новый урожай лишь в начале пути.
А ещё в этот прекрасный момент оба мы, не сговариваясь, почувствовали, что становимся особенно близки, что ещё надёжней и теснее делается наша любовь и наша дружба. И что такой наш совместный и доверительный шаг просто не может стать последним.
Потом я открыл окна в кабинете, для сквозного проветривания, запер дверь на два оборота, и мы с сыном спустились вниз, разжигать семейный камин для уюта и тепла и ждать наших девочек к обеду.
Ближайшие пару лет, вплоть до самого окончания Джазом школы, мы так и продолжали существовать в безоблачном режиме: я — тут, окончательно пришвартовавшийся к ахабинской природе, они — там, в городской квартире, Джаз — там и тут, с регулярными на неделе визитами в подмосковный отцовский дом, и все вместе — здесь у меня на выходных. Разумеется, теперь наезды Джаза ко мне не были просто так — подышать травным воздухом и разрядиться на вольной натуре. Дышать мы с ним, конечно, успевали ещё и другим воздухом, заоконным, изредка прогуливаясь по посёлку, нарезая в нём короткие товарищеские круги. Но за основу всё же брали этот, наш, свой, домашний, конопляный. Потому что сделан своими руками. И потому что вдвоём веселей. А ещё из-за того, что со временем это стало напоминать ритуал.
— Па-а-ап, — кричал темнокожий отрок снизу, — я прие-е-хал! Иду к тебе-е-е!
И я уже знал, что сейчас он ворвётся в кабинет, счастливый, бодрый, с пробивающейся через синеву щёк слабой растительностью на красивом лице, со свежим и игривым румянцем от подмосковного мороза, ужасно соскучившийся по мне и по нашей маленькой тайне.
Частенько Джаз оставался ночевать и утром, пока я ещё спал, уезжал в город с первой электричкой, чтобы успеть к школе. Проснувшись, я точно знал, что нынешний день теперь полностью принадлежит мне, сегодня и завтра мальчик не объявится. И я назначал получившийся день одним из двух в моём личном еженедельном расписании. Припоминаете, о чём я?
Так вот. Начиная с какого-то времени приоритеты в этом деле сузились до размеров суток, единственных взамен бывших двух. Второй неприкасаемый день как-то неприметно и плавно переместился ближе к прочим, обычным, рабочим или курительным. Даже скорее к курительным. Потому что за пару лет, что пронеслись перед глазами со скоростью крайнего положения перемотки DVD, ничего вразумительного, чтобы оставило след в большой литературе и во мне самом, наработать не удалось. Ни большого, ни малого. Никакого. Было недосуг. Сами же понимаете, всё ж на ваших глазах, без утайки. Ну, а если сжать невесёлую эту ситуацию до размера афоризма, то получится приблизительно так — и я дарю это вам, моим бесценным читателям: «Крылья уже не чешутся, зато копыта ноют». Объясню для тех, кто не въехал.
Дымная подпитка, вырабатываемая мной из самодельной конопляной дури, неожиданным образом дала столь мощный дополнительный толчок к творчеству, что разъехались сами критерии его оценки. Мною же самим. Перестали удовлетворять сами сюжеты. То есть хочу сказать, что всё ещё продолжало устраивать соображение «как», но возникли определённые сомнения по разделу «что». «Как», если вдуматься, — вечно; само по себе ремесло, как говорится, не прокуришь и не пропьёшь. И коль скоро ты научился рассыпать буквы по бумаге, создавая удивительно стилистическую и неповторимую умственную вязь, то так и будешь весь остаток жизни рассеивать их с той же степенью умения и отдачи. А «что» — приходяще и, к сожалению, уходяще. Или переходяще. Вот и получается, что, выйдя из одной двери, не входишь в другую, следующую по коридору и направо. Куда, помнится, отправила меня Инка — на переходе метрополитена с синей линии на красную. А там заперто. Навесной замок амбарного размера. Так и стоишь в коридоре, размышляя над маршрутом. И не с кем посоветоваться, раз нет больше со мной моей Инки.
