Евгений Алехин - Третья штанина
– Бли-и-ин, – стонал Саша С Фингалом, – мой глаз. Охренели эти менты совсем. И коленка, моя коленка! Что-то с ней не так… Что они мне повредили? Как это называется? Мениск. Может, мне надо в больницу? И глаз, черт. Мой глаз. Как у меня тут?
– Сильно. Прям гематома образовалась вокруг, – ответил кто-то.
Саша опять переключился на глаз:
– Вашу мать, ну менты. Мой глаз… Хорошо, хоть я еще им вижу. А то кто знает, что могло бы случиться. Обосраться можно, это называется правоохранительные органы.
– Подожди, – говорил Макс, – а это не я ли тебе глаз подбил? А то я помню, кого-то я так, с правой, неплохо ударил, что тот отлетел?
– Это ты меня так?
– Ну, я не знаю. Я помню, что ноги аж подлетели выше тела, скорее всего, ты это и был.
– Макс, я херею, как ты мог?
– Извини… Хотя я не знаю, нет, скорее это был не ты…
– Тогда ладно.
– …или пожалуй, что ты?
Они все пытались вспомнить: иногда приходили к выводу, что это Макс ударил Сашу, и тогда Саша С Фингалом обижался, иногда, что это менты, тогда Саша успокаивался.
– Вот у меня вечно это желание кому-нибудь пиздюлей навалять, – говорил Макс. – Выпью если, то все. Особенно мне нравится, когда бык здоровенный, бить его.
– Не знаю, – сказал Саша Без Переносицы, – у меня такого желания никогда не возникает.
Я то погружался в дрему, то очухивался. Сквозь эту дрему до меня донеслось:
– А мы все последнее время джин с водкой бухаем… Тут, позавчера блядина у меня отсасывала, а я так напился, что уснул. Проснулся в носках и презервативе…
Я опять хотел спросить, почему на нем был презерватив и какой вообще во всем смысл тогда, но опять забыл.
Потом Саше Б. П. принесли передачку: газировки, батон, колбасы. Мы все перекусили. Потом Саше С. Ф. принесли передачку: булку хлеба, лаваш и газировку. Мы все перекусили. Потом Максу принесли передачку: батон, пирожки и газировку. Так как делать больше было нечего, мы опять перекусили. Нам на шестерых выдавали две сигареты в час (один из вчерашних мужиков куда-то делся, а то бы нас было семь), а так как в моем кругу был неприятный гнилозубый тип, я почти не курил. То есть старался покурить до него либо не курил. Потом пришел дежурный и сказал:
– Титов, на выход!
Саша Без Переносицы поднялся. Его выпустили. А я так и не спросил у него насчет презерватива.
Я около часа думал, что и меня выпустят, но по истечении часа до меня дошло, что за него вкинули денег, и настроение мое еще упало.
Ночью, правда, мы неплохо разговорились с Максом, остальные спали. Было холодно, мы засовывали руки в рукава, но все равно было холодно, мы вообще их засовывали внутрь маек, кофт и прижимали к телу, но все равно было холодно. Макс был тот еще типчик, много интересного рассказывал. Рассказывал, как в армии счел себя талантливым гипнотизером. О том, как собирался стать тибетским монахом. О том, какие погромы устраивал. Как наркоманил и как в итоге пришел к спорту. Я иногда умею слушать, и люди охотно мне о себе рассказывают. Он все рассказывал и рассказывал, я захотел использовать кое-что для своей писанины. Побольше бы таких людей, которые умеют так говорить: просто и интересно. Но тут у Макса разладилось с животом.
– Дежурный! – орал он. – Я уже не могу! Мне нужно в сортир!
– Заткнись! – орал кто-то из соседней камеры.
Наши даже и не просыпались. Дежурный не откликался.
– Сколько же мы съели мучного!
– Да, – подтвердил я, – довольно неприятно.
Макс ходил кругами, держался за живот, потом не выдержал, взял пакет из-под передачки и мучительно опорожнился в него. Бедняге пришлось подтираться этикеткой от газводы. Макс завязал пакетик, ручки завязал узлом, и выкинул его через прутья в коридор.
– Это еще что, – сказал он. – В армии мне один раз пришлось на скорости из машины через форточку срать.
– Везет тебе с этим.
– Желудок.
Утром на суд нас завели в большой зал. Народу было человек двадцать. Судьей по административным делам была женщина, и еще два мужика сидели рядом. Они по ходу этой канители переговаривались и иногда хихикали. Тетка называла фамилию, человек оправдывался, и его отпускали или (как правило, народ бичевато-алкашеватого вида) заставляли прибирать территорию этого чудесного здания. Еще двум при мне дали по пять суток. Очередь дошла до меня:
– Где вы учитесь? – спросила тетка.
– В университете на филологическом факультете, первый курс.
Я делал акцент на филологическом и первом, строил из себя девочку-целочку. Что я учусь второй раз на первом курсе, говорить я, конечно, не стал.
