Илья Стогов - mASIAfucker
Они вышли к свету и к людям… к знакомому миру… девица вдруг резко остановилась:
— Я забыла очки.
— И чего?
— Я забыла очки ТАМ. Сходи за ними.
— Плюнь на них.
— Я не могу. Это мои любимые очки. Сходи, а?
— А ты?
— Я подожду здесь.
Олег лез обратно через кусты и боялся чего-то очень плохого. Именно очень плохое с ним и произошло.
Стараясь не обращать внимания на пахнущих грязью крымчан, Олег поискал девицыны очки. В высокой траве это было бесполезно, и он развернулся, чтобы уйти…
Колхозники не дали ему уйти. Они окружили его, и крашеный парень, взяв его за рубашку, сказал, что так и думал: Олег обязательно вернется.
Еще он говорил о понаехавших в их область уродах… и что-то такое, во что невозможно было поверить… произнося слова «в рот», он задирал верхнюю губу, и Олег видел, что у парня хорошие, но немного редкие зубы.
— Убери руку.
— Да? А если не уберу?
— Я сказал: убери руку!
— А я сказал, что ты сейчас сделаешь это! Прямо сейчас!
Чувство было как в кресле у стоматолога, когда ты сидишь с распахнутым ртом и не можешь поверить, что пришел сюда сам… своими ногами… и прямо сейчас начнется самое страшное.
— Ты сумасшедший?
— Я сказал: давай!
— Нет! Да нет же!
— Ты не понял? Живо!
— Погоди… да погоди же…
— {свистящим шепотом) Что ли, ты не понял?
— Я же мужчина… так не бывает.
— Все! Больше — не мужчина!
Объясняя, чего он хочет, главный колхозник будто немного стеснялся и говорил очень тихо. Он даже ни разу не ударил Олега. Вернее, ударил, но чуть-чуть, несильно… от этого все казалось еще страшнее, чем было на самом деле.
Потом парень сорвался на крик (Ж-И-В-О!), и Олег все-таки сполз на корточки. Пальцами и коленками уперся в украинскую грязь. Он не желал открывать глаза… ему было страшно и омерзительно смотреть на мир, который вытворял с ним, Олегом, такое.
Обступившие их, спинами прикрывавшие то, что происходило, парни молчали, улыбались и не произносили ни слова.
Крашеный прервался только два раза. Один раз, чтобы прикурить папиросу. Второй — чтобы сказать Олегу, что если тот не перестанет больно делать ему зубами, то парень затолкает ему в ухо спичку и порвет Олегу барабанную перепонку…
Когда парня начали бить конвульсии, Олег отшатнулся, но тот сжимал волосы у него на затылке… сжимал все сильнее… чтобы не упасть, Олег взмахнул руками и все-таки приоткрыл веки… успел заметить молнию на ширинке парня… и его сведенные пальцы… они были мерзкие… две фаланги пухлые, как у младенца, а последняя, с грязным ногтем, — будто из другого комплекта… тонкая и длинная.
9Подруга пришла домой вечером следующего дня. Олег спал. Она легла рядом и обняла его. Он чувствовал ее руку, но не стал этого показывать.
Поезд из Крыма до Петербурга полз гораздо дольше, чем из Петербурга в Крым. Возможно, дело было в том, что денег хорошенько напиться уже не оставалось.
Москва. Площадь трех вокзалов. (Время в пути: ∞ )
В 10:24 я вышел из девятого вагона Транссибирского экспресса. В Москве было жарко. Вокруг пахло жареным. Это был запах московского лета.
Все-таки Москва — очень русский город. Для меня — чересчур русский. Все эти названия районов, заканчивающиеся на «ка»: Сретенка… Воздвиженка… будто американские инвестиционные компании: «Сретен Со», «Воздвижен Со».
Прямо на газонах лежали нищие… очень много бездомных людей. Сначала я решил, будто это брошенный на траву мусор. Окружающие относились к этим людям именно как к брошенному на траву мусору.
Бездомные женщины и мужчины плотно прижимались друг к другу, чтобы было теплее. Некоторые, лежа, читали потрепанные книжки. Один, косматый инвалид, спал в инвалидной коляске. Вокруг него были набросаны пустые бутылки от пива «Миллер». Мне вот пить такой напиток не по карману.
2Чтобы скоротать время перед вечерним поездом на Петербург, я позвонил приятелям, и дальше не обошлось без нескольких модных московских клубов.
Клубы отличались друг от друга только тем, что в некоторых приятели порывались подраться с присутствующими, а в других не рисковали. Дым. Кирпичные стены. На столах коробки из-под апельсинового сока, грязные тарелки огромных размеров.
Улыбчивые модники пили пиво. Грудастые девочки с чистыми волосами плечами прижимали к ушкам трубки мобильных телефонов. За соседним столиком красивая москвичка говорила подружке:
— Эта дура своим «Йоши Йамамото» надушилась: весь вечер мне испортила.