С другой стороны, если взглянуть на ситуацию трезво, ничего страшного не происходит. Особенно если принять в рассмотрение предыдущую и всеми оценённую плодовитость. Романы переиздаются и регулярно раскупаются. Бренд «Дмитрий Бург» всё ещё на плаву. Читатель дышит в спину и подвывает от счастья, что я у него есть. И я это дыхание слышу, чувствую жабрами, жаль, что не имею возможности выдохнуть дынным перегаром в читательский рот для достижения общего двуединства в наслаждении от моего труда. Несколько вычурно получилось? Зато красиво, согласитесь. Это я курнул только что, немного, всего один большой косяк, закрученный в голландской машинке, сразу после двух маленьких. Так что пока нет повода предаваться унынию — есть в запасе и другие грехи, поважнее. Одним словом, сейчас ещё курну и продолжу. Всё, готово.
Итак. Отец и приёмный сын. Он белый, чрезвычайно богатый человек, владелец красивой яхты. Мальчик его чёрный, и это не прихоть, это завещание покойной жены, которую саму воспитали цветные приёмные родители. Отец и сын — друзья. Они вместе путешествуют по океану, управляясь с яхтой самостоятельно. Им никто не нужен, они всё умеют делать сами. И у них всё есть на борту: огромный запас провизии, воды и разнообразных удовольствий. А ещё у них имеется ящик с марихуановыми сигаретами, так как оба они, отец и сын, втянулись в это удовольствие, которое, оказывается, совсем не вредит здоровью. Последние научные данные, наоборот, говорят о некоторой полезности употребления в умеренных дозах курительной смеси на основе марихуаны. И оба они с удовольствием совершают полёты над океаном, когда им этого хочется. Но в любом случае проблем с этим нет. На борту столько всего интересного, включая Интернет, видео, спутниковое телевидение, электронные книги, телефонную и радиосвязь с Большой землёй, несмотря на то что они находятся в самой отдалённой от берега точке Индийского океана.
Но надвигается шторм, и семья не успевает к нему как следует подготовиться. Яхта терпит бедствие и разбивается о скалы необитаемого островка, заброшенного в центре океана, вдали от судоходных морских путей. Всё происходит настолько стремительно, что герои не успевают подать сигнал бедствия, думая в это время лишь о сиюминутном спасении жизни. Им удаётся выбраться на берег живыми, но всё бортовое оборудование напрочь уничтожено катастрофой. Всё, кроме запаса провианта, случайно уцелевшего непромокаемого ящика с марихуановым грузом и всего прочего, необходимого для пребывания на острове в течение довольно длительного времени. Которое и начинается с обживания и осмотра этого крохотного, забытого Богом и людьми кусочка неизвестной суши. Оказывается, на острове имеется вода, произрастают в изобилии фрукты и даже водится съедобная живность. Оружие, к счастью, тоже не пострадало. Всё, в общем, ничего. Остаётся жить надеждой на спасение и ждать помощи небес. Они всё преодолеют вместе, белый отец и его чёрный сын, они друзья, они любят и уважают друг друга и готовы продолжать заботиться каждый о другом. Тем более что у них есть неизменно выручающая в трудную минуту марихуановая поддержка. Которая со временем медленно начинает убывать. Её остаётся всё меньше и меньше, как и надежд на скорое избавление от оков необитаемой земли, и потому потребность в ней, наоборот, возрастает с каждым днем всё больше и больше. Оба это понимают. Как и то, что остаток дури в нынешних обстоятельствах теперь необходимо поставить на взаимный учёт, так как это и лекарство, и способ забыться, и чрезвычайно действенный вариант ободрить себя надеждой избежать погибели.
Оба понимают, что не всё, как выяснилось в этих непростых условиях, было гладко в их отношениях прежде. Оказывается, любовь, дружба и уважение, так легко демонстрируемые в условиях роскоши и достатка, на деле оборачиваются взаимным подозрением и тайным подсчётом запасов оставшегося курева. В сигаретных марихуановых единицах. Вскоре сомнений на этот счёт не остаётся ни у одного, ни у другого. Последняя сигарета станет началом разрушения отношений между ними. И тогда сыну приходит в голову мысль. Он похищает остаток курева, уходит в глубь джунглей и потрошит его, ссыпая и просеивая начинку на ткань. Он знает, что он ищет. Семя. Ищет, чтобы найти и взрастить его на этой необитаемой земле. И он его находит. Единственное, случайно затесавшееся в марихуановую массу крошечное конопляное семечко. Спасительное. И он его выкормит и взлелеет. И оно даст потомство. И тогда они вновь подружатся с отцом, и вновь полетят над океаном. А там, глядишь, подоспеет и подмога, с воды или с воздуха. И весь этот ужас закончится. Для него и для его отца.
