Жорж Перек - Жизнь способ употребления
Для Смотфа, приносившего своему хозяину чай, который тот чаще всего забывал выпивать, яблоко, которое тот надкусывал и оставлял чернеть в корзинке, или письма, которые тот распечатывал лишь в исключительных случаях, пазлы, — разложенные на большом квадратном столе, покрытом черным сукном, — все еще были связаны с обрывками воспоминаний, запахом водорослей, шумом волн, что разбиваются о высокие молы, далекими названиями: Маджунга, Диего-Суарес, Коморы, Сейшелы, Сокотра, Моха, Ходейда…
Для Бартлбута они были всего лишь нескладными фигурками в бесконечной игре, правила которой он подзабыл, уже не понимая, против кого играет, какова ставка и в чем смысл самой игры; маленькие деревяшки, чьи капризные очертания становились причиной кошмаров, предметом бесцельного перебирания в угрюмом одиночестве, бессмысленным и безжалостным условием для вялых и беспредметных исканий. Маджунга была не городом, не гаванью, не тяжелым небом, не лентой лагуны, не горизонтом с ощетинившимися ангарами и кладбищами, а лишь набором семисот пятидесяти едва различимых вариаций серого цвета, непонятными обрывками бездонной загадки, лишь образами пустоты, которую никакая память, никакое ожидание не могли заполнить, лишь еще одной ловушкой для его иллюзий.
Через несколько недель после той встречи Гаспар Винклер умер, и Бартлбут почти совсем перестал выходить из своей квартиры. Время от времени Смотф сообщал Валену новости об абсурдном путешествии, которое англичанин с интервалом в двадцать лет продолжает в тишине своего звуконепроницаемого кабинета: «мы покинули Крит» (Смотф довольно часто отождествлял себя с Бартлбутом и говорил о себе в первом лице множественного числа, но ведь они и в самом деле совершали эти путешествия вместе!); «мы заехали на Киклады: Зафорас, Анафи, Милос, Парос, Наксос, здесь придется повозиться!»
Иногда у Валена складывалось впечатление, что время остановилось, зависло, застыло в каком-то непонятном ожидании. Сама идея картины, — которую Вален планировал написать и чьи расколотые, рассыпанные образы преследовали его ежесекундно, заполняя сны и вызывая воспоминания, — сама идея представить этот развороченный дом, обнажая трещины прошлого и развал настоящего, это беспорядочное скопление грандиозных и жалких, фривольных и трогательных историй ассоциировалась у него с гротескным мавзолеем, воздвигнутым в память о статистах, застывших в финальных позах, одинаково незначительных как в своей торжественности, так и в своей заурядности, как если бы художник хотел одновременно предупредить и задержать то медленные, то быстрые наступления смерти, которая как будто задумала этаж за этажом завоевать всех жильцов: мсье Марсия, мадам Моро, мадам де Бомон, Бартлбута, Роршаша, мадмуазель Креспи, мадам Альбен, Смотфа. И его, разумеется, и его, Валена, самого древнего обитателя дома.
А иногда его пронизывало чувство невыносимой грусти; он думал о других, обо всех тех, кто уже ушел, обо всех тех, кого поглотила жизнь или смерть: мадам Уркад — в маленьком домике под Монтаржи, Морелле — в Веррьер-лё-Бюиссон, мадам Френель с сыном — в Новой Каледонии, и Винклера, и Маргариту, и Дангларов, и Клаво, и Элен Броден с ее пугливой улыбкой, и мсье Жерома, и пожилую даму с собачкой, имя которой он забыл; имя, разумеется, пожилой дамы, так как собачку, которая, кстати, была именно сучкой, звали — это он помнил прекрасно — Додека, а поскольку сучка нередко справляла нужду на лестничной площадке, консьержка — мадам Клаво — никогда не называла ее иначе, как Додекака. Пожилая дама жила на пятом этаже слева, рядом с Грифалькони, и частенько разгуливала по лестнице в одной сорочке. Ее сын хотел стать священником. Спустя годы, уже после войны, Вален встретил его на улице де Пирамид: тот пытался продавать туристам, отправлявшимся на обзорную экскурсию по Парижу в двухэтажных автобусах, порнографические книжонки; именно он рассказал Валену запутанную историю о махинациях с золотом из СССР.