– А где Титов? С вами должен был быть Титов.
– Его вчера вывели и так и не завели, – отвечаю.
– Так… Вы знаете, почему вас сюда привели?
– Не вполне. То есть догадываюсь, как они это оформили… А я сидел в общаге у девушек, ел, задержался немного после одиннадцати, а у нас нельзя так… я уже уходить собирался…
– А у меня тут написано совсем другое.
– Это наше чудесное Управление служб безопасности. Им же надо оправдывать свое существование как-то…
Она посмотрела на меня. Я ей надоел. Мне надоело вот так стоять и оправдываться в этом зале, как в школе на классном часе. Мы были перед ней как глупые дети.
– Ладно, можете идти, – сказала она.
– Благодарю, – сказал я.
На улице уже был морозец, минус пятнадцать где-то. Я бегом добежал до универа и направился в общагу. Кто-то со мной здоровался по дороге, но я шел быстрее, чтоб никто не подошел близко, от меня воняло. Я разбудил Дрючу, он открыл.
– О, Евген, – сказал он, – а мы ходили к тебе, и нам сказали, что ты проведешь там пять суток. Я уже хотел занимать деньги – передачки тебе носить.
– Фигня это все, – сказал я. – Как у тебя? Тебя будут дрючить за это все?
– Наверное, – сказал он. – Знаешь, как они вас впалили?.. Тут кумар шел в коридор. Дыма до хрена… А они сами бухали в двадцать третьей. И еще кто-то впалил, как ты выходил в тридцать девятую комнату… И еще, Евген, от тебя ужасно воняет.
– О, спасибо, я в курсе, – сказал я и пошел в душ. То есть сначала нашел полотенце, потом пошел. Ну, неважно.
9
Я был один в комнате, зашел Витя, поздоровался и сказал мне:
– Ты что тогда этих ублюдков привел?
– Это они меня.
– То есть?
– То есть они, по словам Андрея, увидели, как в коридор валит дым из комнаты, а еще кто-то впалил, что я был у девок. Они выцепили меня и повели к вам.
– Ну-ну. – И он сел на кровать.
Затем зашел Миша и начал что-то искать.
И Тут Вошла Маша.
Она вошла, сердце мое забилось, мне нужно было, чтобы Витя с Мишей ушли, я начал волноваться, усадил ее. Хо-хо-хо, она зашла, зашла-зашла-зашла – так что можете съесть свои трусы. Только вот у меня не было определенного плана действий. Я спросил:
– Хочешь чая?
– Давай. Только я ненадолго. У меня скоро пара.
Я побежал набирать воды в чайник, вернулся, и Витя с Мишей ушли. Да-да-да! Я уселся и неловко, сбиваясь, стал читать Маше стихи. Она сидела, даже не сняв куртку, я предложил ей снять.
– Я, наверное, уже пойду, – сказала она.
– Нет, нет, подожди.
Я стал маленьким желтеньким. Маша!!! Маша!!! Я не знаю, как себя вести. Купите мне спальный мешок, и я там спрячусь.
– Можешь проводить меня до второго корпуса, – сказала Маша. Любовь моя красивая и трагичная с элементами панического страха и свирепой страсти.
Мы вышли, я закрыл комнату, но туда шел Миша, и я отдал ему ключ. Мы дошли до второго корпуса, по дороге я пытался начать фразу, пытался сказать что-нибудь, чем выразить то, что внутри, но слов не находилось. Я неловко поцеловал Машу в щеку. Пошел обратно в общагу, но дверь в триста тридцать пятую была заперта, я пошел в четыреста двадцать шестую, но там никого не было, и я пошел в универ, чтобы вообще куда-то пойти. Я ходил в тапочках из одного корпуса в другой, непонятно, зачем ходил, несчастный, и чувствовал потерянность и недоумение. Ходить в тапочках по универу после того, как к тебе была холодна любимая женщина, после того, как она сказала «можешь меня проводить», – занятие паскудное. Сам сейчас расплачусь. Но тогда, нет, не расплакался.
10
Мы в пятницу вечером остались с Мишей вдвоем. Дрюча уехал до понедельника, и Мишина Юля уехала до понедельника, кто только не уехал до понедельника. Мише пришли на карточку деньги от родителей.
– Пойдем на ночь в компьютерный салон, – сказал он.
– А если там заняты все места?
– Не заняты.
– А если заняты все места, как я попаду обратно?
– Придумаем что-нибудь. – Он говорил таким беззаботным тоном, что я согласился пойти.
Мы сходили, все места были заняты. Мы купили пива и пришли обратно. Так как время было уже около девяти, переход из универа в общагу был закрыт. И мне нужно было пройти через охранника.
– Ну, и как я попаду обратно?
– Не знаю.
Я подумал, потом сказал:
– Иди пока, я придумал.
Он пошел, а я зашел в курилку: в курилку попадаешь, не проходя через охранника. В курилке одиноко и трагично сидела Марина, филфак, третий курс.