Парни пробовали уговорить остаться в Москве еще на день.
— Зачем тебе уезжать?
— У меня билет.
— Поменяй билеты.
— Нет. Хочу в Петербург. Там жена.
— Зачем тебе в Петербург? Поезжай лучше в Ленинград.
— Слушать Шнура?
— Да! Да!
— Терпеть не могу Шнура.
— И вообще, переезжай лучше в Москву, а?
— Что я буду делать в этом странном городе?
— А что ты у себя в городе делаешь? Романы пишешь?
— Романы я решил больше не писать. Платят плохо, и вообще… сволочной бизнес. Лучше уж вам, козлам, продаваться.
— Тогда чем ты будешь заниматься?
— Теперь я знаю, чем я буду заниматься. Теперь я отлично знаю, чем буду заниматься.
— Точно?
— Иногда я стану приезжать к вам за гонорарами. И рассказывать, чем я теперь занимаюсь.
— Кстати! Давно хотел спросить: куда ты тогда делся?
— Когда?
— Ну, мы как-то сидели… где-то месяц назад, а ты пропал.
— Я? Я не пропал. Я нашелся.
3В аэропорту Новосибирска я просидел почти двое суток. Я открывал глаза с утра, закрывал их вечером, а остальное время просто сидел и молчал. За это время разбитое лицо даже успело немного прийти в себя.
Нет денег — нет жизни. Куда я мог идти?
От нечего делать я придумывал сюжеты рассказов, за которые московские журналы заплатят мне денег, и я отсюда уеду.
Утром третьего дня я впервые поднялся с кресла и начал рыться в карманах. Мне хотелось найти мелочь, а если мелочь не найдется (я знал, что не найдется), то хотя бы сделать вид, будто я все еще жив.
В заднем кармане грязных джинсов нашелся паспорт. Когда-то он был новенький, но давно перестал быть. В переднем обнаружились носовой платок и розарий — католические четки.
Розарий натолкнул на мысль сходить в церковь. Тот день не был воскресеньем, но ведь в воскресенье я тоже не был в церкви, потому что был в краях, где церквей не построили… почему бы не сходить сегодня?
Я пошел в самую обычную православную церковь и отстоял там всю службу целиком. Разумеется, служба была непонятная. Потом она кончилась, и прихожане разошлись по домам, а я все еще стоял… смотрел, как девушка в светлом платочке ходит по церкви, задувает свечки, гасит свет.
Батюшка подошел ко мне и улыбнулся:
— Все кончилось. Иди домой.
— Мне некуда идти.
— Каждому человеку есть куда идти. Где твой дом?
— Мой дом не здесь. Очень далеко.
— Почему же ты не там? Почему не вернешься?
— Это долгая история.
— Я не тороплюсь.
— В самом начале я сделал неправильный шаг. Мне нужно было двигаться в одну сторону, а я пошел совсем в другую. Вы ведь понимаете, батюшка: чем дольше ты идешь в неверном направлении, тем сложнее потом развернуться… начать движение в противоположную сторону.
— Понимаю.
— Сперва все было неплохо. Мне казалось, что вот сейчас все станет нормально… я смогу… сам все исправлю, сделаю как раньше… но пришел момент, когда я понял, что это не в моих силах.
— И это я тоже понимаю.
— Это словно уже не зависело от меня. Я словно разрешил кому-то чужому распоряжаться маршрутом… и все стало не плохо, а очень плохо.
— Поэтому сейчас ты не знаешь, как тебе попасть домой?
— Я уже почти забыл о том, что у меня есть дом. Я перестал верить в то, что мне есть куда вернуться.
— Это неправильно.
— Я знаю.
— Ты должен подняться еще раз. И продолжать идти.
— Это сложно. У меня совсем-совсем не осталось сил.
— Понимаю. Это всегда так бывает. Но по-другому никак.
— Я не могу. Я один. Это очень трудно.
— Ты не один.
— Нет, батюшка… не один я был раньше, пока не начал двигаться в неправильном направлении. А теперь я один… и я больше не могу так.
— Я говорю тебе: ты действительно не один. И никогда не был один. Ты просто не хочешь об этом вспоминать.
— Да?
Я посмотрел на батюшку. Он был молодой, от силы на пару лет старше меня, а мне в этом году тридцать один. У него была борода… обычный православный батюшка.
— Знаешь что? Дай-ка мне посмотреть твой паспорт.
— Вы не поняли. Я ни о чем не прошу.
— Вот и зря, что не просишь. В любом случае выбираться-то тебе отсюда нужно, так?
— Так.
Мой паспорт батюшка рассматривал долго.
— Мы здесь живем бедно. Живых денег у меня, конечно, нет. Но раньше, пока я еще учился, мы с матушкой… в смысле, с моей супругой… иногда закладывали в ломбард обручальные кольца… ну и по мелочи: цепочку, сережки, кулончик у нее есть… в виде коровки.