И опять у него в голове кружилась печальная вереница грузчиков и служителей похоронных бюро, агентов по недвижимости и их клиентов, сантехников, электриков, маляров, плиточников, обивщиков и обойщиков; он задумывался о спокойной жизни вещей, о ящиках с посудой, заполненных стружкой, о коробках с книгами, о слишком ярком свете голых лампочек, болтающихся на проводах, о медленной расстановке мебели и утвари, о неспешном привыкании тела к пространству, обо всех тех мелких, несущественных и не поддающихся пересказу событиях — выбрать подставку для торшера, репродукцию, безделушку, поместить между двумя дверьми высокое прямоугольное зеркало, разбить перед окном японский сад, оклеить тканью в цветочек полки в шкафу, — обо всех микроявлениях, к которым будет чаще всего и достовернее всего сводиться жизнь любой квартиры, о тех непредусмотренных или неизбежных, трагических или незначительных, мимолетных или окончательных, но всегда внезапных разломах, которые время от времени сотрясают повседневность, напрочь лишенную каких-либо историй: однажды дочка Маркизо сбежит с молодым Реолем, однажды мадам Орловска решит уехать без явной причины, без причины вообще; однажды мадам Альтамон выстрелит из револьвера в мсье Альтамона, и кровь зальет блестящую терракотовую плитку на полу в их восьмиугольной столовой; однажды полиция нагрянет арестовывать Жозефа Нието и у него в комнате, в одном из медных шаров большой кровати ампир, обнаружит знаменитый алмаз, некогда похищенный у князя Луиджи Вудзоя.
В конце концов исчезнет весь дом; умрет вся улица, а затем и весь квартал. На это потребуется время. Сначала это будет восприниматься как выдумка, как едва ли достоверный слух: кто-то услышит, как кто-то рассказывает о возможном расширении парка Монсо или о предполагаемом строительстве большой гостиницы либо магистрали, связывающей Елисейский дворец и Руасси, которая, на пути к окружной дороге, должна будет пройти через авеню де Курсель. Позднее слухи подтвердятся; станут известны названия подрядческих фирм, их конкретные цели и намерения, что будет отражено в роскошных буклетах, изданных с использованием четырехцветной печати:
«…В соответствии с седьмым планом, в рамках проекта по расширению и перестройке корпусов Центрального Почтамта XVII округа (улица де Прони), обусловленных значительным увеличением объема почтовых услуг, оказываемых населению за два последних десятилетия, представляется желательным и технически возможным осуществить полное преобразование всех близлежащих кварталов…»
Затем:
«…Результат совместных усилий государственной политики и частного предпринимательства, этот обширный многоцелевой комплекс, — призванный сохранить экологическое равновесие окружающей среды, но также имеющий все предпосылки для развития социально-культурной и бытовой сферы, необходимого для приоритетной гуманизации условий современной жизни, — внесет свой вклад в своевременное и эффективное обновление инфраструктуры города, уже давно находящейся в состоянии перенасыщенности…»
И, наконец:
«…В нескольких минутах от Этуаль-Шарль де Голль (ветка метро RER) и вокзала Сен-Лазар, в нескольких метрах от зеленого массива парка Монсо, ГОРИЗОНТ 84 предлагает на площади в три миллиона квадратных метров ТРИ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ самых прекрасных офисов в Париже: трехслойный палас, плавающие панели, обеспечивающие термическую и фоническую изоляцию, antiskating, съемные перегородки, телекс, сеть внутреннего телевидения, терминалы для компьютеров, конференц-залы с кабинами для синхронного перевода, корпоративные рестораны, кафе, бассейн, club-house… ГОРИЗОНТ84 — это еще и СЕМЬСОТ квартир, от однокомнатной студии до пятикомнатных апартаментов, оснащенных полностью — от электронной охраны и наблюдения до программируемой кухни, это еще ДВАДЦАТЬ ДВЕ представительские квартиры, — триста квадратных метров гостиных и террас, а еще коммерческий центр, объединяющий СОРОК СЕМЬ магазинов и офисов, и, наконец, ДВЕНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ парковочных мест на подземной стоянке, ТЫСЯЧА СТО СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ квадратных метров зеленых насаждений, ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ установленных телефонных линий, антенна AM-FM, ДВЕНАДЦАТЬ теннисных кортов, СЕМЬ кинотеатров и самый современный гостиничный комплекс в Европе! ГОРИЗОНТ 84, 84 ГОДА УСПЕШНОЙ ПРАКТИКИ НА СЛУЖБЕ НЕДВИЖИМОСТИ БУДУЩЕГО!»
Но перед тем как из земли вырастут эти коробки из бетона, стали и стекла, будут вестись долгие прения о продажах и перекупках, выплатах, обменах, переездах, выселениях. Один за другим будут закрываться магазины, одно за другим будут заколачиваться окна освобождаемых квартир, а полы — разбираться в пику сквотерам и клошарам. Вся улица превратится в череду слепых фасадов, — с окнами, что глаза без мысли, — и заборов, заляпанных изорванными афишами и ностальгическими граффити.
